И ещё словно бы чья-то ладонь коснулась плеча. Исами обернулась стремительно, но увидела только темноту, царившую под густой кроной дуба. Однако ощущение, что она не одна, осталось.
Могилу начали закапывать. Комья земли, ссыпаясь с лопат, глухо били о тела на дне. Работающие сменялись так же, остальные держали свечи в полном молчании. Призраки тоже застыли в неподвижности.
Наконец, последняя двойка разровняла землю, Фил воткнул лопату рядом с собой и забрал у Джека свою свечку.
– А мы, – снова заговорил Билл, заставив всех умолкнуть, – должны сделать всё, чтобы выбраться. Забудем все распри, простим друг другу бывшую вражду. Если сделаем это, сможем продержаться.
Он помолчал, затем дал команду расходиться. Аластриона рядом загасила пальцами призрачную свечу и исчезла. Остальные призраки сделали так же, и вот уже на поляне только медленно расходящиеся живые. Обитатели потянулись в дом, некоторые переговаривались негромко, Джейн на ходу обнимала за плечи плачущую Оливию. Гасли один за другим огоньки, погружая двор во мрак.
К Исами подошли братья Файрвуды. Джек свою свечу не потушил – как и она.
– Идёшь? – слегка махнул свечкой к входу. – А то дежурные не будут дверь подпирать полчаса.
– Джеймс… Джек… – Исами неотрывно смотрела на пересохший фонтан. – Перо жив. Он где-то здесь, рядом с нами. Через тонкую границу, прямо здесь…
Сердце заколотилось чаще.
Она сорвалась с места, вытянула руку вперёд… ощущение, на котором сомкнулись её пальцы, мимолётно коснулось её ладони, протянулось к крыльцу и растаяло.
– Ушло…
Она перестала тянуться. Забытая свеча от её порыва беспомощно замерцала и погасла.
Джек поморщился.
– Ну… метафизика… Пойдём, – и осторожно взял её под локоть. Исами не стала сопротивляться. Джим шёл по другую руку и молчал. Погашенная свеча покоилась в его опущенной руке.
====== Последнее солнце (19 – 20 мая) ======
Кажется, Арсений слегка удивился. Только Райан, залипнувший в очередной толстенный неопределённого срока древности фолиант, глянул на него поверх страниц, цыкнул зло, и вернулся к своему занятию.
– Перенестись в прошлое может только твоё тело плюс небольшое пространство вокруг него, – Джим объяснял глазеющему то на него, то на кучу притащенного тряпья и скотч. – Райан что-то говорил про… ауру, Райан?
– Уплотнение энергетического пространства вокруг тела, – неохотно пояснил тот. – Что, запомнить никак?
– Не моя стезя. В общем… – Джим сел на раскладушку. Подтащил к себе тряпьё. – Будем нашивать карманы внутрь твоей одежды. Кое-что примотаем скотчем.
Арсений поднялся с раскладушки. Вид у него был недоверчивый.
– И сколько, позволь спросить, мне ходить в скотче?! – поинтересовался, с подозрением глядя на Джима.
– Тупой вопрос номер пять, – сквозь зубы пробормотал Райан, не отрываясь от фолианта.
– Ты ещё на четвёртый не ответил, – огрызнулся Перо, с сомнением потянул из кучи тряпья один тканевый кусок. – Джим, ты иголки-то с нитками взял?
– Я взял. – Красноречивое похлопывание по сумке. – Арсений, я… не знаю. Ты мне таких конкретных дат не называл. Намотаем сегодня к вечеру, думаю, там – как утащит…
На самом деле Арсений говорил, вернувшись в особняк. Просил, умолял запомнить дату и время и обмотать его именно тогда и не раньше. Но со всем ужасом эти цифры из головы вылетели.
Тряпки Джим за бесценок скупил в ближайшем тканевом – бесполезные обрезки, которые и на лоскутное одеяло не всегда сгодятся. Каких только не было – от дорогих до дешёвых, от кислотных до аристократически-спокойных.
Негромко вздохнув, Джим подтянул к себе один из обрезков, что поудобнее.
– Ненавижу шить, – признался тоскливо. – Снимай куртку, накинь плед.
Они шили до самого вечера. Когда в крошечной комнатке сгустились сумерки, Арсений увильнул от осточертевшего шитья под предлогом того, что стало холодно. Сходил за дровами, растопил печь и стал варить некое подобие супа из картошки, лука и банки сосисок, консервированных в томате.
