Во внутреннем дворе было зябко. В воротах, запутавшись в чугунной решётке, тихо насвистывал ледяной сквозняк, небольшой заморозок покрыл камни, землю, сухую траву, деревья и кусты тонким слоем инея. Тяжёлые чёрные завитки из чугуна, поддерживающие навес над крыльцом, были тонко запылены изморозью. Из-за низко опустившихся серых туч небо, казалось, нависло прямо над крышей особняка; ещё не начало темнеть, и потому свет из заколоченных окон казался блёклым, далёким, и быстро рассеивался, словно во дворе действовала таинственная злая магия. С тёмных туч сыпал крупяной снежок, оседая крапчатым, как из распылителя, слоем на чёрном камне старых стен и жёстких тёмно-зелёных листьях плюща. Тихо шумела вода в фонтане, серебристо-свинцовые капли тяжело шлёпались о дно каменной чаши и, не задерживаясь, утекали в решётку под центральной розеткой.

– Давай уже, быстрей дербань эту свою омелу, – Джек, приплясывая на месте, потёр ладони друг об дружку и злобно покосился на куст-паразит. – Холодно…

– Терпи. – Арсений перехватил пучок жёстких листьев и белых ягод, обвивших ветку дуба, резанул ножом по тоненьким веточкам. Получившийся пучок отправился в корзину. – И не сверли ты яростным взглядом бедное растение, а то оно пеплом осыплется. Оставишь кучу людей без поцелуев.

– Тебя, пожалуй, оставишь. – Джек шмыгнул носом, оглядев двор. – Было дело, с год назад Эжени увлеклась английскими традициями. Знаешь же эту ерунду, про омелу?

– Только то, что под ней лижутся на счастье.

– Не на счастье, а… Вроде как одна из примет – поцеловавшаяся парочка точно будет весь следующий год вместе. Хрень, но ей понравилось. Ну и затащила меня под эту самую омелу…

– И что?

– И ничего. Через два месяца я тут оказался и до сих пор кукую. О, ты смотри, всё общипал. На дерево придётся лезть, – крыс явно решил перевести тему. – Щас эту партию срежешь, а дальше только выше.

Он подобрал с земли нерасщёлкнутый каштан – во дворе их валялась куча, нападавших с двух деревьев. Отбежал на середину двора, прищурился, размахнулся и сильным резким посылом швырнул орех на крышу. Вверху раздалось истошное карканье, тяжело захлопали крылья потревоженной птицы.

– Прямое попадание, – сообщил довольно. – Аж теплее стало.

– Это твою чёрную душонку греет боль и горе несчастной птички, – хмыкнул Арсений, сбрасывая последний пучок омелы в корзину. – Может, плюща пока надергаешь?

– Ладно уж…

Арсений с некоторым трудом – кора тоже была покрыта скользким слоем инея – влез на дуб. Здоровенный пучок, почти шар, омелы рос метрах в трёх над землёй, примостившись в середине не самой толстой ветви. Пришлось распластаться на этой ветке, зажав нож в зубах, и медленно ползти к цели.

– Эрсей, слезай. – Внизу Джек, надравший плюща, затолкал клубок листьев в корзину. – Обойдутся без своей омелы, и так её уже во всех углах развешали.

Арсений, как раз доползший в зону досягаемости куста, крепче обхватил ветку коленями и принялся срезать тонкие прутики омелы, кидая их вниз.

– Э, а ты как раз под омелой, – подначил лидера. – Хочешь, спущусь и поцелую? И мы весь следующий год не расстанемся.

– Я тебя щас сам спущу. Экспрессом, – Джек продемонстрировал ему несколько подобранных с земли каштанов.

– Ого, какой нетерпеливый!

– Помнится, тебя там вчера призрак недодушил? Ну так я загадаю, чтоб этой новогодней ночью он вернулся и доделал своё дело…

– Если не хочешь прийти ко мне в объятия через две секунды, злюка, советую отойти от дерева. Вместе с корзинкой. – Арсений сбросил последний клок омелы, вернул нож в карман и слегка ослабил объятия на ветке, позволив себе перевернуться и оказаться спиной вниз, как ленивец… или связанная людоедами жертва на палке над костром. Усмехнувшись пришедшей ассоциации, он разжал ноги, повиснув, потом отпустил ветку, спрыгнув на землю.

– Ну что, каштанов ты набрал, плющ тоже есть, – Арсений присел на корточки и опёрся ладонями на инистую траву, разгружая ступни после соприкосновения с землёй. – Миссия выполнена.

