Иванков, всё лёжа на животе, повернул голову на бок и увидел около себя Алекса. Пилот тоже лежал на животе и пыхтел, отдуваясь, словно огромный ёж. Кроме того, Алекс ухитрился спасти фонарик. Он держал его в правой руке, а фонарик мирно светил вперёд.
— Живы? — поинтересовался пилот, поборов одышку, ворочаясь, чтобы подняться на ноги.
— Пока да… — выдохнул обалдевший от страха и бега Иванков. — С-скажите, а тут всегда летают топоры?
— Ни разу не было… — пропыхтел Алекс, которому уже удалось подняться с живота на коленки.
— Да? — удивился Иванков, всё еще лежа, потому что кроме одышки на него навалилась ватная слабость. Надо было чаще заниматься спортом — например, бегом с барьерами… и с топорами…
— Ни разу! — подтвердил пилот Алекс и усилием воли заставил себя подняться на ноги. Он стоял, пошатываясь, окружённый почти мистическим светом своего фонарика, и снизу казался Иванкову огромным, как колосс.
— Вставайте, что ли? — пилот протянул руку переводчику, который до сих пор оставался лежащим на полу.
Генрих Дитрихович схватился за предложенную руку и грузно водворился на свои размякшие ноги. Он глянул вперёд, а впереди висела тьма и тишина… Только теперь Иванков вспомнил про Риттенхоффера, которого нигде не было ни видно, ни слышно.
-А где же Риттенхоффер? — забеспокоился переводчик и завертел головой по сторонам, однако так никого и не увидел во мгле.
— Чи пришибло его гадостью какой-то? — снова фыркнул Алекс и снова по-русски.
Пилот выглянул из-за двери в переполненный ловушками коридор и скользнул лучом фонарика по побитым стрелами стенам и по полу. Риттенхоффера нигде не было, как впрочем, не было и пола — вместо овальных булыжников зияла чёрная пропасть, в которой мощный луч электрической лампочки рассеивался, съедаемый мраком… Увидав её, эту жуткую пропасть, Иванков отшатнулся назад и остолбенел — в буквальном смысле, руки и ноги словно бы отнялись и не двигались, а в желудке образовался холодный ком. Иванков заставил свою дрожащую похолодевшую руку подняться и схватиться за плечо пилота Алекса, иначе бы он снова упал на живот или на спину.
— Ка-как мы вернёмся назад? — заикаясь, прошептал переводчик Иванков, ужаснувшись перспективы стать пленником этого мёртвого замка
— Тут есть другая дорога… — буркнул Алекс и повернулся к Иванкову лицом. — Вот только полиция не похвалит нас за Риттенхоффера. В первую очередь, меня…
Иванков только рот раскрыл, чтобы сказать, что что-то здесь с ловушками
нечисто, как из мглы коридора выпрыгнул яркий луч, а за ним — и обиженный голосок Риттенхоффера:
— Чего вы тут торчите? Я уже подумал, вы попались!
Вслед за голосом явился и сам кургузый потомок Траурихлигенов. Он переступил через чью-то кость, которая валялась на полу, словно простая палка, и установился в полуметре от Иванкова. Иванков смерил его неуклюжую фигуру угрюмым взглядом и пробормотал:
— А мы думали, что попались вы… И вообще, как вы узнали, что здесь есть все эти проклятые ловушки?
Да, пускай объяснит свою чрезвычайную прозорливость! А вдруг этот наследничек сам нажал на кнопочку и завёл все топоры и стрелы, чтобы избавиться от «человеческого балласта»?
— В замках всегда ловушки… — неопределённо ответил Риттенхоффер, глядя в холодный сыроватый пол и подпихивая правым башмаком эту самую кость — толстенную, наверное, берцовую. Иванкову показалось, что он просто увиливает от прямого ответа на вопрос, однако переводчик пока не спешил ни с кем делиться подозрениями, чтобы не спугнуть Риттенхоффера.
— Идёмте, я покажу вам машину дедушки Эриха! — Риттенхоффер выкрутился, переведя разговор на таинственное чудо техники, что таится где-то здесь, в этих зловещих развалинах…
Иоганн Риттенхоффер повернулся спиной и бодро зашаг вперёд, елозя лучом фонарика перед собой.
— Эй, Бешеный Ганс, а тут больше нет ловушек? — опасливо осведомился Алекс, не решаясь сделать шаг вперёд.