Джим упорно дошивал …дцатый карман.
– Иди сюда, – он весомо ткнул иголку в катушку ниток.
– Что, уже? – заныл Арсений, как раз облизывавший ложку, которой до этого помешивал варево.
– Неизвестно, в какой момент вас перебросит. Иди сюда.
На него напялили футболку с карманами. В каждый карман Джим заталкивал тщательно упакованный свёрточек с тем или иным лекарством.
– Мать вашу в блядское коромысло… – по-русски ругался Арсений, стоя посреди комнаты с раскинутыми в стороны руками. Вся процедура проходила под взглядом Райана. Когда футболка и лежащая на кровати куртка оказались заполнены медикаментами и бинтами, Джим набил карманы на его джинсах, после чего достал мотушку скотча.
– Нет, – Арсений посмотрел на него с ужасом. Скрежещущий звук отлипающей от основной катушки липкой полосы заставил его передёрнуться. – Джим, ты совсем садист?! От него же всё чесаться будет!
– А кто сказал, интересно, что я буду наматывать его непосредственно на тебя? – Джим слегка приподнял брови. – Сверху на футболку. Ну, может, ещё на руки.
Позади со своей лежанки негромко фыркнул Форс. Арсений смирился с неизбежным.
– Кстати, – начал под душераздирающий скрипо-скрежет отдираемой прозрачной ленты, – а почему так же не обмотать Райана? Шесть с половиной футов, такой простор для творчества, мотай скотч во всех направлениях! А? – последнее – с надеждой.
Судя по взгляду, брошенному из-за фолианта, Райан юмора не оценил.
– Ну… – Джим коротко ткнулся носом в его скулу, – если ты его подержишь. Я скотч на бегу наматывать не умею.
– Райан, можно, я тебя подержу? – Арсений, щурясь, как довольный китаец, попытался забрать у Файрвуда ленту. – А то Джим скотч наматывать стеснятся.
– Нет, – злобное с лежанки. – Перо, это что, в копилку тупых вопросов?
– А почему это камерой хранения… – Джим перекинул катушку скотча через плечо, и Арсений на секунду заткнулся, – тьфу… для межвременных перемещений должен работать только я?!
Обвиняющий тычок пальцем в сторону растянувшегося хвостатого прошёл незамеченным.
– Я гуманитарной помощью не нанимался, – фыркнув, пошуршав, Райан поднялся со своего места. – Это тебе отказаться совесть не позволяет.
– Ну ничего… – Арсений угрожающе воззрился на него. – Я тебе ещё припомню. И это, суп там помешай. Выкипит нафиг.
Джим домотал его под уютное бульканье кастрюли. Арсений со вздохом сел на раскладушку (предварительно пощупав карманы на заднице, а то вдруг Джим и туда чего-нибудь напихал). Натолканные в одежду коробочки-баночки-свёрточки радостно захрустели на все лады.
Полвечера Перо бесил его шуршанием, щёлканьем и шелестом, издаваемым при любом его движении. Сам Арсений ржал при этом как молодая здоровая лошадь и ещё нарочно начинал шуршать сильнее.
Стихло это только ночью. Они где-то отыскали вторую раскладушку в недрах особняка, чтоб устроить на ней Файрвуда. Арсений на своей хихикал и шуршал ещё где-то с час, после чего угли в печурке погасли, и установилась благостная тишина.
В густом мраке Райан закрыл глаза и почти задремал, когда рядом раздалось душераздирающее скрежетание отдираемого скотча.
– Поймал!!! – радостно взвыл Перо под ухом. Надо отдать должное – партизанская часть операции прошла на ура, то есть, подкрался он, при всей своей шуршащей обузе, абсолютно тихо. Но факта это не отменяло. Не давая ему опомниться, Райан сел и ухватил его за шкирку – воротник куртки.
– Поднимайся. Живо.
На ноги Перо поднялся, захрустев на всю комнату упаковками, но тут же начал завывать:
– Не губи жизнь молодую, я тебя в два раза младше! Я тебя... – уже подпинываемый к выходу.
– На двадцать три года.
– Вот! Это больше, чем мне самому есть!
Райан выпихал его за дверь.
– Сходи, голову под дождик высунь. Полегчает.
Перо послушно потопал по коридору. Уже вдали послышались его новые завывания:
– Убивают!.. насилуют! Люди добрые! Скотч отобрали-и-и!..