- Васёк, – сказал Смирнянский, дойдя до отпечатков Зайцева. – Ты хочешь сказать, что во всей этой каше замешан Зайцев?

- Нет! – обречённо прохныкал Недобежкин и дёрнул себя за правый ус. – Ты почитай, почитай! В том-то и дело, что пальчиков Зайцева нет нигде вообще!

- А Светленко? – осведомился Смирнянский, и Недобежкин заметил в его тоне сарказм.

- Ты тут не язви, а то вышибу! – пригрозил милицейский начальник, сдвинув брови. – Из этой банды осталось только два субчика, которые могут представлять опасность: Светленко и Зайцев. По логике вещей – либо они вдвоём, либо кто-то из них устроили похищение тела Артеррана из морга…

- Так, стоп, стоп, стоп! – Смирнянский отложил папку в сторону и выставил вперёд раскрытые ладони, словно бы останавливал что-либо. – Если они разыграли весь этот спектакль – то на кой чёрт им оставлять свои отпечатки? Они хотели, чтобы ты, Васёк, уверовал в то, что этот Генрих – некий бес, или мессия. То есть, собрались убедить тебя, что он сам собой воскрес. На кой чёрт Зайцеву оставлять свои отпечатки? Чтобы «кино» провалилось? Это же специально так сделано, врубон?

- Чёрт! – буркнул Недобежкин и выдрал из настольного календаря целых шесть листов.

Настольный календарь Недобежкина был и так потрёпан донельзя: листы засалены, ободраны, загнуты, да и дата, которую показывал сейчас верхний лист, наступит лишь в конце следующего месяца.

- Ты свидетелей нашёл? – спросил Смирнянский. – Кто-нибудь видел, как его из морга уносили?

- Чёрт! – повторил Недобежкин. – Свидетелей тебе! Свидетели те такую пургу порят, хоть кричи: «Караул!». Серёгин всю пургу на диктофон записал – можешь послушать и сказать, что это бред.

- Нет, не бред! Не бред! – это к Недобежкину ураганом и, не постучав, ворвался Ежонков. – Ты разве забыл, что мы выделили пароль, Васёк?

Громко топая, гипнотизёр в три прыжка пересёк кабинет, установился напротив стола Недобежкина и опёрся обеими руками о столешницу.

- Да, кстати, Игорёша, – сказал Ежонков Смирнянскому. – Ты же у нас тоже подпорчен. Давай, садись, и я тебя избавлю от «порчи»!

- Ещё чего! – отмахнулся Смирнянский и даже отодвинулся от Ежонкова вместе со стулом. – Ты мне вконец мозги отбацаешь гипнозом своим!

- Цыц! – вмешался Недобежкин. – Кстати, ты, Игорёша, блеял, я помню. Припёрся ко мне в отделение только для того, чтобы поблеять!

- Кто – я? – поддельно, или неподдельно, удивился Смирнянский. – Васёк, я тебе письмецо от Мурзика притарабанил, а ты меня к этому мозгоеду пихаешь! Он же меня зомбирует!

- Поправочка: не зомбирует, а РАЗзомбирует! – съехидничал Ежонков. – Ты, Игорёша уже зомбирован. А ещё – у тебя стресс, это я, как психиатр говорю!

Смирнянский уже собрался взвиться и поколотить наглого психиатра кулаками, а может быть, и ногами, но Недобежкин поднялся из-за стола и силой усадил его назад.

- Давай, Ежонков, работай! – милицейский начальник разрешил Ежонкову вмешаться в сознание Смирнянского и сел обратно в своё кресло. – А я пока петицию про Никанора почитаю.

Смирнянский, хоть и рычал, но согласился с Недобежкиным и поступил «на приём» к Ежонкову. А Недобежкин начал читать послание Мурзика. Читая, он вспоминал, каким же был Никанор Семёнов, когда работал с ним в СБУ. Да, этот Никанор Семёнов, который появился сейчас, внешне похож на того Никанора Семёнова. Он даже не постарел с тех пор, как ушёл из СБУ в начале девяностых… Но какой у него был характер? Скрытный. Да, Никанор Семёнов не распространялся о своих делах, и свои проблемы всегда держал в себе. Никто не знал, какая у него семья, где он живёт, куда ездит в отпуск… Хотя Недобежкин и сам не стал бы хвастать семьёй, будь у него такой сыночек, как Кашалот. Кстати, Никанор Семёнов для своего возраста очень строен и подтянут, а вот Кашалот – обрюзг, разъелся, стал вообще, поперёк себя шире… Да, Недобежкин не знал, что кроме СБУ, Никанор Семёнов ещё работает на Интерпол. Наверное, они вместе с Авениром Харитоновым на Интерпол халтурили, только Авенир Харитонов попался, потому что торговал информацией, а Никанор Семёнов как-то отбоярился, хотя, наверное, тоже торговал…

