– Обещание не трогать Обезьяну давал только ты, – сказала так тихо, что Перо скорей прочитал сказанное по её губам, чем услышал.
Райан тихо зашипел.
– Скажи спасибо, что я отключил прослушку чердака, – процедил сквозь зубы. – Ладно, собрание окончено.
Исами поднялась с ящика, по-прежнему не сводя взгляда с хвостатого.
– Что ты собираешься делать?
– Следить, – Форс ткнул пальцем в крайний справа монитор. На экране Алиса нависла над Мэттом, перерезая ножницами связывающий Обезьяну трос. Трос поддавался плохо, что радовало.
Арсений тоже встал с ящика, размышляя, откуда у Джима-подпольщика такие волшебные навыки связывания людей. Потом покосился на хвостатого.
– Если чего надо будет, Перо на связи.
– Арсень, – произнёс Райан насмешливо, обернувшись к нему, – давно спросить хотел: ты в кого такой добрый, а? Головой в детстве об пол случайно не роняли?
– Роняли! А как ты догадался? – Арсений скорчил рожу, махнул ему рукой и пошёл на выход.
Исами тенью скользнула следом – по крайней мере, её и так лёгких шагов было почти не слышно.
– Нам теперь опасно отлучаться в Сид надолго, – заговорила уже в коридоре второго этажа, когда они миновали группу толкущихся у спальни людей. Фракционники опять чего-то не поделили, и теперь громко выясняли отношения, «тыкая» друг в друга былыми и не очень прегрешениями.
Арсений на ходу обернулся через плечо.
– Особенно если учесть, что попасть туда мы так и не можем.
– Когда-нибудь точно сможем. Или придётся по очереди, или… – Тэн остановилась у перил лестницы. Тёмный взгляд был направлен вниз, в прихожую. – Есть один способ, но это сложно.
– Да ладно, справимся, – Перо, пристроившись рядом, только спиной к перилам и облокотившись на них, тоскливо глянул на стык потолка и стенки. По штукатурке ползла длинная трещина.
– Тогда попробуем завтра вечером, в детской. После ужина. Принеси несколько диванных подушек, пожалуйста.
Она привычным жестом слегка коснулась его руки и ушла.
Подушки? Мы чего, будем боевые приёмы на них отрабатывать?
Или порвём, обваляемся в перьях и пойдём пугать Леонарда
А ещё можно неожиданно подбегать и напяливать на головы случайных прохожих наволочки…
Арсений откинулся на перила, прогнувшись в пояснице. Над ним оказался серый потолок с нитями грязной паутины по углам.
Или кидаться в Мэтта из-за дверей?
Перо выпрямился и сильным прыжком оказался на самих перилах. Покачнулся, на секунду в глаза мелькнул далёкий и серый в слабом освещении пол прихожей, но отработанное чувство равновесия уже взяло ситуацию под свой контроль. Он выпрямился в полный рост, слегка разведя руки.
А вот если упасть
Это только чуть изменить угол положения тела
Всё остальное сила тяжести доделает
Ну да
Он прикрыл веки, стараясь смотреть только на далёкий серый пол.
Постояв так с минуту, спрыгнул обратно на площадку и со вздохом направился к дверям спальни – хоть узнать, чего люди так расшумелись на ночь глядя.
Запасы лекарств заканчивались, что крайне беспокоило Джима. Он даже начал подумывать о том, чтобы сократить ежевечернее чтение в библиотеке и заменить его работой в лаборатории. Снова химия, логичные и понятные взаимодействия веществ, научный поиск. Всё лучше, чем прорабатывать неизвестно в какой раз затёртые старые материалы по медицине и психологии. Но пока что это оставалось на уровне предполагаемого, Джим всё также, закончив приём, отправлялся сюда и пытался вырыть в книгах хоть что-то новое.
Сейчас он сидел, откинувшись, в кресле. Глаза закрыты, а в темноте под веками роятся буквы, фразы, и последняя из запомненных: «Признание проблемы – половина успеха в её разрешении». Она крутилась, скручивалась в узел, и отдавалась в ушах каким-то неясным шумом.
Или это просто в ушах шумело…
В левой стороне груди ныло. Сдавливало слегка, будто грудь обручем обхватило. Очень плохие симптомы. Но Джим надеялся, что обливания и пробежки сделают своё дело, и дальше этого не пойдёт.
Признание проблемы…
Потрескивание камина приятно расслабляет. За закрытыми веками видно только пляшущие пятна, да кожей чувствуется тепло от огня.
Сейчас задремать бы…
И приснится мне дедушка Фрейд.
С бананом.
Руки лежат на подлокотниках – подушечки пальцев ощущают истёртую шершавость ткани, основания ладони самым тылом своим чувствуют прохладную и скользкую поверхность дерева. Джим слегка поглаживает ткань, подушечками, чтобы просто раздразнить рецепторы.
Приятно…
Позади приоткрывается дверь. Шаги, шуршание рядом.
– Вечера доброго.
Арсень привычно садится на подлокотник, роняет на пол сумку. Плечом – ощущается рядом – тёплый.
– Я это… бегать ходил. Задержался.
Джим ищет его рукой. Кладёт её на его поясницу, притягивает к себе. Глаза открывать не хочется – когда они закрыты, руками будто вдвое сильнее ощущаешь.
– Я думаю снова работать в лаборатории, – вместо приветствия. Всё равно уже виделись. – Лекарства заканчиваются.
– Заканчиваются, это да… А ты успевать-то будешь? – Арсень наклоняется. Теперь его подбородок касается головы, а рукой подпольщик обхватывает за плечи.
– Придётся, – Джим слегка пожимает плечами, вдыхая его запах. Пот, масляная краска, растворитель и разогретая солнцем кожа. – Когда выбора нет, это очень мотивирует. Возрожу колонию плесени.
– Звучит как угроза, Файрвуд, – Арсень завозился, ткнулся в его волосы носом. – А плесень потом захватит особняк. Она заразит нас, мы мутируем, образовав такую фигню… Знаешь, как типа в учебниках биологии, рак-отшельник и актиния. Не помню, как называется. А у нас будет круче. Мы будем люди-плесени.
Арсень нёс чушь, и это было умиротворяюще – не хуже потрескивания поленьев в камине. А ещё он был тёплый и уютный, как большой домашний кот. Джим слегка приподнял голову, коснувшись кончиком носа щетинистого подбородка подпольщика.
– Ты когда брился?
– Ну… эээ… там, понимаешь ли, у Кукловода из всех удобств только ведро. Вот рисуешь себе, рисуешь, и есть ведро… – Арсень глянул на него, слегка щурясь. В таком освещении его глаза казались чуть темнее, чем обычно, но тёплый серый оттенок был различим. – Я ещё весь такой немытый, да…
– Я чую, – Джим приподнял пальцем его подбородок, потом положил руку на разлохмаченный затылок подпольщика и слегка наклонил его к себе. – Сегодня-то помоешься?
– Ну перед ужином – святое ж дело, – возмутился Арсень, всё так же тепло на него щурясь. Теперь к этому добавилась улыбка. – Не идти ж к Дженни так. Вот ты – другое дело, к тебе можно и так идти…
Да каким я только тебя уже не видел…
Джим тепло приник к его губам. Подпольщик слегка наклонился вперёд, пришлось запрокинуть голову, зато его можно было обнимать. Тёплого, родного… потом пропахшего, не без того.
Зато совершенно не хотелось переводить поцелуй в более активные формы взаимодействия. Хотелось просто целовать, слегка обнимать рукой за поясницу, чувствовать его ладонь на своём плече. И чтоб это продолжалось как можно дольше, несмотря на то, что затылок упирался в спинку кресла не совсем удобно.
Время текло медленно-медленно. Неизвестно, сколько прошло с момента начала поцелуя до того, как послышались чьи-то шаги в коридоре, потом скрип рассохшегося дерева двери.
Джим очень неохотно оторвался. Облизал влажные губы и обнял подпольщика крепче – это-то было приемлемо и при людях.
Арсень оглянулся.
– Из наших, – констатировал вполголоса. – Я щас.
Он сорвался с подлокотника. Джим слушал, как они с вошедшим перекинулись парой фраз – Ричард пришёл искать чистые листы бумаги. Вроде, небольшая группка из Подполья сегодня собиралась в гостиной вечерком поиграть под чай, в ту «угадайку», которую они проводили в честь первого снега. Собирались после ужина, а стикеров больше ни у кого не было.
Они прошли три испытания – судя по досадливому шипению, дверь всё-таки закрывал пришедший. Оставалось только порадоваться, что ладоням Арсеня достанется чуть меньше.