Когда он собрал оставшиеся веточки омелы, Джек от входа на всякий случай погрозил ему кулаком.

Ну и правильно. С меня вполне станется подбежать с пучком омелы и полезть целоваться, держа её над головой. Я, правда, для этого вообще не пьяный, но всё-таки…

В сумерках в гостиной включили гирлянду на ёлке, зажгли свечи. С кухни в приоткрытую дверь тянуло тёплыми запахами корицы, гвоздики, миндаля и выпечки. Несколько последовательниц, кружком собравшись у растопленного камина, сочиняли и записывали пожелания на листочках, потом переключились на придумывание фантов. Арсений перехватил хитроватый взгляд Лайзы и подумал, что на лёгкие задания рассчитывать не придётся.

Ему самому не сиделось на месте. Он носился, бегал по поручениям найти бумагу, ножницы и маркеры, притаскивал свечи, спички, яблоки, стикеры, нитки, игрушки для подготовки игры (один раз его послали даже за зеркалом), пару раз предпринимал вместе с Заком диверсионные вылазки на кухню в попытке узнать, что точно будет на ужин, в итоге случайно схлопотал дверью от Дженни и оставил попытки.

Когда сумерки превратились в полноценный вечер, решил отдохнуть от беготни и уселся на подлокотник кресла, в котором Джим читал книгу. Док нарочно отсел подальше, к небольшому столику в углу гостиной – тут и лампа была, и люди не толклись. Освещённая часть гостиной вместе с шуршанием бумажных снежинок, переговорами и смехом осталась далеко, где-то там, у камина. В этом углу вокруг лампы собрались густые уютные сумерки. Джим, не глядя на него, перелистнул страницу. Тёплая серовато-бежевая тень скользнула по ровным буквенным рядам, накрыла их, скрывая за собой; улёгшаяся страница оказалась в свете лампы, стали видны крапчатые неровности старой пожелтевшей бумаги, похожие на песок. Джим огладил страницу, прижимая её. Свет выхватил все линии его кисти, тени тёплыми впадинами залегли за очертившимися костяшками, между тонких длинных пальцев.

– Арсень, ты нарочно? – осведомился он спокойно, не отрывая взгляда от книги.

Арсений, поняв, что сейчас не выдержит, быстро склонился к его уху, ощутив щекой щекотное прикосновение мягких волос, и неожиданно хриплым, низким голосом выдохнул:

– Нарочно. И ещё буду.

Прежде чем Джим успел хоть что-то ответить, Арсений соскользнул с подлокотника и пошёл вытаскивать Джека в тайник. Сил его больше тут спокойно сидеть не было.

Чтобы добраться до тайника, пришлось снимать со стены натянутый экран. За ним обнаружилась прикрытая дощечкой ниша в стене, где неизвестная, сгинувшая в первом акте, оставила нынешнему Перу небольшой тяжёлый и кое-где рваный рюкзак.

– «Здесь всё, что у меня было, – читал Джек в свете фонарика, пока Арсений потрошил находки, – мой друг недавно умер от потери крови, его вещи разделили, за некоторые даже устроили драку, я не хочу, чтобы со мной было так же. Надеюсь, тебе повезёт больше, чем нам, на добрую память, незнакомая тебе Эмили Р.». – Он дочитал и свернул записку. – И правда девушка. Она была молодец.

– Да, это точно… – Арсений в последний раз обшарил рюкзак и закинул его на плечо. – Стерильные бинты, упаковка ваты… Тут ещё какие-то лекарства, но это уже не по моей части.

– Останься мы здесь ещё, точно бы пригодилось. – Джек зачем-то обвёл фонариком углы комнаты. – Ну что, идём?

– Ага. Но я вечером всё равно Джиму отдам. Мало ли, вдруг завтра кто ломанётся со всех ног на свободу и расшибёт лоб об дверной косяк.

Идя в восьмом часу по сумрачному коридору на втором этаже с коробкой бумаги, красок и ножниц, Арсений наткнулся на Тэн. Японка шла к лестнице с точно такой же коробкой, только больше по размеру. В ней были сложенные «стопкой» на бок пыльные белые чашки и весь её чайный инструментарий.

– Дженни уговорила меня провести церемонию, – пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Пера, явно стараясь не показывать, что тащить коробку ей тяжело. – К девяти я хотела бы всё подготовить.