Джек за кроватью притих. Потом отложил пилу и забрался на кровать, устроившись так, чтобы не толкать Тэн. Японка тихонько вздохнула во сне.
– В общем, вот так, – хрипло подытожил Арсений, уставившись в потолок. Правда, не выдерживает, косится на Джима.
– Значит, одни мы остались… – Файрвуд поднимает голову. Смотрит на Арсеня, кажется, грустно. – И что, есть у нас шансы?
– Да чёрт пойми. Там… Проклятие. Девы, которая на кухне… Она прокляла весь род, там, походу, страшно всё… Может, и я попал сюда из своего будущего из-за этой дряни… Я не удивлюсь, во всяком случае. – Он повозился, устроился так, чтобы лучше видеть Джима. – Курить, блин, охота…
Джек позади слезает с кровати обратно на пол. Молча берётся за пилу. И опять железные зубья вгрызаются в старые доски. Арсений слышит сопротивляющийся скрип древесины. Пилить точно тяжело, но крыс виду не подаст.
Джим переводит тёмный, тяжёлый взгляд на брата, и перебирается на кровать, к Арсению. Берёт его руку в свои, тёплые.
– Боюсь даже представить, каково сейчас Джону, – говорит, наконец.
– Это… – Арсений в ответ слегка пожимает его пальцы. Насколько позволяют бинты. – Есть чем меня на ноги побыстрей поставить?
– Я и так ставлю, – Джим кивает на капельницы, тянущие свои щупальца к его и Тэн рукам. – Это до завтра, потом овсянка… а там и питаться нормально сможете. Плюс витамины есть.
– Хорошо, – Арсений тоже проследил взглядом тонкий прозрачный шланг, тянущийся от сгиба его локтя. – А то портрет простаивает.
Джим немного склоняется, прижимает их сплетённые пальцами руки к своему лбу. Молчит.
– Поставлю тебя так быстро, как смогу, – говорит негромко спустя секунд пятнадцать.
Алиса возвращалась к себе в комнату после очередного собрания. Воодушевления не чувствовалось. Она говорила этим недоумкам об Учителе, смотрела в их пустые глаза, и понимала – не слышат. Накатывало осознание – никогда, никогда они её и не слышали. Их не волновал Учитель, не волновали его уроки. Им нужно было только одно – гарантия безопасности. Вроде как – если быть за Кукловода, то Кукловод не тронет. Файрвуд-старший, какие бы идеи ни преследовал, никогда не искал у Учителя защиты ни для себя, ни для кого ещё. Честно работал в рамках своего понимания фракционного курса, честно выполнял долг главы и долг врача.
Нынче вороны обратились в кучку перепуганных воробушков. Алиса уже начинала сомневаться – достойны ли они того, чтобы учиться.
Алисе было противно. Она уже не могла благосклонно принимать ухаживания безмозглого Харриса, не могла беседовать с последовательницами насчёт крыс. Всё это было глупо, затёрто, и крутилось вокруг раздутого самомнения «Учеников Кукловода».
Кукловод не делал нас мессиями, – злобно думала Грин, шагая по коридору. – С чего они взяли? Мы лучше крыс, но лучше только тем, что мы – умнее. Мы – прилежные ученики Учителя. Мы, чёрт возьми, не можем опускаться до того, что…
Она не додумала. Толкнула дверь своей комнаты и зрелище, открывшееся ей, выбило её из колеи.
В помещении – темнота. А на тумбочке, на рабочем столе, расставлены свечи. Немного, только чтобы разогнать общий полумрак. Это было красиво, необычно, и… волнующе. Элис встрепенулась – её никогда не оставлял равнодушным огонь, даже в самых банальных случаях. Даже заходя вечером в гостиную, видя зажжённый камин, Алиса чувствовала характерные вздрагивания внутри.
А сама Алиса была по-женски растревожена зрелищем, и даже слегка раздосадована от этого. Не хотелось выглядеть банальной романтической барышней.
На кровати сидел Мэтт. Держал в руках стаканы, наполненные чем-то тёмным, неловко улыбался ей.
Стараясь не выдать своего состояния, Алиса зашла. Прикрыла дверь.
Ей никогда не устраивали подобного. За всю её долгую, вполне насыщенную жизнь. Самое романтичное, что у неё бывало – просидеть вместе до глубокой ночи у костра. И то случайно вышло.
– И по какому случаю? – осведомилась, может, чуть холоднее, чем следовало.
Стабле обиженно скривился.
