Задумавшись о вёдрах и превратностях жизни, Арсений совсем забыл про визитёра. Ждал же Дженни, потому сильно удивился, когда нерешительный мужской голос поинтересовался над ним:
– Что, уже и впрямь можно? Билл ничего толком не сказал.
– А? – Арсений выпрямился на стуле и узрел над собой нависшего… Майка… как его там
– Я присяду? – он вопросительно указал взглядом на стоящий рядом стул.
– Падай, – милостиво разрешил Арсений. Встал со вздохом и принялся убираться на тумбочке – не хотелось вечером получить разнос от Джима за бардак.
– Что, всё настолько плохо? – осведомился Майк за его спиной.
– Нормально, – коротко ответил Арсений, пытаясь понять, из какой пачки выпала одинокая таблетка в оболочке.
Подпольщик некоторое время молчал.
– А ты не устаёшь так весь день сидеть? – спросил нейтральным тоном.
– Нормально. – Арсений сложил упаковки, вытер ладонью пыль – за тряпкой в другой угол комнаты идти было лень, – и плюхнулся обратно на свой стул.
– А ты неразговорчивый, – Майк нерешительно улыбнулся ему. – Что тогда, что сейчас…
– А это у меня речевой аппарат на ремонте, – Арсений сложил руки на груди и развалился на стуле, думая, дадут ему сегодня порисовать или нет.
Подпольщик, в упор смотревший на него, спохватился и перевёл взгляд на одеяльный кокон, в котором прятался от мира экс-лидер крыс.
– Ходят слухи, что надежды на полное выздоровление нет. Но наши не поверят, пока об этом не скажет Джим. А я и в этом случае не поверю, – он снова украдкой покосился на Арсения. Тот, совсем задолбавшись, развалился на стуле, только что не стекая с него, заложил руки за голову.
– Слушай, тебе чего, мальчик-зайчик? – спросил прямо, разглядывая потолок. – Хочешь обсудить фаталистику – иди к Тэн, она тебе прочитает качественную лекцию об эзотерическом толковании термина «судьба».
– Нет, Арсень... мне не Тэн нужна...
Краем глаза Арсений заметил, что визитёр сцепил пальцы в замок и мнёт их.
Блин, да тебе ж лет девятнадцать. Мелочь…
– Мне… – он чуть придвинул свой стул ближе к его, – после той ночи…
– Слушай, – Арсений даже поморщился, – ночь была ночью. Она прошла.
– Не верю, что для тебя это была просто ночь… – голос Майка упал почти до шёпота.
Арсений, слух которого был уже ориентирован на Джека и его одеяло, услышал тихий шорох со стороны «спящего» крыса.
А это идея
Точно
Ох, святой потолок, хоть бы сработало
– Ну-у-у… – протянул как бы в замешательстве, не меняя позы. Майку хватило.
Он придвинулся ещё ближе.
– Я вспоминаю постоянно, каким ты был там… – полушёпотом. На колено легла горячая – даже сквозь джинсу – ладонь, и поползла вверх. – Бешеным, яростным как ураган…
– Ну-у-у… – снова протянул Арсений, по прежнему созерцая потолок, чтобы не заржать. А ещё – чтобы не отвлекаться на гладящую его по бедру ладонь. Всё-таки, док играл в недотрожку уже десятый день, сваливая всё на состояние его забинтованных рук и общую слабость.
– А-арсень… – подпольщик с трудом сглотнул, склоняясь к его уху, обдав его горячим дыханием, – я тащусь от тебя… во сне вижу… я… с ума схожу...
Шуршание со стороны одеяла чуть громче.
Ещё чуток
– Ну как сказать… – нерешительным голосом ответил Арсений, косясь на одеяльный кокон, – видишь ли…
– Да ладно… – тихим выдохом. Майк прошёлся носом по его шее, пальцы, до этого гладящие, чувствительно сжались, – док ничего не узнает, если ты об этом… Ничего не скажу, никому, будем тайно...
Теперь одеяло зашуршало уже явственно. Так явственно, что даже находящийся в предэкстазном состоянии подпольщик обратил внимание.
– Что…
– Ты не по адресу, – нарочито громко заявил Арсений, сбрасывая его руку и поднимаясь, якобы чтобы поправить одеяло на больном. Сердитое пыхтение Джека его крайне радовало. – Я не собираюсь ничего повторять. Что было, то прошло, понял? Так что вали отсюда. И впредь запомни…
Он ещё не успел договорить, как хлопнула входная дверь, а Джек, скинув одеяло, сел на кровати. Глаза закрыты, начинающие отрастать брови нахмурены.
