Он положил письмо на стол и сразу же вышел, мягко прикрыв дверь за собой.

  - Странно, странно..., - пробормотал Рузвельт, открывая конверт. - Операция только началась. Он, что уже в курсе?

  При помощи блестящего стилета он осторожно вскрыл конверт.

  - Вот это поворот..., - его броня равнодушия и эмоциональной стойкости, которую он годами встраивал в борьбе с тяжелой болезнью и постоянными сильными болями, кажется дала явную трещину. - Вот это поворот..., - вновь повторил он, вновь и вновь вчитываясь в один из абзацев.

  «... господин Президент Советское правительство с искренней радостью восприняло известие о высадке англо-американских сил на о. Сицилия. Появление на итальянском театре военных действия около полумиллиона сил союзников несомненно станет серьезным фактором для … ».

  - Операция еще только продолжается. Прошло каких-то пара часов..., - прошептал он, чувствуя появившуюся испарину на лбу. Несколько часов, - он непроизвольно кинул взгляд на карту, оценивая удаленность театра военных действий от Москвы. - Значит, знал заранее, - еле слышно шептали его губы.

  «... Советское выражает искреннюю надежду в том, что сотрудничество между нашими государства в этом сложные период станут более тесными и плодотворными. Нам представляется важным, чтобы решение всех разногласий и недоразумений, возникающих или могущих возникнуть между нашими государствами, разрешались исключительно в двухстороннем формате без привлечения какого-либо третьего субъекта».

  - Намек на Черчиля? - он откинулся на спинку кресла и с наслаждением потянулся. - Очень даже может быть... Черт! - президент с трудом сдержался, чтобы удивленно не вскрикнуть. - Сюрприз за сюрпризом..

  «... уважаемый господин президент, обращаюсь к Вам не как глава союзного САСШ государства, а как человек, который искренне сочувствует Вашим страданиям от физического недуга. Спешу Вам сообщить, что несколько недель назад советскими учеными-медиками было синтезировано удивительное лекарство, которое с высокой степенью вероятностью вернет Вам возможность ходить и полностью избавит от недуга...».

  - Нет, не может быть, - Рузвельт яростно качал головой, не в силах воспринимать написанное в качестве истины. - Этого просто не может быть... Да, что этот чертов комми о себе возомнил? - его аж затрясло предложенного Сталиным. Он думает, что он господь Бог?! Да? - Рузвельт с яростью кинул тяжелый конверт в сторону стола. - Так?!

  Ему было до ужаса обидно от осознания своего собственного бессилия и одновременно жутко больно, что это бессилие замечают окружающие. Разве можно хотя бы близко к действительности описать его состояние в этот момент и даже на мгновение представить себя на его месте? Понять человека, который в самый расцвет своих физических и интеллектуальных возможностей оказался прикован к инвалидной коляске? Можно почувствовать, что он чувствовал, когда кто-то ему на это указывал?

  - Черт! Черт! - он из всех сил стукнул по столу кулаком и удар получился на редкость сильным. - Усатый дьявол! Что тебе до моей болезни?! - занесенный в воздух кулак снова опустился на столешницу. - Что тебе до меня? Смеешься?

  Тут он с ненавистью смотрел на свои парализованные ноги, которые уже почти двадцать лет отказывались ему служить.

  - Господин президент? Господин президент?! Что случилось? - изысканно украшенная дверь с жалобным треском распахнулась, пропуская внутрь двух дюжих гвардейцев с короткими карабинами. - Господин президент, где вы? - следом за ними пулей влетел секретарь, с испуганным видом начавший лепетать какие-то оправдания. - Мы услышали шум... Господин президент, надо было что-то делать, - тут его глаза, скользившие по комнате, выцепили скомканный кусок плотной светло- коричневой бумаги. - Что такое, господин президент?

   Тот приподнял голову и несколько раз тихо произнес:

  - Прочь! Все прочь! - оба гвардейца начали в нерешительности топтаться на месте, словно не зная. - Прочь! - вдруг как заорет он, от чего военных как ветром смыло. - Кому я сказал?! Уходите!

