Правый экран разделён на четыре квадратика. Подвал, гостиная, прихожая и чердак.

Посередине – сменяются картинки. Джон механически выводит изображения то с одной камеры, то с другой, просто чтобы хоть что-то делать.

Прихожая-гостиная-зимний сад.

Кинотеатр-детская-спальня.

Кабинет-библиотека-чердак.

Мозг автоматически отмечает происходящее там: испытание Нэт в гостиной, Джим в детской – перевязывает угодившую в ловушку Джулию, на чердаке – красноречивая спина Райана.

Круг замкнулся на чердачной камере, и с начала: кухня, подвал…

На подвале палец резко замер над кнопкой смены.

Арсень. Переговаривается с Лайзой о чём-то, в углу на ящиках развалился Рой. Собирает очередную мышь. Ему помогает отчего-то насупленный Зак.

Колонки – громче.

– Нет, если снова перерывать библиотеку – потратим лишних полдня, а мы там и так на сто раз перерывали, – втолковывает рыжеволосая подпольщица. Арсеню, кажется, без разницы: он, скрестив руки на груди, косится в сторону Роя.

– Ну давай не будем библиотеку, – наконец подаёт голос. – Что тогда? Детская?

– Да там ничего такого не валялось, кажется…

Подпольщик уже не слушает – подходит к Рою, наклоняется и бормочет что-то по поводу мыши. Рой смеётся.

Пальцы Джона перепархивают к другому участку пульта. Замирают подушечкой указательного над кнопкой включения микрофона.

Горько. Даже обидно как-то, пусть и по-детски, но обидно.

Палец вдавливает кнопку до упора.

На мониторе резко замолкают – обычная реакция на звук включения динамиков.

– Все вон из комнаты, – Джон говорит негромко, но отчётливо. – Арсень проходит испытание.

Выметаются быстро. Только Лайза ещё задерживается у лесенки. Арсень спокойно махает ей рукой. Подходит, как хозяин, провожающий до двери гостя. Исчезает из виду. Аппаратура подаёт сигнал – дверь захлопнута, начало испытания.

Арсень сбежал по лесенке. Вот он, снова, в кадре. Только раз взглянув на листок, принимается неспешно ходить по подвалу в поисках предметов. Молчит.

Джон блокирует дверь. Подпольщик, видимо, слышит, потому что после окончания испытания даже не смотрит в её сторону. Вместо этого он идёт к ящикам и садится на расстеленную Роем для себя куртку.

– Арсень, ты же знаешь, о чём я хочу спросить? – Джон заговаривает.

Подпольщик поднимает лицо к камере. Глаза полуприкрыты, словно в дрёме.

– Догадываюсь.

– Догадываешься.

Джон откидывается в кресле. Придвигает к себе микрофон – едва касаясь, лишь успевая поймать холод металла на кончики пальцев.

– Зачем ты снова рисуешь Кукловода?

Арсень смотрит в упор. Теперь в его лице ни следа сонливости.

– Так надо, – отвечает спокойно.

– Это не тот ответ, который мне хотелось бы слышать. – Джон злится. Как всегда в минуты злости, в его голосе становится на порядок больше холода. – Ситуация имеет ко мне прямое отношение.

– Ну что же, – Арсень поднимается с ящика. Становится в угол, напротив камеры. Скрещивает руки. Взгляд тёмный, в объектив – и кажется – прямо. – Потому что по дому ходит маньяк куда страшнее – прости уж за прямоту – тебя. Потому что ты проигрываешь Кукловоду. Потому что от него – не от тебя – зависит, выйдут ли из этого особняка живыми люди, которые мне дороги. Я за них боюсь. Понадобится – нарисую десять портретов. Я никогда не считал гордость настолько дорогой валютой, чтобы не расплатиться ей за свободу близких.

Слова бьют больно, Арсень будто бы знает, куда нужно бить. Если б ещё коснулся темы семьи Фоллов, Джон точно решил бы, что брал уроки у любовника.

Проигрываю?

Да ты хоть знаешь, как можно бороться за единственный глоток воздуха?

За небо без решёток, за возможность смотреть и слышать – ты – боролся?

Джон слегка наклоняется вперёд. Рука отщёлкивает по клавиатуре без участия разума. Сознание захлёстывает леденящей волной злости, обиды, горького чувства предательства.

И от этого холода мозг буквально вскипает.

