====== Глава 164. “Чёртова таратайка”. ======

Два партизана – Грыць и Петро – спрятались в кустах за поворотом дороги. Оба имели при себе гранаты и автоматы ППШ: они подкарауливали автомобиль гауляйтера, чтобы обстрелять его и закидать гранатами. За их спинами – совсем недалеко – начинались гиблые болота, а народе имевшие дурную славу обиталища чертей, кикимор, русалок... Когда дело будет сделано, и автомобиль гауляйтера превратится в большой костёр – Грыць и Петро уйдут через болота по тропинке, известной только тем, кто жил тут издавна,и спрячутся в деревне Светлянка. В Светлянке партизаны будут в безопасности: с самых древних времён, когда ангелы и бесы ходили по земле, защитила богородица эти места, посадила тут чудесную избавлень-траву, которая изведёт всякого, кто с мечом пришёл. Ни разу ещё немцы не прорвались в Светлянку – в местных озёрах тонули их танки, гибли в болотах целые полки солдат, колонны автомашин бесследно терялись в лесах. Автомобиль гауляйтера всё не показывался: задержался, поганец, в гостях у Колосажателя. Погано будет, если гауляйтер решит заночевать в Еленовских Карьерах – тогда придётся им всю ночь торчать в сырых кустах, лежать на мокрой земле, мокнуть и мёрзнуть самим. Внезапно затихли крикливые птицы, создав на секунду странную для леса тишину. Петро и Грыць не заметили этого сразу – были увлечены ожиданием гауляйтера, вглядывались в пустынную грунтовку, чтобы не пропустить его автомобиль. Оба спохватились лишь тогда, когда в этой тишине зародился непонятный механический звук, словно бы лязгала некая тяжёлая масса металла. -Ш-ш-ш... – шепнул Петро Грыцю, прислушиваясь. Прежде он не слыхал в лесу таких звуков... Помимо воли появился страх. -Немцы? – прошептал Грыць, вертя головою по сторонам. -Не знаю... – ответил Петро. – Ты башку-то не высовывай – мало ли? Грыць опустил голову под куст – чтобы ненароком не угодило что-нибудь ему в лоб... Однако долго так пролежать не смог, ведь странный звук никуда не исчез – наоборот, он будто приближался – стал громче, отчётливей. Лязгало словно бы там, позади них, где болота, непролазная трясина... И что там такое может быть? Грыць повернулся так, чтобы смотреть туда, и тут же увидел блеск металла. -Дывысь! – выдохнул Грыць, показывая пальцем туда, на толстые деревья, на камыши среди них, которые росли на болотных берегах. Петро рывком обернулся и замер, увидав, как лязгая своими длинными, когтистыми лапами, расшвыривая когтями тину и грязь, шагает через болото неведомое чудище. -Що то таке? – перепугался Грыць, который раньше ничего подобного не видел, и решил, что к ним шагает сказочный лешак. -Чёртова таратайка... – прошептал Петро. – Мне новенький балакал, шо их чёртовой таратайкой раскидали... Вона плюётся огнищем прямо из пекла... -У Светлянку йде... – заметил Грыць, видя, как паукообразный монстр легко прошагал гиблое болото и выбрался на пологий, низкий берег, выдирая избавлень-траву огромными металлическими когтями. -Бижимо! – закричал Петро, выпрыгнул из камышей и как ошпаренный понёсся в сторону деревни – предупредить и спасти людей, потому что появление “чёртовой таратайки” ничего хорошего не сулит.

“Таратайка” шагала своим лапами куда быстрее, чем бежали люди. Лапами своими она без труда рассекала непроходимые елани, словно вела её дьявольская сила. Петро знал, что на “чёртовой таратайке” катается сам Колосажатель – а кому ещё под силу вести такое чудище? Колосажатель – это дьявол, он не боится избавлень-травы, а на таратайке своей обязательно сожжёт Светлянку.

