- Хорошо, хорошо, – закивала Лерочка. – Я всё сделаю. И компенсировать мне не нужно – я подержанный телефон куплю.
- Нет, – возразил собеседник. – Купите новый, в салоне. Телефон должен быть не засвеченный, понимаете?
- А, да, хорошо, – согласилась Лерочка. – Я не подумала... Я не разбираюсь в этом во всём. Я куплю новый телефон.
- И – ничего не бойтесь. Постарайтесь не выдать Чесноку, что вы волнуетесь.
- Я постараюсь.
- Всё, сообщайте мне новости и не волнуйтесь, хорошо?
- Да, до свидания...
А Чеснок, действительно, заподозрил Лерочку. Ему не понравилось то, что она слишком усердно занимается работой, с такой готовностью посвящает его в дела Сумчатого. Спрашивает, подсказывает. Вообще, Чеснок по натуре был очень ушлым и подозрительным человеком. Он замечал малейшие странности в поведении других людей. Мотал на ус и делал выводы. Поэтому Чеснок ещё никогда не засвечивался со своими нелегальными сделками. А Лерочка, кажется, его кому-то сдаёт. Уж, не Серёгину, ли? Что-то быстро он и Утюга прихватил, и Сумчатого – тоже... Не с её ли подачи? И вот, Чеснок решил набиться Лерочке в друзья, чтобы выяснить всё, как есть.
Лерочка приехала на работу. Прошла в свой закуток перед офисом директора, сняла куртку и убрала в специальный шкафчик. Села за стол, включила компьютер. И тут вдруг из директорского офиса выходит Чеснок с букетом цветов!
- Это – вам, – сказал он, с улыбкой протягивая цветы удивлённой Лерочке.
- Спа... спасибо... – выдавила Лерочка, взяв букет. – Надо его... в воду поставить...
Леночка стала разыскивать вазочку, но вспомнила, что разбила её ещё на прошлой неделе, и Лев Львович вычел её стоимость у неё из зарплаты.
- Я... разбила вазочку... – глуповато протянула Лерочка, уставившись на букет. Он состоял из гербер. Дорогие цветы, однако...
- Я вам свою отдам, – сказал Чеснок, скрывшись за дверью директорского офиса.
Появился он минут через десять, с паутиной какой-то на ушах и – с вазочкой.
- Вот, – сказал он, возьмите... Знаете, она там за шкаф завалилась. Пока нашёл...
- У вас паутина на ухе повисла, – улыбнулась Лерочка, беря у Чеснока вазочку. – Я – сейчас, наберу воды.
Лерочка убежала в туалет наполнять вазочку, а Чеснок снял с уха паутину и подумал: «Ага. Теперь птичка – в клетке!».
Лерочка вернулась со своей вазочкой, налив в неё воды. Засунула туда букет и поставила на стол, любуясь свежими, золотисто-розовыми герберами.
- Прекрасно! – улыбнулся Чеснок. – Эти цветы так подходят к вашим волосам!
Лерочка покраснела от смущения.
- Спасибо, Родион Робертович, – выдавила она, чувствуя, как горят её щёки.
Чеснок выдержал галантную паузу и сказал, не переставая улыбаться:
- Леночка, вот, вы всё дома сидите по вечерам. А почему бы нам с вами не сходить сегодня вечером в кафе, или ресторан? Я, кстати, знаю одно. Там так уютно.
- А... Муська? – пролепетала Лерочка. – Я... должна покормить её...
- Ну, покормите Муську, переоденетесь, а я заеду за вами. Я вас даже сегодня раньше с работы отпущу, чтобы вы успели всё поделать. Идёт?
- И... идёт, – пробормотала Лерочка, опустив голову, разглядывая бежевую плитку на полу.
====== Глава 75. Импичмент для “Короля”. ======
Сумчатый ныл и повторял только одно слово: «Крот». Да, этот малодушный, рыхлый, как студень, толстяк совсем не похож на «короля преступности». Обычный делец, прогоревший на нечестном бизнесе. И не имеет ничего общего с тем высоким и стройным джентльменом, которого Пётр Иванович и Сидоров видели в «Доме Кофе». На все вопросы, которые задавал ему Серёгин, Сумчатый отвечал так:
- Утюжара – крот!
Или так:
- Ух, ехидная ехидна!.. Мерзкий попугай!
Когда Сидоров осведомился, не хочет ли Сумчатый «познакомиться» со «слоником», тот серьёзно так заявил:
- Мне негде его держать... Да и купить уже не за что!..
