— А вот и я, — подхватила она его под руку, почти повиснув на ней.

— Ты чего запыхалась, птичка? — ласково спросил он.

«Птичка», «растрепыш», «Лизок» — каждый раз услышав новое ласковое слово, девушка проникалась к любимому чувством искренней благодарности.

— Тебя догоняла, — шепнула она ему на ухо. — А вдруг украдут…

— Меня? Я однолюб, Лизок. Украсть себя никому не дам.

После таких слов у Лизы отпала охота «разыгрывать» Андрея, и она просто сказала, протянув бланк:

— Дядя телеграмму прислал.

Вознюк мгновенно преобразился, отнял руку:

— Что ж ты молчала? Где она?

По изменившемуся тону, по насупленным бровям девушка догадалась, что Андрей недоволен.

— Прости, милый, я хотела…

— Не люблю глупостей! — резко вырвал Вознюк злополучную телеграмму из ее рук и, прочитав, тут же смягчился — Ладно, Лизок. Я погорячился, сам не пойму почему… Не стоит из-за старика ссориться. Улыбнись-ка, ну, улыбнись же. — И Андрей заглянул ей в глаза.

Лиза притворно хмурилась, хотя обиды уже как не бывало.

Они вошли в скверик, присели на скамье. Теплый весенний день привел сюда детишек с их немудреными игрушками, веселым гомоном, привел стариков с неизменной газетой в руках, любителей домино…

Андрей еще раз прочел телеграмму и свистнул.

— Силен старик! Ты только послушай. Лизок, он просто комик!

Лизочка недоуменно подняла брови:

— Почему?

— Да как же, не телеграмма, а ребус. Я только сейчас подумал: каким поездом, когда и откуда приедет — неизвестно! Как он выглядит — тоже не знаю. Просто здорово! Что будем делать?

— Сейчас обедать пойдем, — резонно заметила Лиза, — а потом будем ребусы разгадывать.

— И то верно, — согласился Андрей.

После обеда они опять сидели в том же скверике. Солнце клонилось к закату. Свежело. Подул холодный ветерок, и сквер постепенно опустел.

— Андрейка! А ведь ты сам усложнил ребус. Его вовсе и нет. Можно просто сидеть дома и ждать, пока дядя придет, мой адрес он знает. Не станешь же ты спрашивать на вокзале у каждого пожилого пассажира, не он ли твой дядя из Харькова!

Вознюк отрицательно покачал головой:

— Ты у меня самая умная! Только… хорошо ли заставлять пожилого человека ходить по незнакомому городу и разыскивать улицу Герцена. Мало кто знает новые названия. Ленина улицу старожилы знают как улицу Легионов. Герцена как… В общем, не подходит! Выйдем лучше к харьковскому поезду раз, другой, — может и встретим. И совесть моя будет чиста. Согласна?

Лиза молча кивнула.

— Вот и договорились. Одна голова хорошо, а две все же лучше.

— Хуже. Обе ничего не стоят, — вдруг выпалила Лиза.

Андрей посмотрел в ее светлые глаза, но лукавства не заметил. Искреннее удивление выражали они.

— Ты уверен, что дядя живет в Харькове?

— Конечно! От роду там.

— Почему же тогда телеграмма из Винницы?

— Разве? — удивился Вознюк. — А я и не посмотрел. Действительно… Вот чудит старик! Наверно, ездил туда в командировку, а нас решил навестить на обратном пути. Все равно встретим!..

Звонок телефона поднял Дорошенко с постели. Взяв трубку, он взглянул на часы: скоро три. «Что-то, видимо, случилось на границе», — решил майор. Неожиданные звонки часто поднимали его среди ночи, и он научился различать их: долгий, настойчивый — вестник тревоги, короткий — сообщение, с которым можно повременить до утра.

— У телефона!

В трубке трещало и шумело. Далекий голос надрывался в крике:

— Товарищ майор! Капитан Рудаков докладывает… Вы слышите меня, товарищ майор? — последние слова прозвучали «т-а-а м-о-о-р».

— Говорите, слушаю вас! Ну, говорите же! — Напрягая слух, Дорошенко пытался уловить в хаосе звуков смысл доклада начальника заставы. Подчас достаточно было нескольких слов, все остальное угадывалось. Но сейчас нельзя было ничего разобрать.

Дорошенко постучал по рычагу аппарата.

