Почему не спросил Арсеня?

Руки ощущают холод стекла – горелка. Спиртовая.

Узнал же он об Элис

Почему не спросил

Расслабился

Горелку – в специальную коробку, не дай бог, стащит кто, разольёт, разобьёт. Джим и эту-то получил не в первую неделю пребывания здесь.

Узнал об Элис

Важно

Билл не знает

Откуда Арсень

Сам Джим догадался достаточно давно. Сыграли свою роль и слова Ланса о бреде Алисы, и самостоятельно услышанные отрывки. Алиса говорила с Элис, смотрела невидящими глазами – лишь слегка открытыми – в темноту за спиной дока.

– Элис, нет! – отчаянный вопль женщины. Тонкие пальцы сжимают одеяло, вот-вот порвут, с неизвестно откуда взявшейся силой. – Элис!!!

Алиса сжимает зубы, верхняя губа дёргается в страдальческой гримасе. Голова – на лбу капельки пота – болтается из стороны в сторону, как у безвольной куклы.

Джим только смотрит, чтоб в припадке Грин не навредила ноге.

– Эли-и-ис… – почти со слезами. – Огонь… Элис, нет… не надо огонь… не надо кровь…

Обсудить бы это с подпольщиком сразу – но тот унёсся на дежурство, а Джим не захотел его останавливать. Да и мысль выспросить, откуда он узнал, пришла с запозданием.

Да, нашатырный спирт явно мог подождать.

В это время Арсень должен был дежурить на кухне. Но Джим застал там только несколько обедающих – из рано освободившихся – и радостно налегающего на утренний омлет брата.

Дженни сказала, Арсень ушёл.

Брат проворчал, что, скорее всего, к себе ушёл, рисовать. Посоветовал Джиму, если тот пойдёт к белобрысому «сильно ни на что… не того, потому как… скоро я. Вот».

Но, вопреки прогнозам младшего, Арсень не рисовал – развалился на кровати, вперил хитрющий – или какой у него там – взгляд – в потолок. Неподвижный, только пальцами шевелит в непонятном ритме.

– День добрый, – Джим плотно прикрыл дверь. – Хочу поговорить.

– А… – Арсений только на секунду перевёл на него взгляд, после чего снова уставился в потолок. Но рукой рядом с собой похлопал. – Да вроде здоровались утром.

– Ну, утром да, днём – нет ещё. – Джим сел рядом. Сейчас было нужно сосредоточиться на деле. Не думать о том, что из-за состояния Арсеня, не полностью стабилизировавшегося после визита в Сид, проводов у них уже две недели не было. И тело, ощутившее запах подпольщика, начало испытывать вполне определённые чувства.

– Я вас, – Арсень пошевелился, закладывая руки за голову, – внимательно.

И уставился вместо потолка на картину с изображением особняка. К слову, мыши по ней в последние несколько дней бегать перестали.

– Это касается Элис.

Страшно хотелось скинуть обувь, залезть на кровать с ногами. Но подобное поведение вряд ли бы поспособствовало самоконтролю

После секундной паузы Джим продолжил:

– Откуда ты узнал? О диссоциации Алисы?

Арсень, чуть нахмурившись, сел. Уставился прямо.

– Диссоциации? Вот я щас не ослышался, – и зачем-то, пошуршав скинутой к спинке кровати подушкой, отсел подальше.

– Арсень, расскажи, как узнал об Элис, – Джим упрямо гнул своё. Вот этому подпольщику только волю дай – горазд языком трепать.

Арсень вытащил из-под спины подушку, обхватил её, скрестив поверх руки, и с прищуром уставился из-за новоявленной баррикады на Файрвуда.

– Всё расскажу. Хочешь забраться на кровать – забирайся, я уже отсел.

Джим против воли улыбнулся. Лукаво глянул на зыркающего из-за подушки возлюбленного.

– Благодарю. Пребывание с тобой на одной, отягощённой одеялами поверхности, вредно для моего самообладания.