– Ну как же, ты чего, а? – Он протянул ей кружку. – Я старался, понимаешь, вино вытащил… Думаю, отпраздную с моей милой Элис то, что Учитель позволил мне остаться. Я ещё цветок хотел…
Алиса приняла прохладную кружку из его пальцев. Поболтала жидкостью. Отблески свечей внутри растревожили Элис ещё сильнее – багровые переливы пламени в рубиновой жидкости.
Нутро маньячки Элис сладострастно задрожало, хотя ситуация всё ещё вызывала у неё опасливое и брезгливое недоумение. Мэтт ей слишком не нравился. Так же ей не нравилось, что тот позволяет себе произносить её имя.
– Ну это уже излишне… – переливы приковывали взгляд. – Хотя ситуация и правда стоит того, чтоб её отметить. Мэтт, у меня во фракции сплошная шваль…
Все вышло лучше, чем рассчитывалось. Алиса вполне себе повелась на свечки и вино. Сначала пили в её комнате, потом – ненавязчивое предложение перебраться в зимний сад. Там точно никто не потревожит.
Мэтт первым поднялся с кровати и подал Алисе руку. Так и довёл её до зимнего сада, ну там ещё и идти недалеко. С собой прихватили по свечке, а запас из трёх бутылок у него был припрятан за кадками с растениями. Глушилка тоже ждала своего часа: если Алиса разоткровенничается, Форсу и Фоллу слышать совсем необязательно.
Сидели на полу, под его любимым цветком. На спальнике, чтоб теплее было. Мэтт и сам бы не сказал, что ему так в этой садушке нравится. Разве что листья занятные, резные. Он опирался спиной на тяжёлый горшок, Алиса привалилась к нему, голову к плечу прижала. В руке – стакан с вином. Он не забывает, подливает вовремя. Понемногу, полегоньку, незаметно…
Его стакан давно стоит на полу у скинутых ботинок. В опустошённой наполовину таре плещется свечной огонёк.
– Да, я любила танцевать с лентами… – посусонно вздыхает Алиса, возя головой по его плечу. Она уже точно пьяная. Ей жарко, жар ощущается сквозь плотную ткань платья. Рука своя на её талии аж горит. Глаза у Грин прикрыты, пальцы расслаблены. Стакан бы не выронила. – А ещё…
– Помню, помню, – заверяет Мэтт в полголоса. За дверью чьи-то шаги, но нет, мимо. Пронесло. – А уж как веера тебе шли... И факелы. Кто-то тебя там огненным демоном прозвал, уж не Сэм ли? Точно не помню уж, но могла, чертовка… Дело ещё в Плимуте было, мы там на три недели застряли, помнишь?
– Огненный демон… Ох, Мэтт, ну… ну не серьёзно же она? Я… я не могла, понимаешь? Это всё она…
В голове путается, шумит, и голос Мэтта – как через туман. Бросает фразы, вроде, безобидные, а слова жалят в самое нутро.
Плимут, да… Самое начало. Первые вспышки ярости. Днём Алиса тренировалась с алыми лентами, а вечером Элис выплясывала с огненными веерами. Тогда у них было потрясающее взаимопонимание, Алиса даже ошибочно считала её своей гранью.
После… Огонь и кровь, кровь и огонь. Полыхающие дома, собственные окровавленные руки. Ужас, смешанный с бесконечным упоением жизнью, силой и властью.
Вспоминать это страшно. Алиса прижимается к Мэтту, старается выкинуть из головы чёрно-красные картины. Это на уровне рефлексов – не вспоминать прошлое, не будить Элис.
– Да, веера, – повторяет сбивчиво. – А… помнишь клоуна? Клоун… наш… он не любил клоунов…
– Нам там хорошо жилось, – Мэтт слегка прижимает её к себе. – И мне бы хорошо, если б не смерти эти… Ну прицепились же копы, чтоб их, ведь за нами как ищейки чёртовы шли! А ко мне так и вовсе. Если б не это, я и дальше бы с вами остался… А так вот в Саутгемптоне сойти пришлось…
Стабле тихо вздохнул и плеснул ещё вина. Немного, на глоток.
Нельзя… убийства…
Нельзя…
Алиса торопливо отхлёбывает из стакана.
– Убийства эти… – повторяет глухо, – убийства… По пути из Плимута, потом … я же сиделкой в Эксетере работала… там шестеро. Ты… был в Эксетере, Мэтт? Такой небольшой город… больниц мало… А эти женщины…
Ещё один торопливый глоток. Мэтт – друг, и если кому-то можно рассказывать, то ему.
Сладкая, отдающая алкоголем жидкость, медленно стекает по пищеводу, распространяя тепло.