Петро бежал изо всех сил, насколько позволял густой лес и болота. Там, впереди – немного ещё осталось пробежать – запрятана партизанская лошадь. Грыць, отдуваясь, поспевал за ним, а Петро уже прыгал по кочкам, перебираясь через Русальную елань. “Таратайка” ножищами своими взбаламутила древнее болото, подняла со дна его илистую, топкую грязь, куда веками засасывало всех и всё. Хорошо, что она прошла в стороне и не уничтожила партизанскую переправу – а то они с Грыцем оказались бы отрезаны от деревни, и пришлось бы им делать гигантский крюк, обходя болото стороной. Елань осталась позади, и Петро услышал, как ржёт за деревьями Зорька. Лошадке тоже повезло, чудовище её не растоптало – напугало только, и Зорька с громким ржанием прыгала в стороны, становясь на дыбы, дёргая скрипучую подводу. Грыць хорошо её привязал, а то бы она уже сорвалась и понесла, вскочила бы в болото на бешеном ходу и утопла бы, несчастная. -Давай, Грыць, прыгай! – скомандовал Петро, на бегу заскакивая в подводу и хватая вожжи, чтобы вести Зорьку к Светлянке. Грыць справился с узлом, освободив лошадку и присоединился к Петру, вцепившись обеими руками в край подводы, потому как знал – поездка будет опасной. Недалеко и свалиться. -Но! Но! – Петро дико погонял лошадку, нахлёстывая её хлыстом и вожжами, и она неслась, как бешеная, перескакивая через коряги, ухабы, сминая кусты. Подвода страшно подскакивала, жёстко стукаясь о землю, с каждым прыжком набивая пассажирам всё больше синяков. Но Петра и Грыця синяки не волновали – им бы в Светлянку успеть до того, как там окажется Колосажатель на своей “таратайке”. У Грыця аж дух захватывало от скорости, а глянув вперёд, он увидал деревенские хаты, дремлющие в утренней дымке, и страшное чудище, которое уже перешло Чистое озеро, преодолело бережок, расшвыривая избавлень-траву когтистыми лапами, и неумолимо надвигалось на деревню, готовясь крушить. -Пррру! – Петро натянул вожжи, едва Зорька влетела в деревню, и спрыгнул с подводы, таща за собою Грыця к первой на пути хате – к хате бабки Заряны. Бабка Заряна слыла в деревне химородницей – вроде колдуньи – и Грыць её даже немного боялся. Но Петро уже был возле двери её хаты и колотил кулаками в дверь... Бабка Заряна медленно ходит, стара уже, говорят, что ей за сто, поэтому Петро распахнул дверь и вихрем влетел в её старые сени, увешанные сухими травами. Грыць эти травы обошёл стороной – а вдруг они колдовские, и он, столкнувшись с каким-нибудь сушёным пучком, сам на себя наложит страшное заклятье?? Бабка Заряна хлопотала у печи – пирожки пекла, и чудесный аромат заполнил всю хату. Грыць с утра не ел – ждали с Петром гауляйтера, и съеденная на рассвете пустая картошка переварилась давным-давно. Но на улице щёлкало лапами жуткое чудище, Грыць увидел его в окно, как оно скачет, ломая заборы... -Беда, Заряна Светозаровна! – закричал Петро, переполошив бабку Заряну до умопомрачения – они аж пирожки свои раскидала... -Матушки, светопреставление! – в страхе охнула Заряна Светозаровна и побежала к образам – вымаливать прощение у Богородицы. -Та не к образам беги, баба Заряна! – Петро схватил её за руку и поволок в сени. – На улицу выбегай, а то растопчет тебя в хате-то! Баба Заряна, охая, побрела в сени, а Грыць поскакал в соседнюю хату, к деду Матвею, на бегу распахнул дверь, ворвался, словно бешеный вихрь. -Дед Матвей, выводи всех из деревни! – закричал с порога Грыць, испугав Алёшку, который сидел на лавке у окна и выстругивал ложку из сучка. – Чёртова таратайка едет! Не держит её избавлень-трава! -Ох, горюшко! – выдохнул дед Матвей, поднимаясь с лавки. – А ну, Алёшка, хутко во двор! Алешка забросил вырезать ложку, вскочил с лавки и бегом рванул во двор. -Сынку, веди Пегашку! – крикнул ему вдогонку дед Матвей, неуклюже выбираясь из хаты. Алешка выскочил во двор, но привести Пегашку не смог. Лошадь деда Матвея по кличке Пегашка бесновато взвивалась на дыбы, беспорядочно скакала, водя за своей спиной пустую подводу, громко испуганно ржала. Алешка побоялся подступить к ней и схватить под уздцы: а вдруг двинет копытом и поминай, как звали?? -Не можу, деда! – заплакал Алешка, поняв, что не может выполнить просьбу деда. -К лесу беги, несмышлёныш! – заголосил дед Матвей, хромая в