- Поди сидит где-нибудь рядом, скотина, и ждет, - с тревогой всматриваясь в кусту, шептал он. - Вот, падла, поймаем лично рвать буду...
Шаг замедлился. В нескольких метрах, прямо на его пути, что-то валялось.
- Чего это? - вырвалось у Петра. - Ох-ты! - носок сапога, которым он пытался осторожно ковырнуть найденное. - оказался заляпан чем-то склизким...
Его с шумом скрутило.
- Тьфу! - харкнул он, выдыхая из себя тошноту. - Похоже приложили все-таки одного, - немного в отдалении Краевич увидел тело, лежащее посредине неглубокого окопчика. - А, сволочь, прямо на тропке расположился! Так бы и положил всех нас здесь! - человек лежал раскинув руки, словно в последний раз пытался обнять землю.
Рядом валялся грязный ватник, посеченный осколками. Партизан был в одной линялой гимнастерке; видимо в пылу боя снял... Его спина была вся посечена осколками.
- Хлопцы, давай сюда, тикайте! Одного падлюку попали! - не сдержавшись крикнул полицай. - Ух-ты, а это у нас что такое? - он присел на корточки рядом с трупом. - Хм... Часы ладные какие..., - из под рукава выглядывал край циферблата. - Постой-ка, уж не старшой ли ты? - приладив массивные часы, вдруг пробормотал он. - Дай-ка на рожу твою глянем.
Медленно коченеющее тело перевернулось с трудом.
- Не-е, - протянул Краевич, вставая на ноги. - Валяйся, падаль, дальше!
Шум боя, который, казалось, уже давно стих, почему-то вновь стал нарастать. Где-то в стороне, точнее определить было сложно — стоявшие сплошной стеной деревья хорошо маскировали звук, активно стреляли.
- Пулемет, - Краевич внимательно слушал, чувствуя, что в операции что-то пошло не так, как планировалось. - Кажись, не наш..., - глухой кашляющий звук отличался от голоса немецкого МГ. - Вот дерьмо! Где же эти олухи?! Сейчас бы с тыла зашли! - вдруг почти рядом с ним бухнул винтовочный выстрел, и сразу же кто-то заорал; вопль резко поднялся почти в саму высь и ту же прервался. - Вот же дерьмо, вот же дерьмо...
Опущенный было карабин вновь словно приклеенный уставился вперед. Кто-то опять заорал, бросая Петра в дрожь. Потом ухнула граната, от чего что-то просвистело рядом с его ухом. От неожиданности он даже присел.
- Ведь совсем рядом, совсем же рядом, - шептал он, пытаясь спрятаться за деревом. - Где же ты? - едва он собрался выглянуть, чтобы осмотреться, как раздался стон. - О, Матка боска... Хрен разберешь, что здесь происходит! Эй, Семен, ты что-ли? - человек застонал еще громче. - Сема, отзовись! - Краевичу просто до одури захотелось заорать, да сделать это так, чтобы было слышно во всей округе. - Черт тебя дери! Где ты? - стонал, определенно, Семен.
Полицай сполз по стволу к земле и осторожно пополз вперед, стараясь лишний раз не задевать кусты. Стоны становились все громче и громче.
- Падла, - шепотом ругался на самого себя Петр, стараясь хоть что-то рассмотреть среди стволов деревьев. - Чего полез? Выслужиться захотел? Да? Железный крест на шею? Хорошо, хорошо... Вот крест и будет... Деревянный! - наконец-то, впереди показалось что-то белое. - Сема, не пальни смотри. Это я, Краевич! - крикнул полицай, узнавая своего товарища.
Это бы действительно Семен. Не узнать его было не возможно! Крупная голова с непослушными курчавыми волосами и оттопыренными ушами, которыми он мог шевелить. Он сидел, прислонившись к стволу осины и пытался перевязать свою руку. Левая висела плетью, рукав толстой рубахи медленно набухал от крови. Полицай один конец бинта зажал в зубах, а второй раз за разом пытался обернуть вокруг руки.
- А-а-а-а, - зашипел он, когда кусок ткани снова выпал из пальцев. - А-а-а-а...
Петр настороженно огляделся по сторонам. Вроде было тихо... Выстрелы слышались где-то в дали...
- Сема, здесь я... Дружище здесь я, - шептал Краевич, осторожно подходя к раненному. - Сейчас перевяжем тебя и на хату пойдешь, пироги жрать...
Тот ни как не реагировал. Склоненная вниз голова еле уловимо дергалась, а рука продолжала вновь и вновь тянуть кусок бинта.
- Давай, я перевяжу, - Краевич медленно положил карабин рядом с собой. - В руку это мелочь... Это заживет.
Курчавая голова продолжала подергиваться в такт его словам, словно раненный со всем этим соглашался. Остро пахнувшие потом, слежавшиеся волосяные барашки тряслись вместе с головой.
- Вот же пень, в штаны что-ли наложил, - зло пробормотал Петр, дернув его вверх за гриву. - Матка боска! О! О, черт меня дери! - на одном выдохе произнес он, увидев лицо товарища.
Дергающаяся голова смотрела на него невидящими глазами, точнее глазницами. Через все лицо, начиная с покатого лба, шли четыре глубокие и до сих продолжающиеся кровоточить борозды. Две из них прошлись по глазам, оставляя после себя рваные ямки...
- Черт, черт..., - рука дернулась от волос и судорожно начала шарить по земле в поисках оружия. - Где же? - вот холодный металл, наконец-то нашелся.
В это мгновение его пробил дикий ужас. Сразу же вспомнились многочисленные истории, которые в последнее время все чаще и чаще звучали между поддатыми полицаями. «Матка боска, Матка боска, - губы сами шептали то, что уже было давно им забыто. - Как же это так... Нельзя же так людей. Это же живые люди! - его грудь поднималась и опускалась с такой силой, словно собиралась порвать китель. - Звери, настоящие звери! Нельзя же так... Грызть, словно дикий зверь, грызть..., - Краевич вертел головой по разным сторонам, продолжая спиной с силой вжиматься в ствол дерева. - Матка боска, что же мне делать? Что же мне делать? - сердце билось все быстрее и быстрее, все быстрее и быстрее. - Бежать, надо бежать отсюда!».
- А-а-а-а-а-а-а, - вдруг нечеловеческий крик прорезал воздух. - А-а-а-а-а-а!
Буквально в нескольких шагах появился человеческий силуэт. Темный контур в лучах солнца возник словно из неоткуда. В голове Краевича словно что-то щелкнуло. Конец! Палец вдавил спусковой крючок! Карабин дернулся в его руках.
- А-а-а-а-а-а! - вопль продолжал звучать, будто он получил свою собственную жизнь и уже совершенно не зависел от человека. - А-а-а-а-а-а!
Патрон за патроном, патрон за патроном летели в цель. Несмотря на дико вытаращенные глаза обуревавший его безумный страх Краевич сидел и стрелял. Щелк, щелк! Патроны? Где патроны? Карабин не стрелял! Полицай ошалело смотрел вперед — туда, куда стрелял... Вдруг, он понял, что это был его крик. Этот дикий крик издавал он сам, вот этим самым ртом...
- Матка боска, - шептали прокусанные в кровь губы. - Матка боска!
Он попытался встать, но ноги его не слушались. Они были словно набиты ватой и на них было совершено не невозможно опереться.
- Матка боска, матка боска! - руки вцепились в карабин, которым он уперся в землю. - Да... получилось..., - покачиваясь, он встал. - Где это?
В этот момент в его голове даже мысли не возникло о том, чтобы перезарядить оружие. В голове крутилось одно... «Я убил это, я убил это, - мысль накатывалась на него волной — раз и отступала назад, потом раз и все начиналось заново. - Я убил это!».
- Вот, вот оно, - шатающийся Петр подошел к телу, которой из-за текущих слез превратилось в расплывающееся темное пятно. - Вот оно...
Он встал на колени и отбросил карабин. Дрожащими пальцами коснулся тела.
- Что это? - его скрюченные пальцы держали древнее от времени пальто, в котором дергался мальчик. - Что это такое? - он тряс бездыханное тельце и ни чего не мог понять. - Пацан? Какого черта? Пацан?! - его медленно отпускало; озноб еще сотрясал тело, но руки, ноги вновь становились своими. - Всего лишь пацан... обычный пацан...
71
Некоторое время назад в этом же лесу фон Либентштейн в очередной раз пытался добежать до скрученного в какой-то немыслимый узел дуба.
- Вот же он, рядом, - шептал майор, готовясь сделать еще одну попытку. - Метров пять... Один бросок и все, я в мертвой зоне.
Однако голову даже высунуть не удалось, не то что встать и куда-то бежать. Рой пуль одновременно с резким разрывающим звуком наполнили воздух.