— Коммутатор! Устраните помехи. Включите усилитель! — На телефонной станции что-то сделали, и шум значительно уменьшился. — Рудаков, как сейчас?

— Теперь отлично слышу вас. — Голос начальника заставы звучал отчетливее.

— Докладывайте, что случилось.

— Может и зря вас побеспокоил, — замялся Рудаков, — но вы приказали докладывать…

— Да бросьте вы. Говорите!

— Через полчаса ваш знакомый выезжает в райцентр на подводе, а оттуда в Старгород…

— Ясно, ясно, — тут же ответил Дорошенко, вспомнив, о ком идет речь.

Сон как рукой сняло:

— Спасибо, Рудаков. Хорошо, что сообщили!

Речь шла о Полийчуке. После того как была опознана вишневая трубка, бухгалтер привлек к себе внимание. Правда, не было ни одного мало-мальски серьезного повода к подозрениям, но Дорошенко подсознательно проникся недоверием к переселенцу с Карпат.

С большим трудом удалось наконец удостовериться, что Зося Франкевич не ошиблась, — трубка действительно принадлежала ее покойному мужу. Да и Полийчук, чего прежде за ним не замечалось, стал заискивать перед Зосей, ухаживать за ней, да так открыто, что ей однажды намекнули о скорой свадьбе.

Прямых доказательств, что Полийчук— чужой человек, не было. Однако ряд событий последнего времени определенно бросал тень на него. Взять хотя бы историю с порчей посевного материала. Или загадочное убийство колхозника Семушкина во время операции на границе. Полийчук участвовал в ней, лежал неподалеку от Семушкина, но кто ударил колхозника в спину ножом, тоже осталось неизвестным.

Может, и эта поездка в область затеяна неспроста?

Дорошенко оделся «по тревоге». Через полчаса он уже был в штабе и звонил Батову на квартиру:

— Простите, что в неурочное время, но, кажется, наши знакомые зашевелились…

— Хорошо, Иван Андреевич. Скоро буду.

В штабе Дорошенко подробно доложил полковнику о сообщении Рудакова и своих подозрениях, которыми до этого ни с кем не делился. И удивился: полковник не только согласился с его доводами, а, оставив другие дела, решил вместе с ним ехать в область.

— Вызовите машину, — распорядился Батов. — Кого-нибудь из своих помощников прихватите. Я тем временем позвоню товарищу Шаренко, будем действовать сообща.

Полийчук приехал в Старгород на попутной машине с ходатайством исполкома райсовета выдать колхозу «Победа» семенную ссуду.

— Помочь не можем! — отказал управляющий конторой «Заготзерно», возвращая письмо райсовета. — Ссуду дадим, но не раньше чем дня через три, когда подойдет эшелон с посевным материалом.

— Через три дня? — заволновался бухгалтер. — Да нам же сейчас каждая минута дорога!

И такое разочарование и досада отразились на лице Полийчука, что даже невозмутимый директор смягчился:

— Обещаю вашему колхозу в первую очередь.

Наспех пообедав в первой попавшейся столовой, Полийчук поехал трамваем в центр. На шумной площади Рынок он пересел на троллейбус, идущий в сторону аэропорта, а там опять сделал пересадку и доехал до парка, где смешался с толпой гуляющих. Около получаса побродил по аллеям и убыл на вокзал.

В буфете Полийчук выбрал место за столиком подле окна, выходящего на привокзальную площадь, подозвал официантку.

— Бутылку пива и закусить!

Медленно попивая пиво, он время от времени с равнодушным, скучающим видом посматривал в окно. На площади было людно и шумно. Приходили и уходили трамваи. Пассажиры суетились, толкались, куда-то спешили. Бесшумно подкатывали такси. Все это, казалось, не занимало Полийчука.

«Кого же он поджидает?» — думал помощник майора Дорошенко, ни на минуту не выпускавший из виду Полийчука. Капитан устроился напротив большого трюмо в углу буфета, спиной к бухгалтеру.

Видимо, спокойствие «подопечного» не могло его усыпить. В буфет заходили новые посетители, но никто из них не задерживался более двух-трех минут. А этот сидит и сидит…

Полийчук на миг оторвал взор от окна, осмотрелся и быстро осушил кружку. Напускная меланхолия улетучилась. Теперь взгляд его был прикован к одной точке. Капитан проследил и понял в чем дело: бухгалтер «прилип» к киоску «Горсправки», подле которой под руку с девушкой стоял Вознюк.