сторону дальней окраины, где начинались непролазные леса. Алешка, не помня себя от страха, вприпрыжку помчался к далёкой окраине, за которой темнели высокие лесные деревья. Мимо него, рядом с ним, бежали односельчане. Они толкались, шумели, кричали, кто-то тащил пожитки, даже кур в клетке тащила баба Клава, а кто-то ничего не тащил – выскочили налегке, чтобы спасти хотя бы, свою жизнь. -Скорее, дед Матвей! – Грыць торопил старика, но тот копался в сенях – что-то там искал, искал... -Убегай, дед Матвей! – это в сени залетел расхристанный, потный Петро, а дед Матвей, наконец, нашёл, то что искал и выпрямился, подняв находку на обеих руках. Дед Матвей обнаружил в своём скарбе противотанковое ружьё, протянув его Петру. -Во, тоби, Петрик, ружжо! – дед Матвей едва поднял это длиннющее ружьё, которое стреляло бронебойными снарядами и взвалил его в руки Петра. Проворно схватив это противотанковое ружьё, Петро нырнул вниз, прополз за плетнём, взобрался по стенке хаты и попал на чердак. Отличная позиция – отсюда можно подбить врага! Пристроившись у чердачного окошка, Петро выставил дуло наружу и попытался взять страшную машину на мушку. “Чёртова таратайка” гарцевала, подбивая хаты и разоряя огороды, словно бы направлял её сам дьявол. Петро замер за ружьём: “таратайка” стремительно приближалась, двигаясь пугающе быстро, несмотря на свои размеры. Она легко перескочила через соседнюю хату, врезавшись в огород так, что из-под её чудовищных лап во все стороны полетели камни и комья земли. Размахнувшись передней лапой, машина-чудовище саданула ею хату и напрочь снесла чердак и крышу. Всё, пора стрелять: “таратайка” оказалась в переделах досягаемости противотанкового ружья... Но Петро не успел нажать на курок: “чёртова таратайка” вдруг прыгнула опять и оказалась почти что вплотную к нему. В следующий миг она выбросила вперёд жуткую лапу, смертоносные когти врубились прямо над его головой,выломав кусок стены, Петро отпрянул назад, прижался к стене, опасаясь быть изрезанным. Но один из гигантских когтей, таки, зацепил левую руку. Он оказался острым, словно бритва, распорол кожу так, что Петро даже не почувствовал боль – только увидел, как хлынула кровь. Ещё секунда – и от хаты останется груда камней. Петро на время забыл про раненую руку, собрался с силами и совершил невероятный прыжок в узкое окошко, в последний момент увернувшись от чудовищных когтей. Когти лязгнули в сантиметре от лица, Петру показалось, что ему сейчас отрежет голову, однако ему повезло: не попав под коготь, Петро рухнул в кормушку для птицы, распугивая своим телом уток и гусей, а рядом с ним бухнулось тяжёлое ружьё. Перевернув кормушку, Петро выкатился на испачканный птицей песок заднего двора и присел за поленницей – спрятался, чтобы посмотреть, насколько тяжёлую рану он получил от “чёртовой таратайки”. Вокруг сыпались камни, палки, солома, в переполохе крутились вспугнутые птицы, роняя перья, носилась, пыля и поднимая визг, свинья. Оторвав залитый кровью рукав, Петро понял, что дела его плохи: коготь распанахал руку до самой кости, рану обязательно придётся зашивать, но это – потом. Сейчас нужно разыскать Грыця и спасти деревню от постылой “таратайки”. Кое-как намотав рукав на рану, Петро здоровой рукой поднял ружьё и,пригибаясь, огородами поспешил прочь, пока “чёртова таратайка” не снесла вконец хату, и его самого не пришибло камнем. Петро перемахнул плетень, а за его спиной раздался жуткий грохот: взмахнув лапою, адская машина разбила хату на куски, превратив её в бесформенную кучу, и прыгнула в сторону – крушить следующую. Вокруг сыпались камни, палки, один чуть не грохнулся Петру на голову. В дыму и хаосе руин он отыскал Грыця, который от страха забился в ямку и скукожился там, обхватив руками коленки. -Грыць, не сиди! – Петро стал дёргать его за рукава, чтобы вытащить на свет. -А? – Грыць поднял свою голову, и Петро увидал у него под глазом синяк. -Вылазь! – Петро даже ружьё кинул, чтобы здоровой рукой вытащить Грыця из ямы. Быстро оглядевшись, Петро заметил на окраине уцелевшую хату, которая принадлежала коллаборанту по имени Федька Куроцап. Петро подумал, что таратайка обойдёт стороной хату немецкого приспешника и потянул Грыця туда. -Давай, Грыць, к Куроцапу в