Значит, Джон, умница, – зазвучал в голове собственный, холодеющий от ярости голос, – годом не заинтересовался.

Ладно.

Но Райан. Он не мог перепутать даты в сводке, не с его дотошностью.

Кукловод медленно щёлкнул рычажком включения микрофона, настроил его на чердак.

– Райан, ну-ка, для общего развития. Какого года рождения наше Перо?

– Что, докопался? – огрызнулся тот.

К камере даже не повернулся. Только руки на клавиатуре замерли, и Кукловод каким-то звериным чутьём уловил – боится. Ни жестом, ни звуком не покажет, но боится.

Осознание этого доставляло какое-то щемящее наслаждение.

Но сейчас были дела поважнее.

– Объясняй, – приказал он Дракону не терпящим возражений тоном.

Фигура на экране резко крутанулась в кресле, усаживаясь лицом к невидимому собеседнику. При этом Форс невольно поморщился – нога его явно продолжала беспокоить.

Лампочка в очередной раз моргнула.

– Ну вот знаешь ты, и что тебе это дало? – Дракон скрестил руки на груди. – Работать легче явно не стало. А теперь представь моё удивление: Джон на полном серьёзе даёт мне для пробивки документы «мальчика из будущего», – Райан добавил в тон немного своего фирменного яда. – Не объясняет, заметь, ничего. Естественно, я не стал выводить это на поверхность. А что, – в голосе плюсом к яду прибавляется ехидства, – не сказал он тебе?

– Работай дальше.

Кукловода хватило только на эту фразу. Рука сама, без участия разума, сразу же после неё отключила чердачные динамики.

Он упёрся руками по обе стороны рабочего стола. Стоял, сгорбившись, дышал тяжело, его захлёстывали волны горячей – не холодной уже – ярости. Казалось, она лавоподобно стекает с его пальцев – он почти видел эти тяжёлые алые капли – растекается по столу, и медленно-медленно капает с края, тут же просачиваясь сквозь пол.

Вверху что-то негромко щёлкнуло. Свет погас. Теперь верхнюю половину комнаты заливал синеватый полумрак – с улицы, а на полу, где-то начиная с уровня колена, царил непроглядный мрак.

Странно, но это происшествие помогло взять себя в руки. Всё ещё тяжело дыша, Кукловод плюхнулся в жалобно скрипнувшее кресло.

Задумался.

Райан, конечно, мастер объяснять так, что комар носа не подточит. Но, тем не менее, своеволие было допущено.

Но Кукловод позже подумает над этим, ровно как и над наказанием, и над занимательной биографией Пера. Сейчас главное то, что Арсень, будь он из будущего или с поддельными документами, в свой две тысячи одиннадцатый год возвращаться не собирается.

Вот Кукловод успокоится и займётся насущными делами. Счетами за электричество, например. Плюс планировка следующей поставки.

Заниматься метафизикой ему недосуг.

И всё-таки самому пробить сводку надо.

Надо.

Темнота с уровня колен ласково обволакивала его ноги. Поднималась прозрачными язычками, ластилась к спущенной с подлокотника руке.

А может, не нужна лампочка? – Кукловод пошевелил пальцами, спугивая язычки темноты. – Нужно об этом подумать.

Пламя жрёт листки бумаги.

Джек тоскливо щурится на вспышки огня и подкидывает, подкидывает по одному. Съёжится, почернеет последний – кидает ещё, ещё. А выкинуть всё сразу просто духа не хватает. По одному, удивительно, но проще.

Его письма к Эжени. Те, что он писал здесь, в особняке, в совсем тоскливые вечера, только ликвидировать не решался.

За дверью слышится шум. Он торопливо кидает в огонь всю стопку и начинает шурудить кочергой – чтоб быстрее, чтоб не догадались.

Горите, чёртовы бумажки.

Жри их, чёртов дом. Быстрей жри

– Да я говорю, среди ночи ещё…

– А ты заткнись. О, Дэйв. Ты б ещё к апрелю дополз…

– Да Оливия только сейчас уснула! – оправдывающееся. – Как бы я раньше без вопросов из комнаты ушёл?..

– О, во, зацени, подкаблучник домашний, откормленный…

– Э, э, шваброй куда?!

Ржач.

Дверь распахивается, и в комнату вваливаются люди. Много, судя по шагам. Да и говорят они отнюдь не тихо.