– Ты, сука… – обратился с прежней этой своей бешеной злостью, упираясь ладонью в матрас. – Ты мало того что моего брата совратил, скотина, так теперь ещё и изменяешь ему?!
– Эй, ты не так всё понял, – Арсений, радуясь, что Джек не видит его довольную рожу, отошёл от кровати на два шага.
– Слушай, ты… – Джек ткнул в его сторону пальцем, только слегка ошибившись с направлением, – я тебе брата доверил, а ты… нет, это же надо…
Он не договорил, закашлялся.
– Я Джиму ничего не скажу, даже не думай, – прошипел бешено, кое-как справившись с кашлем. – Я на ноги поднимусь и сам тебя уебу, трахоёб, клянусь!.. Об ближайшую стенку!..
– Да не так ты понял! Этот придурок меня с кем-то перепутал! – продолжал картинно оправдываться Арсений, стоя за спинкой стула. – Сам полез, я даж не понял, что происходит!
Джек сжал пальцы в кулак и медленно погрозил ему с кровати, после чего затребовал компот. Получил желаемое, зашвыркал им через трубочку и ещё раз втихую погрозил поддерживающему стакан Арсению.
– Урою, – пообещал совершенно серьёзно. – Даже не думай, что легко отделался.
Когда через два часа пришёл Джим, Арсений мирно рисовал в углу, а Джек, услышав шаги брата, тут же повернул голову в его сторону и потребовал сказать, когда ему можно будет начинать ходить.
– С послезавтра, думаю, можно будет попробовать, – Джим присел на стул у кровати, с некоторой тревогой глядя на брата. – Но ещё два дня назад ты и слышать об этом не хотел…
Джек ничего не ответил, но Арсений, чиркающий наброски в своём уголке, подумал, что, будь крыс зрячим, сейчас посмотрел бы на него с торжеством победителя.
Марионетка задумчиво кивает пустой головой.
Джон недавно обнаружил её в кабинете отца. Это не была марионетка из его любимых – но она была единственной сохранившейся. Больше не осталось ни одной его игрушки, постарались Виктория и Билл.
Вредные старики
Пляшут тряпичные ножки, управляемые с помощью невидимых ниток, болтается голова, увенчанная шутовским колпаком. Это – канкан, он видел подобное в фильмах. Мельком. Фильмы подобного плана ему смотреть обычно не дозволялось.
– Р-раз, р-раз, – Фолл спокойно комментирует кривляния тряпичного шута, – посмотри на нас. Это наш канкан. Посмотри, чурбан.
Что-то подобное вытворяли мальчишки в тюрьме. Только сами, не куклами. И стихи были примерно того же содержания – глупые и вульгарные.
Если раньше он бежал от воспоминаний, то теперь воспоминания – его якорь. Они держат его в реальности, закрепляют в теле, через боль и мучительное сжимание нутра.
Джон заставляет себя вспоминать. Нужно держаться, потому что ситуация в особняке требует его присутствия. Выпусти Кукловода – он будет издеваться над Файрвудами, будет гонять Арсеня.
Джек только в себя пришёл.
Арсень нужен Джиму. Без Пера он не будет справляться с работой.
Сам Арсень – добровольная терпеливая сиделка для Джека.
Джиму хватает забот – пациенты, лаборатория, попытка найти лекарство для брата.
Нет, Кукловода выпускать нельзя.
Альтер-эго беснуется внутри сознания, бурлит, тянет липкие щупальца наружу. Так уже несколько дней, и держаться всё сложнее, всё яростнее буря внутри. Особенно тяжело стало, когда Кукловод прочуял планы Джона относительно сегодняшнего вечера.
Хочешь быть там сам? – Джон улыбается. Конечно, тот хочет. – Нет… эта ночь – моя.
– Э-то наш кан-кан…
Внимательный взгляд в равнодушное раскрашенное лицо куклы, и она летит в направлении кровати. Падает там бесформенным пятном, неестественно выломив податливые конечности.
И лучше не думать, что сейчас она похожа на труп матери. Кэт так же лежала.
Джон включает динамики в библиотеке. Сейчас там только Алиса, Энди, да проходит испытание Фил.
– Все вон из комнаты, – он копирует голос и интонации Кукловода. Его обычно лучше слушаются, а за время сотрудничества Фолл научился неплохо его копировать. Только недолго.