С новым годом.

Выходя из ванной, Арсений едва не запутался в омеле – её ветки были прикреплены с внутренней стороны двери, там, куда обычно вешали полотенца.

– Да вы с юмором тут, как погляжу… Ещё закусывать ей начните, – пробормотал он себе под нос.

На полутёмной площадке второго этажа обнаружился Джек. Стоял, перевесившись через перила, и прислушивался к шумихе внизу.

– Даже спрашивать не буду, где ты был, – он слабо поморщился.

– Всё исключительно мирно: я дрых, – Арсений сел на перила рядом. – Клянусь.

– Избавь от подробностей.

– Как скажешь.

Они помолчали.

– Я этого не учёл. – Джек со вздохом выпрямился. Теперь он опирался на перила ладонями. – Понятия не имею, когда этот праздник там свернётся. А пока все не разошлись, тащить коробку в прихожую опасно.

– Тогда пойдём в комнату. Чего тут-то торчать, – не слишком уверенно предложил Арсений.

– Не. – Джек слабо отмахнулся. – На кухню. Заодно услышим, когда все разойдутся.

– Если вообще разойдутся.

На кухне крыс молча поставил греться чайник. Свет они включать не стали, как-то не тянуло, ограничились стоящим на шкафу фонариком. Арсений уселся в любимое кресло Дженни. Скрестил руки на столе, уложил на них голову. В сон всё равно тянуло, несмотря на холодный душ.

– Арсень, – Джек заложил руки за спину, опершись о шкафчик у плиты, – а что ты первое сделаешь на свободе? Конечно, когда все формальности…

– Пойду гулять, – невнятно отозвался зам. – Просто выйду вечером на улицу и буду ходить по городу. Может, всю ночь, может, надерусь в каком-нибудь баре. Или заверну к одной хорошей знакомой… она классно играет на скрипке и варит охеренный кофе. И не только… А ты? Кинешься ближайшим рейсом к своей?..

– Не знаю. – Крыс опустил голову. – Хочу с братом побыть. Мы просто, чтобы вместе… да с тех пор, как он уехал учиться.

– Это дело хорошее, – согласился Арсений.

– Ну да.

Забытый чайник тихонько засвистел, выпуская струйки пара.

– А Тэн не кипятит чайник, говорит, его надо доводить до температуры «шум ветра в соснах». Это где-то 90 градусов… так… щас… где-то 190 фаренгейта.

– Сто девяносто четыре, если с Цельсия переводил, – поправил Джек, уже засыпавший в маленький чайник заварку и вроде как что-то ещё из небольшой банки. Теперь он аккуратно заливал туда кипяток. – А было бы неплохо у неё поучиться… Лимон из холодильника достань.

Арсений со вздохом оторвал задницу от табурета. Нашёл лимон, вытащил и вымыл, а вот порезать Джек ему не позволил – отобрал вместе с ножиком.

– Я бы у неё многому поучился. Каллиграфии той же, – Арсений уселся в прежнюю позу.

– Ещё с пару недель назад все зудели… – крыс, замотавший чайничек в два полотенца, зашипел, случайно коснувшись пальцами горячего фарфорового бока. – Что у вас роман.

– Да не, мы вместе только маски клеили.

– Оно и понятно, – Джек, хмыкнув, нарезал лимон, вытащил банку с мёдом и плюхнулся на стул, уложив ноги на соседнюю табуретку. Откинул голову на спинку, уставившись в потолок. – Расхаживает по дому такая… загадочная, и ты с ней… Заметь, она с тобой с единственным разговаривала тут, ну, ещё с Дженни. Дама в чёрном…

– Эт ещё одна легенда?

– А? Да не. Это как в белом, только в чёрном.

– А.

– Три минуты надо засечь, а то передержим заварку.

– Угу.

– А я ещё, бывало, раньше… смотрю на неё…

– Заварку?..

– На Тэн, придурок. Ну вот, смотрю и думаю: она ведь тоже была мелкой. Носилась, творила всякую ерунду. Волосы в косички заплетала…

– Это вряд ли. Вроде японская культура косичек не предполагает.

– Да пофиг. Ну и вот думаю – неужели это всё у неё было? Она как будто такая всегда была. Не улыбалась, не смеялась.

– Мне пару раз улыбалась. Я видел. – Арсений, не поднимая головы, прочертил на столе несколько линий пальцем.

– Да тебе все улыбаются, это мы уже обсуждали, – крыс отмахнулся от него. – Тоже мне…

– Это потому что я упорен и настойчив в достижении цели.

