Доктор физических наук Ба́рсук был тот час же схвачен под руки и затащен в чёрный автомобиль, что пристроился за углом щербатой постройки, между двумя джипами.

Место действия — «Бункер Х». Испытания машины времени.

Посреди просторного, ярко освещённого помещения подземной лаборатории, ограниченного белоснежными стенами, высился тот аппарат, который Миркин построил и назвал «осциллятором». «Осциллятор» был велик: доставал почти до потолка лаборатории, вознесенного над полом на семиметровую высоту. А в ширину, и того больше, с паровозный вагон. Множество индикационных ламп свидетельствовали о параметрах его работы, шумные вентиляторы, спрятанные в его монолитном корпусе, охлаждали сотни микросхем, толстые кабели обеспечивали электропитание. Кроме этого, гигант был связан с четырьмя основными компьютерами и с одним запасным.

— А зачем он нужен? — спросил Теплицкий, когда впервые увидел это исполинское чудо техники, металлически поблескивающее в ярком свете ламп.

— Вы не поймёте… — буркнул доктор Барсук, который сменил неказистые «доспехи» бомжа на элегантный белый халат, и восседал теперь за одним из четырёх компьютеров, клацая клавиатурой.

— Ну, почему же, — вмешался Миркин, устанавливая на корпусе «осциллятора» нечто похожее на спутниковую «тарелку». — Господин Теплицкий достаточно умён, чтобы осознать теорию континуума.

— Чего? — не понял Теплицкий, уставившись на «тарелку» Миркина, как на новые ворота.

— Осознает? Да ни за что! — фыркнул себе под короткий носик доктор Барсук.

— Видишь ли, Теплицкий, — начал Миркин, отвернувшись от белой «тарелки» и вперив заумный взгляд в удивлённого Теплицкого. — Континуум — это протяжённость всего существующего во времени. Если посмотреть в пространстве, скажем, на нашу планету — она в единственном числе, летит себе через космос. Но если взглянуть на неё во времени — мы видим неисчислимое множество твин-Земель и видим одновременно все те изменения, которые случаются с нашей планетой. Континуум — это, говоря не словарным языком, словно бы бесконечная гусеница, каждый сегмент которой соответствует определённому временному промежутку. И, чтобы получить возможность прыгнуть из одного сегмента в другой, надо раскачать континуум и заставить эти сегменты сомкнуться, то есть, создать петлю переброса! Раскачивание получается путём выброса энергетических импульсов различной интенсивности через определённые промежутки времени, которые постепенно сокращаются до абсолютно малой величины. И когда абсолютно малая величина промежутков будет достигнута — и образуется петля переброса! — он так увлёкся этой лекцией, что даже пританцовывал, совершая па, достойные Авдотьи Истоминой. А подойдя к её финалу, восторженно замер, подняв над головой руки, словно бы захватив ими весь мир. — А для того, чтобы раскачать — и нужен осциллятор. Понял? — добавил он, опустив руки и засунув их в карманы халата.

— Эээ, — ответил Теплицкий, чьи глаза сделались совершенно бараньими. Даже могло показаться, что над его головой закрутились рога…

Доктор Барсук вертелся в своём офисном кресле и жёлчно похихикивал над недоумением Теплицкого.

— Ну да, он понял! — ехидно заметил он для самого себя.

Осциллятор высился, сверкал отполированными стенками, и внутри него что-то тоненько попискивало: «Пик! Пик!».

Голову Теплицкого распёрло от избытка абсолютно невразумительной для него информации, даже уши заложило. Теплицкий незаметно кивал, стараясь вытряхнуть из вскипевших мозгов всё лишнее и обрести дар речи. Ему удалось это не сразу: минут пять прошло, пока он переварил «континуум», и все эти пять минут Теплицкий моргал и мямлил:

— Бе-е-е-е…

Потом, почувствовав, как информация вытекает, освобождая в мозгу место для размышлений, Теплицкий сцепил пальцы в замок и вопросил:

— И это и есть машина времени?

— Нет, — возразил Миркин, водворившись за второй из основных компьютеров. — Это — только осциллятор, без него машина времени не работает. Сама машина во второй лаборатории.

