Крыс зашебуршился активнее. Потом вдруг замер.

– Извини, – до ужаса хрипло.

Арсень снова сел.

– Вот так номер. За то, что я тебя по пьяни спровоцировал, что ли?

– Ты провоцировал, а я сам… короче, реально, забудь.

– Да с радостью! – фыркнул Перо, берясь за оставленную кисть.

– То есть… – Файрвуд помотал лохматой головой, – надо работать и выбираться отсюда. Но ты всё равно…

Кисть снова оказалась на стуле. Арсень подался вперёд. Вздохнул.

– Давай проясним пару моментов. Первый: для меня в случившемся нет ничего необычного. Я чего только в жизни не навидался и не наделался. Так что нечего передо мной извиняться. Второй: ничего не изменится. Как было раньше, так и будет. Работаем – значит, работаем. Мне надо что делать?

Крыс отрицательно мотнул головой и вернулся к разбору деталей. Арсень ещё с полминуты смотрел на него, потом уселся обратно за картину.

Кукловод с лёгким презрением скривил губы.

Да что происходит?

Да и что бы ни происходило – неужели даже сейчас Арсень не поймёт, с каким недоумком связался?

Он же рисует. Даже сейчас в его неторопливых движениях видна энергия, сила… жизнь. Иногда Кукловоду начинало казаться, что он готов выпустить Арсеня даже сейчас. Невозможно научить свободе свободного априори.

Так что он теряет время с этим… Джеком?

Семь утра, двадцать седьмое декабря. Жарко, несмотря на ледяной ветер и мокрый снег. Во дворе ещё темно, только у крыльца ярко горит фонарь; снежные хлопья, попадая в его свет, мгновенно взблёскивают, тут же проваливаясь в темноту. Вдохи-выдохи ритмичными глубокими рывками, капли дождя по лицу, воздух бодряще-мокрый, резко пахнет снегом.

Пятьдесят второй круг по двору, наращивая скорость. Кроссовки хлюпают в снежно-грязевую кашу.

у камина надо

высушу

Оттолкнуться за два метра от скамейки, сгруппироваться, перемахнуть её; чуть вбок, подошвы кроссовок мазнули по скользкому стволу дерева, толчок правой, поворот, к земле, кроссовка врезается в снежную кашу, поднимая брызги; до другого конца двора, по пути допрыгнув до нависающей ветки другого дерева, с трудом зацепившись за скользкую кору, подтянуться, кувырок через ветку, вниз; по бортику фонтана, срезать прыжком, и бегом до статуи, ощущая всё нарастающее напряжение – взгляд на стену, прыжок резко вверх и чуть вперёд, сжавшись пружиной, правая опорная от плеча статуи, секунда – и вниз.

Перемахнув статую и избежав соприкосновения со стеной, Арсений снова развернулся и понёсся к крыльцу. С ходу запрыгнув на перила, перехватился за чугунные завитушки, резко подтягиваясь, закинул послушное тело на крышку навеса. Здесь он остановился и задрал голову вверх.

Ветка каштана, выступы подоконников на втором этаже, просто непонятные кирпичные выступы на стене… Забраться на крышу – раз плюнуть. Он уже и забирался, в один из первых дней, как открыли внутренний двор. Джек попробовал влезть по веткам дерева. Он карабкался по стенке. Итог печален – стоило Арсению достичь крыши, как неизвестно откуда взялся густой то ли туман, то ли газ, обволок черепицу холодным облаком. При первом же вдохе страшно закружилась голова, мир расплылся в ничто. Он тогда стоял на самом краю сколотой черепицы, наивно надеясь на отработанное чувство равновесия, и едва не упал с высоты трёх этажей.

Когда они слезли, Джек длинно и матерно высказался по поводу маньяка и его фантазии, сделал вывод, что без противогаза в данном случае не обойдёшься. Но расстроился не сильно – тогда Подполье как раз готовило план с разбиванием камер.

И верно. Перелезть через крышу любой дурак может. Правильно ж говорю, Кукловод?

Хмыкнув, Арсений взял расстояние от края навеса до стены, ещё прыжок – оттолкнуться от вертикальной поверхности с одновременным поворотом, снова к краю – и мягким прыжком с навеса на землю перед крыльцом. Последнее слегка не вышло, подошвы проскользили в грязи, и он едва не потерял равновесие.

На крыльце послышался тихий шорох.

Арсений выпрямился, развернулся, убирая с лица прилипшие мокрые пряди.