– Какой ещё?

– Чтобы все улыбались. Люблю, когда люди улыбаются… – Арсений пробормотал это совсем уж сонно и съехал щекой по руке, уткнувшись носом в локоть.

– Арсень, не спи. Щас чай заварится.

– Не сплю.

Джек поднялся со стула, загремел чашками. Потянуло запахом свежезаваренного чая, лимоном и чем-то ещё таким острым, но приятным.

– Вот. – Перед Пером на стол бухнулась кружка. – Чёрный с имбирём, лимоном и мёдом. Клёвая штука.

– А ты не перестаёшь удивлять… – Арсений, не поднимая головы от стола, обхватил тёплые бока кружки перебинтованными ладонями. – Спасибо.

– Да ладно.

Джек со вздохом опустился обратно. Беззлобно ругнулся на чай – слишком горячий.

Пили в полном молчании. Через прихожую от гостиной всё ещё слышались пьяные голоса празднующих. Арсению, прихлёбывающему ароматное варево, подумалось, что без заначек тут не обошлось – к этому времени они должны были выжрать уже все запасы вина из поставки.

– Как бы чего не было, – вырвалось вслух.

Джек, до этого изучавший чаинки на дне своей чашки, встрепенулся.

– Чего именно?

– Да кто знает. – Арсений слегка пожал плечами. – Пойдут колобродить, а там ловушки…

В коридоре послышался смех, негромкие переговаривания, дверь распахнулась, и в кухню спутанным обнимательным клубком ввалилась пьяная на ходу целующаяся парочка. Девушка увидела их, ойкнула и торопливо вытолкнула своего спутника обратно в коридор. Дверь закрылась.

– Представляю, что щас по комнатам творится, – хмыкнул лидер. Подпёр подбородок кулаком и тоскливо уставился в стенку.

– Ну что, зря они, что ли, омелу развешивали…

– Праздник, – изрёк Джек глубокомысленно.

Минут через пять молчания Арсений предложил сыграть в города. Перебрасывались вяло, в конечном итоге Джек сполз на стол, отвечая всё тише, потом пробормотал, что так нечестно – Арсень вырос в стране, где априори разных городов и их названий больше, – и уснул рядом с кружкой.

Арсений ещё минуты три сидел неподвижно, стараясь не смотреть в тёмный угол кухни – там ещё с середины их кухонных посиделок маячил смутным облаком знакомый туман. Он то выстилался над полом, то снова вытягивался, обволакивая тощую лапу торшера.

– Что же тебе от меня надо… – прошептал Перо, утыкаясь лбом в стол. Показалось, только на секунду закрыл глаза, а его уже тряс лидер.

Джим вздохнул, собираясь с мыслями.

Гостиная в этот час особенно уютна, несмотря на оставшийся от празднования хаос: перевёрнутый стул прямиком посередине комнаты, на полу – пустые бутылки и осколки, на столе – гора посуды и объедков. Про состояние покрывал на диване, ковра и мелкого убранства и говорить не стоит. Если бы в комнате велись военные действия, было бы куда меньше беспорядка.

Хотя и больше крови.

Джим только что заново разжёг камин – просто, чтобы посидеть, поглядеть на огонь и привести сознание в порядок. Он знает, о чём собирается говорить и знает, зачем это нужно.

Огонь мягко потрескивает. На него можно смотреть сколько угодно – на пляшущие языки, на чернеющие поленья, вглядываться в мерцающие угли в самом центре костерка. Он освещает не очень большое пространство и делает каждую вещь, на которой пляшут его световые пятна, потрясающе контрастной. А ведь днём и шторы, и диван, вообще всё – иное…

Джим понадеялся, что пока что он тут сидит незамеченным. Он выбрал хорошее время – даже если проходильщики и хотят проходить ночью, незамеченными, выбирают час пораньше. Шесть утра – почти утро, кому нужно проходить испытания сейчас, особенно после бурного празднования? Значит, Кукловод спит. А Файрвуд, заходя получасом ранее в гостиную, проскользнул в слегка приоткрытую дверь. Он не хотел начинать разговор сразу.

В ночь на тридцать первое он собрал марионеток. Кукловод прошёлся на их счёт, сказал, что из пяти марионеток можно собрать одного Кукловода. Если судить по дневникам – да. Именно из них, – Дженни, Кейт, Уильяма, Сэма – именно ценой их существования появился Кукловод.