— Нет! — уверено начал Риттенхоффер, и тут же сбился и замялся:
— То есть, не знаю… Не знаю, может быть, ещё где-то…
Риттенхоффер двигался быстрыми широкими шагами. Ему не мешала даже могильная тьма, его не пугали скелеты фашистских солдат, которые попадались на пути достаточно часто, а у одного из них даже сохранился ржавый автомат… Иоганн Риттенхоффер убежал далеко вперёд, а Иванков и пилот Алекс держались позади. Переводчик давно заметил в наследнике Траурихлигенов какую-то странность… Что-то у него было не так…
— Скажите, Алекс, — обратился Иванков к пилоту. — А когда вы привозили Риттенхоффера сюда впервые, вы спускались с ним смотреть на его машину?
— Нет, — отказался Алекс. — Риттенхоффер раскричался, когда я хотел провести его по коридорам. Велел мне стоять снаружи… Я предупреждал его, что в замке запутанный лабиринт и завалы, но он только отмахнулся.
Иванков пожал плечами. Да, с этим «графом» явно что-то не то: вчера он казался полнейшим рохлей и мямлей, горьким неудачником, несчастным и нищим. Иванков его даже жалел… А сейчас в этом «знатном гусе» проступают явные черты злоумышленника, или даже злодея…
— Эй! — Риттенхоффер впереди разразился громогласным окриком, и эхо, как всегда, превратило окрик в чудовищный рёв.
— Мы ту-ут!! — отозвался Иванков и создал новое эхо, которое покатилось между стенами коридора куда-то в бесконечную темноту.
— Идите сюда-а-а! — позвал Риттенхоффер, а потом — чем-то громко и противно заскрипел, словно бы отодвигал тяжёлые, проржавевшие засовы.
Алекс и Генрих Дитрихович переглянулись: неохота что-то ползти туда, куда зазывает этот странный человечек… В конце пути отчётливо маячит капкан…
— Идите сюда! Сюда! Сюда-а-а-а!!! — повторил во мраке Риттенхоффер, и отовсюду пугающим эхом захохотали стены
— Ладно, — героически согласился русский вертолётчик Алекс Бурундуков и двинулся вперёд, на мистически жуткий голос Риттенхоффера. — Если что — влеплю по морде…
Да, пилот Алекс крепок: награждён немалым ростом, да и кулаки у него тяжелы. Он вполне может дать сдачи злодею и поспортивнее, чем Иоганн Риттенхоффер. Оценив физические возможности вертолётчика, Иванков решил, что может двинуться за ним.
Идя, Иванков, видел перед собой широкую спину пилота, как тот покачивает мускулистыми плечами в такт ходьбе. Генрих Дитрихович немного успокоился: если слизнячок Риттенхоффер вздумает полезть в драку — герр Бурундуков быстренько его приструнит… Оглядываясь по сторонам, переводчик видел в полумраке осклизлые от постоянной сырости стены, изредка на них попадались какие-то бывшие картины в толстых рамах. Картины представляли собой чёрные прямоугольники, потому что всё от той же сырости испортились холсты и краски. Освещённый фонариком пилота, блеснул справа очередной пустотелый «рыцарь», поржавевший местами, несущий в своей толстой руке преогромный бердыш. Иванков старался держаться от «рыцаря» подальше: а вдруг и он наделён смертоносным механизмом, который при приближении человека заставит его метнуть тяжёлое оружие? Но этот «рыцарь» оказался мирным. Он не шелохнулся, когда мимо него проходили, и вскоре его контуры исчезли в сырой тьме. Пройдя вперёд, переводчик Иванков вскоре заметил и Риттенхоффера, окружённого сиянием двух карманных фонариков: своего и Алекса. Пилот светил прямо на него, и Риттенхоффер щурил свои недобрые глазки, отгороженные прямоугольными очками.
— Ну, наконец-то! — прошепелявил наследник Траурихлигенов, потому что держал свой фонарик в зубах, а неуклюжими слабенькими ручками отодвигал в сторонку претолстую деревянную дверь, сколоченную из целых брёвен, стянутую широкими полосами железа. Дверища явно весила больше того, кто её открывал, она плохо поддавалась хилым толчкам, а Риттенхоффер весь взмок и хрипел:
— Да помогите же мне!
Иванков гигантом не являлся — разве что, гигантом мысли — он сразу понял, что дверь ему не по зубам и отодвинулся подальше, чтобы, когда дверь откроется, не попасть под толстое бревно и не получить шишак.