— А что, сюда нельзя было поставить? — выплюнул Теплицкий, возмущённый тем, что Миркин не экономит пространство.

— Тогда бы всё перегрелось, — спокойно ответил Миркин и что-то записал в блокнот, который лежал перед ним рядышком с компьютерной клавиатурой. — Их совмещать нельзя, потому что при создании петли переброса с помощью осциллятора, и открытии коридора переброса с помощью самой машины, то есть, флиппера, выделятся огромное количество энергии. Это может привести к взрыву, если осциллятор и флиппер не будут изолированы друг от друга.

— Покажи мне флиппер! — Теплицкому приспичило во что бы то ни стало узреть прибор, который мог бы стереть временной барьер.

— Идём, — согласился Миркин, правда, без особого рвения, и выпростался из-за компьютера.

Теплицкий прошёл по недлинному коридору мимо плечистых охранников, которые обеспечивали «бункеру Х» безопасность, и переступил порог второй лаборатории. Остановившись у матово-белой стены с тёмно-красной надписью «35», он взглянул перед собой и увидел, что всё пространство тут заняла какая-то странная платформа вроде переносной сцены. Платформа была вознесена на высокий помост, пронизанный проводами, окружена чёрной каймой с какими-то белыми квадратами, а по бокам её Миркин так же приделал по «тарелке», только диаметром метров по пять каждая.

— И для чего такой гигантизм? — проворчал Теплицкий.

— Между этими излучателями возникает коридор переброса, — Миркин по стремянке взобрался на свою платформу и стал на ней между двумя здоровенными тарелками. — Его размеры и активность определяются и контролируются ЭВМ.

В дальнем углу лаборатории Теплицкий заметил лёгкий пластмассовый стол, на который был проставлен тонкий ноутбук. А за ноутбуком торчал некий молодой и «зелёный» не толстый субъект, чей возраст тянул годиков на двадцать. Теплицкий его никогда не видел, он удивился чужаку и насыпался на Миркина:

— Эй, а это кто?

Миркин проследил, куда вперился указующий перст Теплицкого, и ответил на вопрос:

— Михаил Рыбкин, мой лучший студент. Прости, что я тебе раньше его не представил, ты бы выгнал его, а для запуска машины времени нужно минимум три человека.

— Ладно, проглотим… — буркнул Теплицкий. — Миркин, испытай её сейчас же, или я решу, что ты натарабанил груду металлолома, и выгоню тебя!

— Хорошо, — согласился Миркин, который первое испытание запланировал как раз на день сегодняшний. — Я собираюсь выискивать в прошедших временах небольшие неодушевлённые предметы и перемещать их сюда, в лабораторию…

Теплицкий всё ёрзал на стуле, который для него принёс студент Рыбкин, дожидаясь, пока Миркин и доктор Барсук настроят все свои чудовищные приборы и запустят их. А они всё что-то ругались, ругались друг с другом, всё что-то выясняли: то то не так, то это не эдак…

— Барсук, уберите видеокамеру с регулятора напряжения! — просил Миркин.

— Я включаю генератор поля! — предупреждал Барсук.

— Подождите, ещё рано! — запрещал Миркин. — Да уберите вы, наконец, эту видеокамеру!

Уже уши прожужжали тем, куда лучше поставить ящик, чтобы выхваченный из иного времени предмет не просто бухнулся на платформу флиппера, а был аккуратно упакован. Они скользили у носа Теплицкого, шелестя халатами, как два каких-то фантома, только очень шумных. Все четыре компьютера, что отвечали за работу осциллятора, были подключены, и на их дисплеях светились какие-то бледные буквы и длинные цепочки, составленные из одинаковых голубых шаров. Теплицкий всё снимался с кресла и заглядывал то в один дисплей, то в другой, но ничего на них не понимал. Он спросил про шары у студента Рыбкина, но тот почему-то очень заволновался и отправил Теплицкого обратно, на кресло, испугав тем, что тут повсюду опасная зона. Теплицкий фыркнул, но в кресло отправился: торчать в опасной зоне не хотелось.

— Готово! — громко объявил Барсук и разбудил задремавшего в кресле Теплицкого. Тот вскинул опустившуюся на левое плечо голову, вытер слюни, которые натекли на подбородок во время неудобного сна, и проворчал: