Он отвернулся от реки и, не успев сделать даже пары шагов, вздрогнул от раздавшегося свиста. Резкий, завывающий звук полоснул со спины, заставляя его похолодеть от страшной мысли - «Началось!». Лейтенант дернулся в сторону, увлекая за собой остолбеневшего санитара.
«К заставе, к заставе!» - стучала в его висках мысль, отдаваясь тяжелыми ударами в его бешено стучавшем сердце, в словно чугунных ногах. «Быстрее к заставе! Лишь бы успеть до начала атаки, успеть занять окопы!». Он вырвал пистолет из кобуры и несколько раз выстрелил в воздух. Несколько мин упало в паре десятков метров, вжимая его тело в землю. Пыль и песок, поднявшиеся волной в воздух, практически ослепили его.
Через секунду свист сменился басовитым гудением, которое становилось все сильнее и сильнее. Казалось оно наполняло собой весь окружающий воздух, с каждым мгновением приобретая осязаемость и плотность и перерастая из воздуха в плотную материю. « На землю! На землю! Гаубицы! Нет, вперед! К заставе». Немецкая батарея клала снаряды с ювелирной точностью. Все цели здесь были пристреляны еще в июне 41-го. Мощные взрывы раздавались точно на месте казармы, вырывая из мощных кирпичных стен целые куски, превращая едва подлатанный деревянный сарай в кучу разлетающихся щепок.
- Командир, сюда! - полу контуженный лейтенант брел по полю, шатаясь из стороны в сторону. - Сюда! К нам! - кричали ему из траншеи. - Лейтенант!
До первой линии осталось метров сто — сто пятьдесят. Всего ничего... Маскаев слезящимися глазами смотрел вперед и ничего не видел. В глазах стояла сплошная светлая пелена, которая трепетала и извивалась. Он упал на живот и начал ползти вперед. Черные пальцы с обкусанными ногтями цеплялись за каждый кустик, а каждую травинку... Он полз, всем телом извиваясь как змея и оставляя за собой кровавый след. Полз снова и снова, втыкая ошметки пальцев землю. Маскаев полз секунды, полз минуты..., часы..., дни... Время будто остановилось. Если бы тогда, его можно было спросить, а сколько ты полз, то он вряд ли бы смог толком ответить.
- Стоять. Всем стоять, - он на «мгновение» остановился. - Ни шагу назад! - шептали его потрескавшиеся губы. - Все держаться! Держаться..., - он вновь поднял голову и посмотрел вперед. - Давайте, братки... давайте миленькие, - пелена с глаз почти спала и он уже видел чуть возвышавшийся бруствер. - Я к вам иду... К вам.
Он с трудом встал на колени, потом на ноги. Оглохший, ослепший на один глаз, лейтенант ничего не понимая смотрел перед собой. От первой линии окоп, к которым он так стремился, практически ничего не осталось. Многочисленные воронки густо усыпали едва заметные ямы. Повсюду лежали полузасыпанные тела красноармейцев.
- Что это? - шептал он, медленно шагая вперед. - Где вы все? - солнце уже практически село и остывающее поле медленно погружалось в темень. - Боец, вставай! Слышишь, вставай! - он остановился перед лежащим с раскинутыми во все стороны руками бойцом. - Я отдал приказ, рядовой! - он с трудом перевернул тело. - Ты слышишь меня?! - на него смотрело разодранное в кровь лицо с открытыми навыкате глазами. - Боец! - он посмотрел на второго, который скорчился в немыслимой позе держась за шею. - Встать!
Почти всю ночь одинокая фигура в изодранной форме ходила между телами. Время от времени она останавливалась и начинала что-то говорить. Сначала был шепот. Потом он сменялся громкими криками... Лейтенант ходил и ходил по заставе, пытаясь достучаться до лежавших бойцов... и совсем не обращал внимания на многочисленные металлические болванки, усыпавшие территорию заставы. Блестящие латунными поясками, похожие на небольших поросят, лежавшие снаряды выглядели совершенно целыми. Могло показаться, что их просто разбросали в этом месте, а потом из-за боя забыли собрать... Они лежали повсюду — на развалинах казармы, похоронившей часть гарнизона; возле отрядных повозок; рядом с выступавшей пулеметной точкой. К вечеру они уже остыли и их можно было без опасения брать в руки. Лишь из некоторых продолжали исходить тоненькие, едва заметные струйки зеленоватого дыма, который тяжело стелился по земле, оставляя за собой зеленовато-желтый след...