– Изверг ты, – спокойно констатировал подпольщик. – Хотя, пожалуй, с мазохистскими наклонностями. В общем, слушай. Дело было в ту самую ночь с празднованием, после операции Джека. Во время оргии. В общем, мы ещё когда с Алисой танцевали в библиотеке, я краем сознания как-то недопонял. Алиса, она… – Арсень невнятно помахал рукой, – она холодная. Вся по себе. Я с ней и до этого раз трахался, не рассказывал тебе, нет? Ну, короче, было дело. Так вот, это всё равно что… ну не знаю, пойти там скамейку оприходовать. Ни удовольствия, ни… – Поймав взгляд Джима, подпольщик не стал досказывать. – А тут, после танца, знаешь… Никакого холода в помине не было. Бешеная, иначе не скажешь… – Арсень снова с прищуром смотрел в стенку и задумчиво ухмылялся, водя пальцем по подушке. – В пятёрку лучших не внесу, конечно, но в десятку однозначно… Крышу несло знатно. И вот где-то там, заходе так на третьем, она попросила называть её Элис. В довольно ультимативной форме, надо признать. Ну мне-то чего, Элис так Элис, разницы…

– Оригинальный способ, – Джим покивал, вроде бы серьёзно, но глазами не улыбаться не мог. Прав был брат, говоря, что Арсень, если припечёт, табуретку оприходует. Алису ж оприходовал. А раз она вроде как скамейка, то всё почти сходится.

Только не думать не думать о голом возбуждённом Арсене

О члене его не думать о заднице

О руках

Пришлось слегка прокашляться.

– И, получается, ты интерпретировал эту информацию только сегодня?

– Да я об этом и не думал, – задумчиво отозвался Арсень. – Воспринял где-то на уровне… подсознания, что ли. И никак не анализировал. Хотя, наверно, прав ты, я их и воспринимал с той ночи как двух разных людей. Но надо ещё помнить, что тогда Алиса… Элис… была пьяная.

– Да, понял… я тоже думал о той ночи, вечере, вернее. Танец ваш, – пояснил на всякий случай. – Она на себя была не похожа. И, когда ногу ей поранили, она упоминала Элис в бреду.

А о том, что поговорить со мной хотела, говорить?

Нет, наверное.

Это уже тайна пациента.

– Да уж… – Арсень, всё так же задумчиво, не замечая своих действий, слегка поглаживал пальцами подушку, очень медленно, – как-то многовато психов с раздвоением на один несчастный особняк. Лайза говорила, таких случаев самих по себе единицы. А у нас уже двое, и Алиса, получается, тоже знает о своей «второй половине», раз упоминала её имя… Значит, та же история, что у Джона с Кукловодом. Тот же случай. А это, Джим, уже конкретная ерунда получается.

Пожать плечами, провожая глазами каждый жест крепких, сильных пальцев подпольщика.

Ерунда – не ерунда.

Факт.

– Не ерунда, факт, – Джим дублирует свои мысли. – Что с ним поделаешь? Хотя и необычно, я согласен. Но, знаешь, ситуация у нас и так необычнее некуда. Особняк маньяка.

– Тогда, – Арсень переводит на него странно тёмный и какой-то даже холодный взгляд – по нему понятно, что подпольщик не здесь, – убивать могла она, вторая. Алиса, получается, ни при чём. Ты же видел Элис? Сам, собственными газами? Такая женщина убить может. Алиса – разве что случайно и с перепугу.

– Согласен, если убийства и имели место, то да. Элис. Элис… – Джим прикрыл глаза, слегка запрокинул голову, раздумывая. – Элис… Знать бы, Арсень, хоть немного побольше об Алисе-Элис. Где жила, что делала…

– Я вряд ли подберусь теперь, я же враг номер один. Вот раньше – может.

Внезапно, без всякого предупреждения, подушка была кинута на край кровати, рядом.

– Но Билл же не сомневается, что Эксетерская пневмония – её рук дело? Ты говорил, что она тоже по медицинской части. А если так…

Арсень слез с кровати, походил по комнате, остановился у стены, где картина, и поинтересовался негромко:

– А почему ты не сказал, что у тебя ещё до патрулей комнату обнесли?

– Не сразу заметил. – Джим наблюдает за ним из-под полуопущенных век. – Мне в те дни, сам понимаешь, не до разбора бумаг было. А они у меня все в тумбочке – не залезешь, не поймёшь. Меня очень аккуратно обнесли. А потом… поздно уже было.

– Ладно… проехали.

Арсень подошёл и сел рядом, сцепив в замок пальцы.

– И что в итоге… Если сейчас за камерами у нас Кукловод, ему всё равно. Джона там быть не может, иначе от Алисы уже мокрого места бы не осталось. Это мы тут играем во главе с Биллом в справедливый сыск, ему было бы всё равно. А это я к тому, что когда Джон вернётся, Алису не спасёт ничто.