Арсень сел. Щедро – даже чересчур на взгляд Джима, хлебнул из бутылки. Долго молчал.
– Но тут случилась одна вещь… – заговорил, глядя в темноту за пределами кровати. – Короче, это всё про нашу компанию. Мы же из-за учёбы с ними разбежались почти, но незадолго до отъезда попрощаться решили, всё-таки столько вместе вондылялись, во столько переделок влипали. Ну, отсняли квартиру, замутили гулянку, вроде как и наш отъезд отметить, и в целом… всё как надо было. И там главный был, мы его Костром звали… неважно. Короче, старше нас, уже двадцатник, сильный как зараза, вообще ничего не боялся, поступал всегда по справедливости, своим ушлёпкам-друганам не позволял слабых шпынять. Его уважали все, всё такое, для Кирюхи он вообще всегда кумиром был. Ну и, короче, мы уже бухие все были, изрядно, я на лестницу покурить вышел. И Костёр – следом. Трезвый-то он, может, и не проговорился бы… А тут, пока дымили, он и сказал, что кранты ему. Подробностей объяснять не стал, но… как-то там по-научному, док? Вирус иммунодефицита?
Синдром приобретённого иммунодефицита?
Или только вирус иммунодефицита человека?
Страшно…
– В общем, билет на тот свет, слегача только отсроченный. Я вообще не знал, чего думать, а он меня так… по плечу хлопнул и говорит – не парься, дескать, ничего. За всё платить надо. Вроде как – его очередь пришла. И вроде говорит так спокойно, а глаза как у безумца. Вернулись мы в квартиру, дальше вроде как бухать, а я сам не свой. Кирилл ко мне – что случилось, типа, а я сказал же, что язык за зубами держать буду… А потом… – Арсень не справился с голосом. Замолчал. Посидел молча, сделал ещё пару глотков из бутылки. – Мы уже совсем бухие были… кто-то предложил наркоту попробовать… Я отказался, ясен пень, на слабо тоже не взяли. Думаю, всё, надо уходить уже. Отошёл в ванну минуты на две, думаю, щас проблююсь, протрезвею слегка, Кирюху по-тихому заберу и до общаги, раз тут такое началось. Вернулся… – голос Арсеня скатился в хриплый шёпот, пальцы впились в покрывало, – я… протрезвел, док. Так протрезвел, как никогда в жизни. Они там уже половина как обдолбыши сидели, другие вообще спали кто где, а Костёр… рядом с Кирюхой. Руку перетянул ремнём и себе в вену колет, потом ремень ему перекидывает и шприц протягивает. Свой, понимаешь?.. И не пьяный он был, я видел! И взгляд этот его… И тут до меня дошло, что он с начала самого решил за собой в могилу всех утянуть, кого мог. А Кирилл на него как язычник на свой идол уставился, да чего с него, пьяного, взять… Короче, я плохо помню, что дальше было. Озверел, мозги отключились… Когда в себя пришёл – уже было… – Арсень втянул воздух и сжал зубы, но договорил через силу, – убил я… Кажется, бил… пока… совсем… Кирюха зато не успел, не вколол себе…
Рука подпольщика судорожно дёрнулась к бутылке. Арсень сдавил горлышко, запрокинул её, выглатывая содержимое, подавился, закашлялся. На попытку помочь только отмахнулся. Кашлял долго, потом мотал головой. Отряхнул с пальцев капли, поднял голову.
Джим не дал ему бутыль поставить – перехватил на полпути, и сам сделал пару глотков.
Его слегка потряхивало.
То, что Арсень рассказал, было страшно. Не потому что убил – Джим и сам себя на полном серьёзе убийцей считал. Да если всех, кого он не смог спасти, кто под его скальпелем дыхание испустил, сосчитать, получится много. Слишком много.
Страшно, потому что не проходит такое бесследно. Когда друг, сильный человек, свихивается и делает подобное. И вот за него, за Арсеня, пережившего подобное, было страшно.
– Ты, док, прости за бессвязность изложения. До сих пор, как вспомню…
Джим помотал головой. Протянул ему бутылку. Хорошо – большая, может даже хватить до конца рассказа. И виски – тоже хороший.
А не хватит – сходит к Рою и вытрясет.
Арсень снова заговорил. Заговорил хрипло – за этим страшным хрипением его нормальный голос вообще не угадывался.