  Обхватив голову руками Рузвельт глухо застонал. В этот момент с него слетело все его напускное спокойствие и благодушие. Сразу же и с новой остротой вернулась та боль, о которой он стал забывать.

  - Уходите! Уходите! - прохрипел он, почувствовав, что кто-то положил ему руку на плечо. - Сколько же вам говорить..., - однако прикосновение оказалось нежным и удивительно знакомым. - Это ты... Плохо мне, очень плохо...

  Ладонь переместилась на его лоб и прохладное прикосновение к разгоряченной коже оказалось столь приятным, что Рузвельт с облегчением выдохнул воздух.

  - Что случилось? - Элеонора Рузвельт стояла прямо за его спиной и, крепко обнимая, гладила его по макушке головы. - Скажи мне... Что, письмо? - тот кивнул, прижимая голову к ее рукам. - Письмо, значит.

  Она взяла листок бумаги и быстро пробежала его глазами. В отличие от супруга выдержка ей не отказала. Лишь послание еле заметно дрогнула в ее руке.

  - А почему ты решил, что это не может быть правдой? - женщина сразу же выделила самое главное. - Не знаю, что тебе еще известно, но мне кажется мистер Сталин не такой человек, чтобы смеяться над кем-либо..., - она на несколько секунд замялась и сразу же продолжила. - Если честно, такое качество больше присуще твоему английскому коллеге, - всплывший в ее голове образ причмокивающего со своей неизменной сигарой Черчиля, почему-то сразу же вызвал у нее отвращение. - А мистер Сталин скорее жесток, чем подл.

  Взяв ее руку, Рузвельт с чувством поцеловал ее.

  - В такие моменты я вновь и вновь понимаю, каким дураком я могу быть, - его лицо грустно улыбалось. - Знаешь, это послание пришло так неожиданно и с таким содержимым, что я начинаю подозревать дядюшку Джо в том, что он знается с дьяволом, - Элеонора при этих словах вновь опустила свои ладони ему на голову и начала ее нежно гладить. - В последнее время о оказывается странно прозорлив... Плюс ко всему этому случилось столько удивительных событий, которые каким-то поразительным образом связаны с Россией...

  - Думаю, тебе нужно поговорить с Литвиновым, - прошептала она, наклонившись к его уху. - Попробуй поговорить...

  Тот запрокинул голову назад, чтобы увидеть ее глаза.

  - Приглашу..., - тоже шепотом ответил он ей. - Приглашу его к нам на обед, только..., - в нерешительности остановился он. - Что они попросят в замен?

  - Все будет хорошо, - проговорила она с такой твердой уверенностью в голосе, что сразу же Рузвельт поверил ей. - Ты Президент Соединенных штатов Америки! Ты мой муж! Ты все сделаешь правильно и на благо страны и народа...

  Через восемь часов в Овальном зале Белого дома Президент Рузвельт встретился с послом СССР в САСШ Литвиновым. Тот на удивление оперативно откликнулся на личное приглашение первой леди, которая и выступила официальным инициатором такого ужина чтобы не привлекать к встрече лишнего внимания.

  - … Если я не ошибаюсь, господин президент, вы хотели меня спросить о том послании, что сегодняшним утром было Вам передано? - Литвинов удобно устроился в глубоком кресле у самого окна, откуда можно было окинуть взглядом весь зал.

  - Да, это так, - утвердительно кивнул Рузвельт. - Признаюсь Вам, получив сегодня письмо маршала Сталина, я был немного обескуражен, - Литвинов с трудом сдержал улыбку, услышав каким тоном президент произнес выражение «немного обескуражен». - Вы не могли бы прояснить некоторые моменты этого послания?

  Разговор только начинался и обе стороны были максимально корректны и осторожны. Поэтому никто не позволял себе сразу же говорить напрямую, как это можно было бы ожидать от других в такой недвусмысленной ситуации.

  - Какие именно моменты необходимо пояснить? - у Литвинова были четкие инструкции дождаться того, чтобы президент первым проявил инициативу в этом разговоре. - В письме товарищ Сталин поднимает разные вопросы сотрудничества двух стран...