- Тронулся, – посочувствовал Сидоров. – Сидел там безвылазно, в своём этом коттедже – вот и поехал.
- Придуривается, – заключил Пётр Иванович, разглядывая жалкого, рюмсающего, как девчонка, Сумчатого. – Запахло палёным, вот и придуривается. Не станет же он сразу нам выкладывать, куда деваются те, кого он в подземелье спускает!
Сумчатый смотрел вокруг своими заплывшими жиром глазками с удивлением, словно всё ещё не мог понять, где находится.
- Утюжара – крот! – повторил он.
- Сумчатый, хватит ныть, – сказал ему Пётр Иванович. – Для вас будет лучше, если вы сами расскажете нам правду.
- Истина в вине! – изрёк вдруг Сумчатый.
Пётр Иванович решил, что его пока нужно в изолятор отвести, чтобы успокоился. А допросить потом, когда перестанет плакать.
- Только отдельно посади его, а то ещё подерётся с кем-нибудь.
Сидоров потащил Сумчатого в изолятор. Часовой, охранявший его, когда услышал, что Сидорову снова нужна свободная камера, произнёс:
- Не могу. Мне начальник сказал, чтобы вам отдельных камер больше не выделяли. Потому что у вас они – каждый по четыре места занимает.
Делать нечего: Сидоров пока посадил Сумчатого к Крекеру с Ведёркиным. А когда Пётр Иванович пошёл потом к начальнику отделения, сказать ему, что эти люди не могут друг с дружкой сидеть, начальник отрезал:
- Да на ваших этих... фигурантов и камер не напасёшься! Скоро весь изолятор ими заселите! И где это видано, чтобы в четырёхместной камере один человек сидел?!
Сумчатый ещё кричал в изоляторе, что его окружают одни кроты, да ехидны. И... «мерзкий попугай».
И тут зазвонил телефон.
- Здравствуйте, – произнёс на том конце грустный голос старушки. – Это я, мать Ярослава Семёнова. Я вспомнила, что Ярослав хранил свои молочные зубы. Он никому об этом не говорил, только мне. Ярик хранил их, потому что они у него выпадали именно в те дни, когда ему везло. Они у него где-то в доме спрятаны. Приезжайте, может, найдёте...
====== Глава 76. Бал Золушки. ======
Лерочка прихорашивалась перед зеркалом, собираясь идти в ресторан с Чесноком. Она нашла в шкафу своё вечернее платье, которое не надевала ни разу с тех пор, как его купили. Платье была чёрное, шёлковое, украшенное настоящими жемчужинами. Лерочка выложила за него почти четыре свои месячные зарплаты, в надежде на то, что кто-нибудь когда-нибудь пригласит её в ресторан. И вот, появился, наконец, этот «кто-нибудь» и наступило это «когда-нибудь». Платье было очень маленького размера. Чтобы купить его, Лерочка откладывала каждую копеечку, отказывая себе даже в еде. Из-за этого она тогда сильно похудела, и продавщица едва смогла отыскать настолько маленький размерчик. Достав платье из шкафа, Лерочка испугалась, что вытолстилась из него, ведь она иногда грешила, всё-таки, булочками. Но дело оказалось не так уж плохо: платье налезло. Но сидело, всё же, по фигуре, а не болталось, как раньше. Уложив волосы, Лерочка принялась за макияж, когда зазвонил её новый мобильник. «Странно, – подумала Лерочка. – Я купила его только сегодня. И номер никому не давала...».
- Алё? – сказала Лерочка, не в силах побороть любопытство.
- Здравствуйте, Лерочка, – услышала она знакомый голос.
- А как вы узнали мой номер? – удивилась Лерочка. – Я же вам его ещё не говорила...
- В салоне я мог стоять в очереди за вами, – ответил собеседник.
Лерочка попыталась вспомнить, кто стоял за ней в очереди. Полная дама в рыжей шапке? Нет. Сутулый и худой гражданин с редкими усиками? Не хотелось бы... Девушка с выжженными осветлителем волосами? Тоже – нет.
- Родион Робертович пригласил меня в ресторан, – весело сообщила счастливая Лерочка собеседнику, подкрашивая реснички.
- Он вычислил вас, – заключил собеседник. – Никуда не ходите. Вообще, не выходите из дому. Заприте хорошо дверь и не отвечайте никому, кто бы к вам ни пришёл, или позвонил по телефону.
- Ну, для чего всё это? – недовольно протянула Лерочка. – Я просто понравилась Родиону Робертовичу, вот и всё. Да, и он мне нравится: он такой добрый...