хату! – скомандовал Петро, подняв ружьё. – Хватай ружьё – я не боец! Здоровой рукой Петро бросил Грыцю тяжеленное противотанковое ружьё, а Грыць едва не упустил его. Не ожидав, что оружие будет тяжеленным, Грыць ухватил его двумя руками, а Петро всё тащил его на окраину деревни, где торчала куроцапова гнилая хата, которую этот ленивец не ремонтировал с тех пор, как мамка его померла. Под ногами носились чужие куры, гуси, утки, хрюкая, убегала в лес чья-то толстая свинья. Грыць споткнулся о какую-то мелкую живность – об утку, что ли, повалился на пыльную дорожку, и тут же над его головой лязгнули жуткие когти “таратайки” – машина переступила через него, направляясь к очередной целой хате, чтобы разнести её. Грыць собрал свою храбрость, ухватил ружьё, стрельнул... Но чужая курица, внезапно проскочив, задела его руку и сбила прицел, из-за чего пуля просвистела в сантиметре от чудища и ушла в высь. -Грыць! Грыць! – это из клубов пыли вынырнул Петро и затормошил Грыця, пытаясь поднять его на ноги и снова заставить бежать в хату Куроцапа. – Живой? -Та, живой... – пропыхтел Грыць и закашлялся, потому что вдохнул злополучную пыль, встал, спотыкаясь о беснующихся кур... Гнилая дверь Куроцаповой хаты была открыта – Федька, наверное, как всегда, пьяный, не закрыл на засов, и Петро и Грыць заскочили в его замшелые сени. В сенях был накидан всякий хлам, который так и лез под ноги, Грыць скакал, чтобы не споткнуться, а там, на улице, чудовище с грохотом рушило очередную хату. Оно могло бы выстрелить и сжечь разом всю деревушку, но вместо этого почему-то бесновалось, превращая её в развалины. Проскочив сени, Грыць вырвался в захламлённую пропахшую плесенью комнатёнку и налетел на целую батарею бутылей – пустых и полных самогонки. В окружении бутылей, нахлебавшись спиртного пойла, храпя, дрых хозяин – запущенный, вороватый наглый тип, который, вместо того чтобы в лес партизанить идти, якшается с Носяриными полицаями и ещё чёрт знает с кем. Грыць, перескакивая через бутыля, совершил неуклюжий скачок и прыгнул на руку спящего Куроцапа. -Та вы шо, черти! – заорал спросонья пьяный Куроцап, подскочив на нетвёрдые ноги и тупо крутясь на одном месте. -Замолк! – рыкнул на него Петро, и Куроцапова челюсть получила удар кулаком. Лишившись ещё одного зуба, Федька-Куроцап потерял сознание и обрушился назад, на прохудившийся соломенный матрас. -На чердак! – постановил Петро и метнулся к шаткой лесенке, по которой Куроцап взбирался на чердак, чтобы посылать голубей-предателей Евстратию Носяре. – Подобьём её! Грыць покарабкался вслед за Петром, закинув ружьё за спину, однако тяжесть оружия тянула вниз, из-за чего он пару раз едва не сорвался и не упал. Собрав в кулак свою волю – он же партизан, а не девчонка – Грыць одолел лестничку и вывалился на пыльный чердак, захламлённый всякой всячиной и заставленный тюками соломы. Петро сидел на полу, около дыры в соломенной крыше, а разодранный когтём “таратайки” рукав его сорочки промокал от крови. -Ты как, братка? – спросил у него Грыць, подбираясь к чердачному окошку и пристраивая тяжеленное ружьё. -Пока жив... – прокряхтел Петро, корчась от боли. -Я стрелять буду! – пропыхтел Грыць, пристроив, наконец, ружьё и высматривая удобный момент, когда “таратайка” приблизится на расстояние выстрела. Петро возился со своей рукой, но тут прямо рядом с ними залязгали лапы. Грыць схватился за ружьё, целясь. “Таратайка”, распинывая развалины, двигалась к хате, которая стояла к ним ближе всех – вот, ещё пару шагов сделает, и можно будет подбить её, как фашистский танк. Даже дед Матвей подбил один танк – неужели Грыць не справится с “таратайкой”?? -Бей в неё! – закричал Грыцю Петро, прижимая к телу располосованную руку, пытаясь перевязать её куском своей сорочки. Из раны ручьями хлестала кровь, и Петро перетянул свою руку так, что от боли потемнело в глазах. Грыць схватился за противотанковое ружьё, приник к глазом к прицелу, хорошенько скрывшись за объёмистым тюком. Его пока не заметили – это хорошо, можно прицелиться получше и бить! Вот она, чёртова таратайка, гарцует по Светлянке, раскидывая хаты своими когтистыми лапами... Ну, держись! Грыць замер за тюком соломы и тщательно прицелился – прямо в одно из трёх узких чёрных окошек, за