Когда Недобежкин ещё служил в СБУ – к ним в архив кто-то влез и стащил какие-то документы. По этому поводу было расследование, но оно как-то очень быстро заглохло. А потом – Недобежкин увидел видеозапись из архива, видеозапись похитителя, на которой отобразилась только лишь ничья тень на стене. Уж, не к Никанору ли Семёнову приходил этот призрачный гость? Или сам Никанор Семёнов позаботился о том, чтобы гость стал «призрачным»? Да, сам забрал то, что ему понадобилось забрать, а может быть, и продать, а видеозапись – испортил и задал следствию неразгадываемый ребус… Недобежкина со Смирнянским попёрли с работы, когда они сунули нос в это дельце. Скорее всего, с подачи Никанора Семёнова… А вот, сообщение Мурзика насчёт «подопытного кролика» у настоящего Генриха Артеррана – скорее всего, брехня, или подстава. Сколько на свете Никаноров Семёновых? Тысячи! ЭТОМУ Никанору Семёнову нужна была база «Наташенька» и результаты экспериментов – вот он и выдавал себя за ТОГО Никанора Семёнова, который, скорее всего, даже не вернулся с войны, потому что фашисты замучили его в своих катакомбах… Да и вообще, кто такой этот Мурзик??

- Васёк! Васё-ок! – Ежонков теребил Недобежкина за плечо и заставил отвлечься от раздумий. – Не спи – замёрзнешь и пропустишь самое интересное!

- А что там пропускать? – огрызнулся Недобежкин. – Как Смирнянский брешет?

- Он не может брехать под гипнозом! – настаивал Ежонков на непогрешимости гипноза. – Я же говорил, что брехня – процесс осознанный!..

- Разбуди его! – перебил Недобежкин.

- Зачем? – удивился Ежонков. – Мне только удалось усыпить его…

- Я из него кулаками вышибу, кто такой его дурацкий Мурзик! – зарычал милицейский начальник, комкая в руках электронное послание.

- И он тебе набрешет! – торжествуя победу, заключил Ежонков. – Васёк, его совсем не нужно будить. Под гипнозом он неосознанно расскажет тебе чистую правду. Его память уже готова к считыванию. Давай, спрашивай про Мурзика!

- М-да? – Недобежкин остудил гнев, встал с кресла и схватил себя за подбородок, задумавшись над словами Ежонкова. – Ну, ладно, – «амбал» сдался «психиатру». – Давай, попробуем… Но, если набрешет – я тогда побью тебя!

- Амбал и есть! – тихонечко оценил Ежонков умственные способности Недобежкина и задал Смирнянскому громкий вопрос:

- Кто такой Мурзик?

Недобежкин упёр руки в боки и ждал от Смирнянского ответа, а Смирнянский…

Смирнянский вдруг вывалился из кабинета Недобежкина и оказался лежащим лицом в асфальт. Было холодно и сыро, кожаная куртка Смирнянского оказалась прорвана в нескольких местах насквозь, и по телу гулял противный озноб. Смирнянский пошевелился и тут же выяснил, что его руки скованы за спиной прохладными стальными браслетами наручников. «Чёрт, как я сюда попал??» – перепугался Смирнянский и попытался перевернуться с живота на спину, но не смог, из-за скованных рук. Пока Смирнянский лихорадочно соображал, как очутился он в незнакомом месте, на асфальте, да ещё и в луже – чьи-то неизвестные граблевидные ручищи ухватили его за бока, оторвали от асфальта и подтолкнули к багажнику чёрного автомобиля, который зиял разинутой львиной пастью.

- Да вы чего, ребята?? – выдохнул Смирнянский, стараясь рассмотреть лица тех, кто его поймал.

Он не смог различить ни единого лица, потому что их скрывала ночная мгла и дождевая дымка – Смирнянский видел только силуэты, прямоугольные, широкие и бандитские.

- Шагай! – приказал сиплый голос, и о щеку Смирнянского затушили сигарету.

Смирнянский взвизгнул от боли – сигарета была горяча, словно адский уголёк – и попытался пнуть того, кто стоял ближе всего к нему. Пинок попал в цель: нога врезалась в твёрдый мускулистый бок, и противник, не ожидавший нападения, согнулся пополам. Смирнянский выиграл время и побежал в первый попавшийся тёмный переулок. Он бежал, шлёпая по лужам промокшими туфлями, разбрызгивая грязную воду, в лицо летела дождевая пыль и мешала дышать. Смирнянский оставлял позади себя незнакомые пятиэтажные дома, переполненные мусорные баки и разбитые тёмные фонари. Где-то недалеко, за спиной, слышались частые шаги, которые тяжело шлёпали по мокрому асфальту – это погоня, они решили не выпускать его живым.