Руки отщёлкивают по клавиатуре – единственный реальный звук.

Усилие.

Не успокоиться сейчас – ещё одна битва в плюс Кукловоду, прорвётся, и больше не выпустит.

Успокоиться.

Сосредоточится на дыхании – воздух холодный, проникая в лёгкие, он как будто охлаждает грудную клетку.

Раз-вдох.

Два-выдох.

Когда становится возможным дышать без отсчёта, Джон выпрямляется.

Неизвестно сколько он дышал, но Арсень всё ещё стоит с открытыми глазами. Хороший знак. Значит – недолго.

– Арсень, ты разочаровал меня. – Перестуки пальцев, раз, два, три. – Я всегда считал, что грязный дух не может быть свободным. – Ещё щелчок. – Библиотека. Три раза. На разминку.

– А я не просил называть себя Пером, – отвечает тот спокойно. Отталкивается спиной от стены и уходит. Подвал пустеет.

Ещё одна марионетка…

Джон снова откидывается в кресле. Смотрит в потолок, рядом с лампочкой. Электрический свет неприятно режет глаз, и выключить бы, день, всё-таки, но вставать не хочется.

Перед глазами – посеревшая от времени побелка, жёлтое пятно лампочки.

Звук блокирующейся двери оповещает о том, что Арсень начал испытание.

Но если и Арсень не смог быть Пером…

Искать нового?

Взгляд перетекает на выключатель. Идти к нему всё ещё неохота.

Некогда…

И так проблем куча…

Скажу Райану. Пусть составит списки.

Райан, когда оклемался после снотворного, повёл себя неожиданно спокойно. Перебрался на чердак, теперь, как рассказывала Исами, взялся за новую ловушку. На этот раз планировалось что-то серьёзное. Арсений по некоторым репликам хвостатого понял, что Кукловод страшно разбесился из-за провалившейся охоты и теперь готов был вмешаться сам.

Готов был. Пока его не выпнул Джон.

Арсений прошёл три отмеренных Фоллом испытания в библиотеке, давая себе передышку, уселся в кресло. Окинул взглядом комнату. Слабый свет, пробивающийся сквозь плахи на окнах, полосками лежал на полу. Смутно виднелись тёмные корешки старых книг на полках и багровая тень старой шторы.

Под потолком разливала овал тусклого света включенная люстра.

А неделю назад на празднике под ней сидела Эрика и рисовала

На этой мысли перед внутренним взором снова возникла картинка – тело девочки в гостиной, на ковре. Лужица крови из пробитого черепа.

И её же – в прихожей, на старых ящиках. Белая простыня и тёмные, слипшиеся на затылке от крови кудри.

Фотография для одной из марионеток в чаше…

Пальцы сжались на подлокотнике кресла.

Чёрт бы вас всех

Как же ты не вовремя, Джон Фолл… Как же не вовремя

Сверху что-то затрещало.

Ловушка

Чертыхнувшись, Арсений вскочил с кресла.

Выругался второй раз, громче и от души. Потрескивали провода под потолком. Люстра замигала. Вспыхнула восемью лампочками в последний раз – и погасла.

– Шикарно, блин…

Перо перекинул через плечо проходильную сумку и кинул на люстру последний злобный взгляд.

Погасшая, она висела в тоскливом подпотолочном сумраке.

Арсений пошёл на второй этаж, попутно думая об Эрике, призраках, Исами и Портрете.

Она молчит

Не придумала насчёт призраков? Или догадка неверная оказалась?

Спросить бы надо

Чёртова призрачная мутня

К Леонарду у него накопилось изрядно вопросов, но Сид безмолвствовал. Арсений, вернувшись после рисования портрета, снова пробовал вызов, потом – просто пробиться пару раз. Что-то не пускало. Он ходил по гостиной, присаживался на диван или стулья, пытался вспомнить шуршание листвы старого дуба – бесполезно.

Более того, после таких попыток обычно следовал приступ головной боли.

И Леонарда не было. Просто исчез. Арсений искал его, чтобы спросить – почему призрак не стал спасать Эрику, если уж столько раз твердил, что каждая смерть в доме может стать роковой. А ведь была не только эта девчушка. Был ещё подпольщик, которому на лестнице проткнуло горло выстрелившим из стены кинжалом через несколько дней после взрыва. Это можно было объяснить тем, что как раз тогда Леонард удерживал Джека, и на двух людей его сил бы не хватило.