– Короче, еле сумел Кириллу объяснить. Думал – кранты, и мне, и карьере… Мы когда оттуда выломились на улицу, обоих трясёт, я ещё втолковать пытаюсь, чего произошло… Не знаю, как прямо там не свихнулся. А Кирилл молодец… понял. И, кажется, тоже махом протрезвел, когда понял. Такси вызвал, я уже невменяемый был. Притащил меня домой, и говорит – лучше отцу всё прямо выложи. И я рассказал. Папахен не стал орать, ничего… Не знаю… может, потому что сам меня с детства учил – за своих родных и друзей ты жизни жалеть не должен. Да только подразумевалось, что своей всё-таки жизни… Дальше рассказывать не хочу, что было, Джим, просто… короче, я к этому делу вышел как бы и непричастным. Это в конце декабря было. А в январе мы уехали из России.
Арсень снова вернулся к спокойному тону. Правда, бутылку в покое не оставил.
– И вот, нам по восемнадцать, январь… двадцатое января, если точнее. Лондонский аэропорт, два молодых русских придурка с чемоданами. Третья с нами девчонка была, но мы с ней быстро связь потеряли. Так я оказался здесь. Ну а дальше – снова общага, попытки пробиться в фотографии, денег нет, жрать нечего… Всё как у нормальных студентов.
Надо же…
Нормальным студентом себя назвал…
Губы слегка дёрнулись в намёке на нервную улыбку. Онемели немного от алкоголя.
– А, да. Забыл… на первом курсе ещё, пока не уехал, из-за меня девчонка одна вены вскрыла. Влюбилась, кажется… я с ней даже встречался пару месяцев, вроде ничего серьёзного. Потом расстались, она мне пригрозила ещё, что себя убьёт, а я не поверил. Думал, дуркует. Оказалось – нет.
Ещё глоток из бутылки, и стеклянное донышко с решительным стуком опускается на тумбочку. Молчание в минуту.
– А здесь поначалу бухал, не без этого, спал с кем попало… тратил всё, что подработкой добыть удавалось. Но мне надо было искать работу. А для хорошей работы нужна была хорошая фототехника. Да и то, чужак, из другой страны… не пробьёшься. Замкнутый круг, короче. Для начала нужны были средства. В общем, выход был очевиден, и я стал подставлять задницу за деньги. Ну или не только задницу… ты не представляешь, сколько некоторые замужние женщины готовы заплатить молодому фотографу за ночь необычных впечатлений. За пару месяцев я заработал на фотоаппарат и три объектива. Тогда же был скандал… Как-то познакомился я с одной молодой девушкой… Эмили… она была, разумеется, замужем… Настоящая красавица, а как играла на скрипке, просто нечто. А мужа ненавидела, родители её выдали чуть ли не насильно. Короче, я к ней два раза в неделю лазил. Ну и долазился… Она решила бросить всё и стать фотомоделью. И сбежала из дома. И всё бы и ничего, но её благоверный как-то о нас прознал и едва меня не убил. Не буду описывать, как я из этой дряни выпутывался. Одну скажу – с Эмили мы до сих пор неплохо общаемся. И она таки развелась со своим и стала моделью. Стала зарабатывать на этом, и, не поверишь, поступила учиться на юриста. Оказывается, именно этого и хотела, а модель так, хобби для души. Она мне потом не раз с контрактами для фотосессий помогала, чтоб накладок с авторскими правами не было. В общем, чудо что за девушка. Единственно, после неё я поклялся себе, что больше с замужними связываться не буду. Впрочем, тогда мне уже было девятнадцать, и работал я в газетёнке одной лондонской… по криминальщине всякой.
Джим заинтересовался. Не раз видел таких «криминальщиков», когда его в начале карьеры на «скорую» посадили. Ненавидел их до зубовного скрежета: работать надо, чтоб тишина и пространство, пациенты – если в сознании – психуют, родственники их тоже с ума сходят, а под объективами – в несколько раз сильнее. Как будто наслаждаются и своими страданиями, и тем, что другие их увидят.
И вот – новый взгляд на ситуацию. Арсеню явно не хотелось это вспоминать.
– Кровь, кишки по асфальту, мозги на стенках, притоны, горящие дома, трупы, маньяки, перепуганные люди… – рассказывал хрипло. – И то взяли неохотно. И я бухал, док. По-чёрному. Потому что не выносил эту грёбаную работу, не выносил всю эту дрянь. Может, после убийства, может… да не знаю я. Но возвращался с работы и почти каждый раз надирался. Или вызванивал Кирилла, чтоб не одному быть. Но он потом девушку себе нашёл, в учёбу ударился… потом… короче, пропал. Может, просто надоело мою траурную рожу видеть. В то хреновое время меня спасали мои друзья по универу. Брат и сестра, оба на дизайнеров учились. Не знаю, как ты к инцесту относишься…