– Ну чего, давайте по углам, что ли…

– Мастер! – к Джеку кинулся Закери. Джек торопливо отложил кочергу, надеясь, что огонь успел охватить листки. – Мастер, мы щас тут будем приборку к восьмому марта делать!

– Это ты, блин, мелкий, устроил нам тут… весёлую ночку... – рядом недовольный голос Роя, звук лёгкой оплеухи. Зак возмущенно взвыл. – Здорово, командир.

– И тебе не болеть, – на автомате отозвался Джек, сильно щурясь в сторону подпольщика.

Зак уже с кем-то перетягивал швабру, судя по содержанию ругательств. Другие зашедшие переговаривались, смеялись, кто-то носился по комнате. Точнее, их было двое. Ну, по топоту.

– А ну тихо! – рявкнул Рой от камина. – Время до утра не резиновое, так что перестали фигнёй страдать, живо разобрали тряпки и вперёд!

– А чё это ты командуешь, а? – от дивана, наглое.

– Потому что я могу заехать шваброй, а ты – нет, – ржач Роя. Громкий. На него тут же шикают. – Всё, всё. Я – тихий, вы – работаете. Все страдают.

Джек поднялся и потихоньку перешёл в угол перед камином. Помочь он не поможет, а мешать явно будет.

– По какому поводу орём? – от двери. Ну, этот голос ни с чем не перепутаешь. Перо правильно какой кипиш без тебя и, следом, брат:

– А это разве не та самая праздничная уборка?

– Так! – снова подал голос Рой, – особо говорливым напоминаю, работаем как снайперы – быстро и тихо. Арсень, присоединяться будешь?

– Да это же… – чей-то смех.

– Ты, придурок, ты где ржущих снайперов видел?.. Живо взял губку и пошёл пыль вытирать!

Смех резко оборвался.

– Швабру гони, шкет, – наглый Арсеневский голос. Следом что-то забурчал Марк, явно лишившийся вышеозначенного орудия труда. Потом снова Перо: – Джим, пойдёшь или убираться останешься?

Что не так?

С голосом у Арсеня что-то странное. Вроде и наглый привычно, а вроде и…

Да хрен пойми

– Как врач я отвечаю, – шуршание и стук, – за санитарные условия этого… Швабру давай, буду я убираться.

И у этого с голосом что-то не то

Чего опять натворили?!

– Ну вот, швабру отобрали… – обиженное Арсеня.

– Держи мою, мне всё равно на кухню, – Джим-подпольщик.

– Цветы политы! – радостно отрапортовал Зак с другого конца комнаты. – У кого-нибудь тряпка лишняя есть?..

– Арсень, – снова Рой, – я тебе в обед ещё хотел, да не нашёл… Короче, тему разрулили, есть колонки. Конечно, не концертный зал, но на библиотеку хватит.

– А, ну и круто. А там батарея-то в плеере не сдохла?

– Да не, полная.

– Ну и норм… Полной на девять часов потянет. Там это, ведро в мою сторону пни.

Так прошло ещё минут семь. Уборщики под периодическое рявканье Роя (без этого они начинали играть в пятнашки, вооружившись вениками и щётками для пыли, устраивать шуточные потасовки швабрами, подначивать друг друга и ржать) вытерли пыль, вымыли пол, смели с ковра мусор. Ричард придумал затолкать валяющийся на полу хлам по картонным коробкам, которые притащили с чердака последователи. Зак протёр испытательные предметы смоченной очистителем тряпкой, за что заработал от Джозефа насмешливое «хозяюшка». На это уже Джим спокойно возразил, что в таком действии есть рациональное зерно, поскольку испытательные предметы все хватают по нескольку раз на дню, а вот руки после этого моет мало кто.

– А дверные ручки Кукловод как-то устроил, что всё ж таки антисептиком обрабатываются… – недовольное бурчание Ричарда. – А то бы мы все тут уже от заражения крови перемерли…

Дальше Джек уже не пытался разобрать, что и кто говорит. Неподалёку Джим и Арсень что-то обсуждали полушёпотом, но из-за громких голосов остальных их почти слышно не было. А ещё – от них обоих несло куревом. Поначалу Джек ещё сомневался, но нет, от Джима тоже.

– А ты вместо того, чтоб об антисептике рассуждать, – кто-то Ричарду, – стих бы забацал лучше поздравительный!

– Какой ещё стих? – другой голос, глуше.

– Да какой-какой… Я ж с ним в одной комнате, а он этот самый… поэт. Только всю поэзию под подушку прячет…