которым должно находиться лицо водителя... Машина-чудовище снова взмахнула когтистой лапой, её когти с грохотом, выбивая большие камни, врезались в соседнюю хату, из которой с криками выскакивали люди. В стене образовалась громадная сквозная дыра, а механический паук рванул свою лапу назад, доломав стену и заставив хату развалиться на куски. -Стреляй, чего засел?? – закричал Петро, видя, что Грыць впал в ступор и глупо таращится на то, как “чёртова таратайка”, вдребезги разворотив хату, шагает по её остаткам прямо к ним... Ещё пара минут, и их хата тоже будет сбита, а они – похоронены под завалами... -Та чтоб ты сгнил, чертяка! – громко ругнулся Грыць, перекричав лязг металлических лап, и тут же нажал на курок, выпустив снаряд. Он ожидал, что бронебойная пуля пробьёт чёрное стекло и убьёт Колосажателя, остановив “таратайку”. Но к его ужасу снаряд только чиркнул по чёрному стеклу, выбил искру, но не оставил на нём ни царапинки! -Та, хай тоби грэць! – с испугом выдохнул Петро, осознав, что противотанковое ружьё против “чёртовой таратайки” не поможет... -Петро! – закричал ему Грыць, в страхе обхватив обеими руками бесполезное ружьё. – Що теперь робить?? -Тикай! – скомандовал Петро, чувствуя, как из-за потери крови теряет силы. Собрав последние, он подполз к дырке в крыше и заставил своё тело выпасть наружу. Грыць хотел выскочить на улицу через чердачное окно, но застыл, как вкопанный: “чёртова таратайка” высится прямо перед его носом и, словно бы прожигает дьявольским взглядом трёх бездушных чёрных “глаз”. Грыць поспешил нырнуть на пол, пока его не застрелили, а из-за блестящей кабины быстро выдвинулась непонятная штуковина , которая словно бы раскрылась, тут же превратившись в некое подобие блестящей тарелки с длинным остриём. На конце острия собрался светящийся шарик, а спустя миг ослепительная вспышка резнула по глазам. Грыць зажмурился, опасаясь ослепнуть, и тут же лицо, руки, всё тело ощутило нестерпимый жар, вокруг занялась пламенем солома. Грыць сейчас же бросил огненно-горячее ружьё и проворно выпрыгнул в чердачное окошко. Падая, Грыць видел, как хата утонула в волнах белого “адского” пламени, которое, рассыпая искры, взметнулось чуть ли не до самых небес. От лошади мигом остались одни кости, они тут же рассыпались в прах, крепкая, обитая железом телега развалилась на небольшие куски и исчезла. Грыць упал неудачно, на спину, больно стукнулся о землю, однако тут же перевернулся на живот, попытался зарыться в солому из лошадиных кормушек, но солома горела прямо в руках, а в месте с соломой с дикой болью горели и руки, плечи, лицо... -Петро, спаси меня!! – невменяемо зарыдал Грыць, а слёзы тут же испарялись прямо на обгорающих щеках... Петро едва успел запрыгнуть в глубокий сырой овраг, а там было нечем дышать – водяной пар облаками летел с мигом высыхающей травы, небольшая лужа на дне оврага закипела, лягушки в ней сварились заживо, а потом – обуглились. Земля расплывалась прямо под руками, превращаясь в какую-то белесую жидкость, боль была настолько сильной,что Петро уже не чувствовал ничего, кроме неё, а в следующую секунду для него всё покрыла тьма... На месте хаты, огорода, овражка, соседней разрушенной хаты и ещё одной, чудом уцелевшей, за несколько секунд образовалось небольшое озерцо расплавленного стекла, которое постепенно застывало, зеленея. Стены ближних хат оплавились, заставив хаты словно бы “присесть”, а дальние хаты с рёвом сгорали. Вода в сельском колодце кипела, словно в гигантской кастрюле, выплёскивалась за его каменные борта, которые, оплавляясь, тоже превращались в расплавленное стекло. От деревушки не осталось ничего, кроме зловещего стекла и пламени, а через всё это невозмутимо шагал “брахмаширас”. Огонь был ни по чём машине-чудовищу – на её корпусе не оставалось даже копоти. -Вот так! – сказал сам себе Траурихлиген, довольными глазами глядя на искорёженные, догорающие остатки хат и стеклянные “лужицы” там, где когда-то были чужие огороды. – И какая тут трава? Какие ведьмы? Хы-хы! Мне же нужно было на чём-то снять стресс! Злобно хохотнув, Траурихлиген нажал на рычаг и повернул свою адскую машину назад, в Еленовские Карьеры, чтобы поставить её обратно в бункер до тех пор, пока не пригодится опять.