121
Северная Америка, Южная республика Техас, 1948 г.
У излучины небольшой речки стояло несколько десятков фургонов с высокими полотняными крышами — один из тех обозов с беженцами, что в последние годы наводнили южные штаты. Тысячи людей, побросав дома и имущество, в страхе бежали на юг, надеясь что проклятая эпидемия до них не доберется.
- Пол, ты там скоро? - из одного из фургонов высунулась растрепанная женская голова. - Пол?
Седой мужчина, сидевший на берегу реки и молча наблюдавший как садиться солнце, недовольно буркнул в ответ:
- Иду, иду... , - и потом чуть тише добавил. - Чертова потаскуха.
Он сунулся в нагрудный карман своей рубашки, помня что там оставалось немного табаку.
- Оставалось же немного, - бормотал Пол, сжимая в другой руки уже приготовленную трубку. - Вот дерьмо!
Его пальцы нащупали какой-то кусок сложенной в несколько раз плотной бумаги. В недоумении Пол вытащил его и развернул, ловя остатки ускользающих солнечных лучей.
- Что еще за дерьмо? - шептал он, медленно разворачивая бумагу. - ...
Это была старая фотография, на которой когда-то давным давно был запечатлен он — полковник Пол Тиббетс со своим экипажем и верной боевой машиной - стратегическим бомбардировщиком Boeing B-29. Окаменевшими глазами он всматривался в лица своих товарищей, никого из которых уже не было в живых... Вот рядом с ним, скромно опустив голову, стоит второй пилот Роберт Льюис. Он в белоснежной футболке и своей любимой бейсболке с эмблемой Масачусетских бульдогов. Его бомбардировщик, не успев отбомбиться по железнодорожному мосту, взорвался в воздухе в конце 1943 г., когда его протаранил какой-то сумасшедший русский...
Он осторожно коснулся фотографии пальцами, разглаживая места сгибов. С права от него задорно смотрит сержант Роберт Карон — неугомонный весельчак, про которого в эскадрилье говорили, что он даже в заднице у дьявола нашел бы над чем пошутить.
- Да..., - невесело усмехнулся бывший полковник, провожая взглядом фигуру сержанта. - Возможно тебе это и удалось, - кто-то ему рассказывал, что весельчака облили бензином и сожгли жители одной из русских деревень, попавших в первые дни войны под химическую бомбардировку.
С краю экипажа на фото словно скала возвышался здоровяк штурман, голландец по происхождению, Теодор Ван Кирк. Высокий, вечно скалящий зубы и норовивший кому-нибудь свернуть челюсть, он тоже был мертв. В сентябре 44-го он застрелился из именного кольта прямо перед зданием штаба, после того как его жена и двое малышей сгорели от лихорадки...
- Это полковник военно-воздушных сил США, командир 509 смешанного авиационного полка, - прошептал Пол, останавливая взгляд на самом себе. - Пол Тиббетс, - он стоял в самом центре экипажа — сильный, уверенный в себе, казалось воплощавший в своей фигуре всю мощь США.
Он стоял в самом центре своего экипажа. Руками упирался в бока. Огромные в пол лица солнцезащитные очки удачно дополняли его образ лихого пилота.
На черно-белое изображение упала слеза, потом еще одна. Пол закрыл глаза и начал вспоминать...
«8 июня 1942 г. Раннее утро. База 509 авиационного полка, занимавшая один из немецких аэродромов в предместьях Варшавы, гудела как растревоженный улей. На длинную бетонированную полосу из рядом расположенных ангаров выкатили пару огромных бомбардировщиков, смотревшихся как братья близнецы. Едва эти мастодонты, нестерпимо сверкающие металлом в лучах летнего солнца, подкатили к нулевой отметке как их сразу же обступили десятки техников.
- Сэр! - Пол любовался своей сверкающей красавицей и поэтому не сразу услышал что к нему обращаются. - Сэр! Фотограф приготовил аппарат. Экипаж стратегического бомбардировщика Boeing B-29 построен, - полковник невозмутимо смотрел на улыбающееся лицо сержанта Карона.