Темнота. Никого. В жёлтом свете фонаря мерцают дождевые искры.

Зайдя в особняк, Арсений плотно прикрыл за собой двери – не хватало ещё, чтобы по первому этажу гуляли дополнительные сквозняки.

– Я тебя ждал, – послышалось негромкое в полутьме. Арсений увидел Джима – тот стоял в проёме раскрытой двери своей комнаты. – Дженни сказала, ты с шести утра ломаешь во дворе деревья.

– Джен? – Арсений поболтал пальцем в ухе. – Ну да, она ж меня видела… А завтрак был?

– С минуты на минуту.

– Тогда я в душ, – констатировал подпольщик уже на бегу.

– Ты же не заявишься мокрым на завтрак?! – послышалось резкое вслед. – Если Дженни тебя без тёплых носков увидит – убьёт! И я тоже!..

Когда Арсений пришёл на завтрак – в тёплых носках от греха подальше и старых тапках – Джим уже был на своём месте. Взгляд, которым док смерил зашедшего на кухню подпольщика, не предвещал ничего хорошего.

– Дженни, этому любителю утренней зарядки – большую кружку чая, – попросил не терпящим возражений тоном. Говорил негромко, но разом перекрыл вялые утренние переговоры за столом. – И погорячее, иначе на одного простуженного тут станет больше.

– Да всё нормально, – попробовал возразить Арсений, садясь за стол. На него уже косились завтракающие, кто злорадно, кто – с сочувствием.

– Арсень, – Дженни поставила перед ним большую кружку исходящего паром чая и тарелку с приличной порцией омлета с сыром и сосисками, глянула с беспокойством, – ты опять умудрился что-то натворить?

Арсений только развёл руками и отрицательно помотал головой, всё больше недоумевая.

– Опять начал резать руки, – вполголоса пояснил Джим беспокоящейся Дженни, когда Арсений принялся за еду. – И я сомневаюсь, что это две-три комнаты в день. При большой кровопотере, сильных нагрузках и переохлаждении… И по сквознякам мокрый ходит.

Арсений молча работал вилкой, втайне недоумевая, за что док мстит ему на этот раз. Вроде бы никаких опасных вылазок, травм и проч. за последние несколько дней не было.

На кухню зашёл Джек. Ни на кого не глядя, пробурчал «доброго утра» и уселся рядом. Арсений покосился на него. Вроде как вчера вечером крыс уже привычно огрызался в ответ на подколы и вообще более-менее пришёл в норму. Правда, спать теперь уходил на диван в гостиную. Арсений ему туда ссудил свой толстый плед – чтоб не мёрз.

– Схему дочертил, – буркнул он тихо, когда Арсений потянулся за хлебом. – Теперь нужно олово и канифоль. Буду паять микросхему.

– Достану, – так же тихо ответил Арсений, поймав на себе взгляд Джозефа. Малолетка внимательно прищурился в их сторону, даже есть перестал. Пришлось удержаться от показывания через стол неприличных жестов – Дженни бы такого душевного порыва не оценила. – Паяльники?

– Пару штук на всякий. Я твой сундук выпотрошил, нашёл пять.

– Шесть. – Вилка звякнула об опустевшую тарелку. – Я ныкал шесть. Залезли-таки, гадёныши…

– Не, это я брал тогда, гирлянду паять. Хлеба передай.

Арсений плюхнул рядом с тарелкой лидера двойной кусок хлеба.

– Тогда пошёл я, – вздохнул, морально готовясь к долгому рабочему дню. Джек кивнул в ответ.

Арсений успел только подняться из-за стола, как его окликнул Джим:

– Арсень, на два слова.

Дженни вопросительно взглянула на него, но док махнул рукой и пообещал вернуться допить чай.

Арсению оставалось молча пожать плечами и идти следом.

Джим запустил его в гостиную, сам закрыл дверь и попросил пройти испытание.

– Поговорить хочешь? – Арсений принялся шнырять по комнате в поисках предметов.

– Да, разговор есть, и не для открытых дверей. Думаю, ты уже и сам догадался. – Последователь сел на свой «прилабораторный» стул, спиной к столу. Арсений быстро допроходил испытание и уселся на пуфик ближе к огню – последние два дня в ранний час, когда гостиная ещё утопала в темноте, Джим сам растапливал камин, а обитатели стаскивали к решётке обувь, сушить. Вот и сейчас помимо своих рвано-драных кроссовок Арсений насчитал у решётки девять пар разномастной обуви.