А Недобежкин тем временем тихонечко приоткрыл незапертую и дырявую дверь и аккуратненько проник в тёмные сени, держа наготове пистолет. Пётр Иванович следовал за ним, он оглядывался, чтобы вовремя заметить нападение сзади, и тоже держал наготове пистолет. В сенях висела пустота и звенела тишина. А вот дверь в комнаты оказалась снова-таки приоткрыта. Недобежкин молча, указал дулом пистолета на эту приоткрытую дверь, имея в виду то, что надо идти туда. Только Серёгин собрался зайти в комнаты первым, как входная дверь приоткрылась снова – это пришёл Синицын.
- Там есть ещё один вход, – прошептал он. – Дверь железная, как новая.
- Хорошо, – кивнул Недобежкин. – Сейчас, дом обследуем и пойдём туда.
Пётр Иванович зашёл из сеней в переднюю и сразу же столкнулся с чёрным дамским чулком, который доверху набили белыми головками чеснока. Серёгин не ожидал встречи и поэтому взмахнул кулаком и залепил чулку тумак, сорвав его с гвоздя. Чулок упал, чеснок рассыпался по полу.
- Что там, Серёгин? – Недобежкин спихнул с дороги дверь и заскочил в переднюю, наставив свой пистолет на пустоту.
- Чеснок, – пробормотал Серёгин.
- Тьфу! – плюнул милицейский начальник, опустив грозное оружие. – Идём дальше!
Кажется, в этой хате никого нет – слишком уж тут тихо. Если бы кто-нибудь здесь был – он бы обязательно показался, когда Пётр Иванович загремел этим чесноком. Пётр Иванович продвигался вперёд и видел перед собой только безликую неодушевлённую мебель. Бедную, подержанную старую мебель, которая годилась уже только на дрова, или на выброс. Стенки обшарпаны, увешаны разнообразными иконами, почерневшими от безжалостного времени. Только всё равно, что-то здесь не так. Когда Пётр Иванович был в гостях у Потапова в первый раз… пол был чисто выметен и вымыт, а теперь – на полу покоится слой пылюки! Да, точно: пыль, паутина, дохлая мышь в углу… От чистоты Гаврилы Семёновича не осталось ни следа. Странное дело… Как этот Мэлмэн ухитрился занять место трусливого плотника??
- Подвал был на кухне, – сказал Синицын и пошёл туда, где – он знал – располагалась кухня. – Идёмте, я вам покажу.
Дверь кухни была снята с петель и прислонена к стенке. «Точно так же, как в особняке Гопникова!» – отметил про себя Пётр Иванович.
- Стоп! – Недобежкин внезапно застопорился и поднял руку вверх. – Аккуратненько – там кто-то есть.
Серёгин замер, а потом – крадучись, словно мангуст, вполз в просторную кухню Потапова и притаился там за буфетом. Высунув голову, он огляделся. Стол, два стула, окно, огромная русская печь (как только сохранилась??) а у печи спиной стоит человек. На нём натянуты какие-то джинсы – явно не первой свежести и клетчатая рубашка – тоже не первой свежести, кажется, даже, помойного типа.
- Берём, – прошептал над ухом Серёгина Недобежкин. – На счёт «три». Раз… два… три!
Как только прозвучало «Три!» – Пётр Иванович выскочил из-за буфета и навалился на этого незнакомого человека, собираясь скрутить ему руки. Обычно это делается быстро, особенно, когда нападаешь сзади… Но только не сейчас. Незнакомец рванулся, сбросив Петра Ивановича на пол, ринулся к окну, разбил стекло кулаком. Но тут же на него наскочили Недобежкин и Синицын, один схватил за одну руку, другой – за другую. Всё, сейчас этот «гаврик» будет скручен. Пётр Иванович поднялся с пола и поспешил помочь товарищам, однако прямо у него на глазах «гаврик» проявил себя могучим, словно супермен. Он без особого усилия свёл свои руки вместе и стукнул лбами Недобежкина и Синицына. Те упали на пыльный пол, а вот «гаврик» разозлился. Совершив молниеносный прыжок, он пихнул Серёгина, заставив его сесть и разрушить стул под собой, а потом – «гаврик» подхватил с пола пистолет Недобежкина, прицелился и собрался стрелять. Незнакомец повернул лицо, и Серёгин узнал его: это был бывший следователь прокуратуры, а ранее – верхнелягушинский участковый Зайцев!
- Зайцев, стой! – крикнул Пётр Иванович и попытался встать.
Но Зайцев ничего не слушал, он был невменяем, и он нажал на курок…
КЛАЦ! – пистолет не выстрелил, Зайцев замешкался, и тогда Серёгин прыгнул. Вышибив у противника пистолет, Пётр Иванович хотел стукнуть его в солнечное сплетение и повалить. Но Зайцев перехватил руку Серёгина и отшвырнул его к дальней стенке.
- Вы меня больше не поймаете! – прорычал он каким-то нечеловеческим голосом и собрался удрать в окошко.
И тут откуда-то из-за печки явилась бесхозная тень. Сначала она была плоская, как обычная тень, но потом – как-то поднялась над полом и превратилась в полупрозрачный серенький человеческий силуэт. Пётр Иванович отпрянул за комод и там замер, а чудище совершило неуловимо быстрый бросок и оказалось около Зайцева. Легко скрутив его, словно ребёнка, небывалое существо потащило его туда, за печку. Зайцев дёргался, вырывался, но видно драка с этим монстром была не по силам человеку. На глазах Серёгина Зайцев постепенно сделался таким же полупрозрачным, как и эта невиданная сущность, а потом – вместе с нею мгновенно превратился в тень и был быстренько утащен за печку.
Пётр Иванович неподвижно сидел за комодом и ошалело хлопал глазами, не в силах поверить в то, что сам увидел то чудовище, которое все Верхние Лягуши называют «чёртом». Нет, это явно не голограмма, не оптический обман, и тем более – не костюм. Оно живое и реальное – такое же, как и сам Пётр Иванович! Неужели это есть результат дьявольских экспериментов в рамках проекта «Густые облака»??
Синицын и Недобежкин пришли в себя, заворочались на занозистых досках пола. Они перевернулись с боку на бок, застонали, а потом – сели. Синицын огляделся – Петра Ивановича нигде не видно, так же, как и незнакомца, который их побил.
- Украл! – рявкнул Недобежкин, решив, что могучий незнакомец куда-то утащил Серёгина. – Чёрт, теперь – Серёгина!.. Блин!
Синицын встал на ноги, обошёл кухню и быстро обнаружил Петра Ивановича за комодом.
- Он здесь, – сказал Синицын Недобежкину.
- Серёгин! – Недобежкин подлетел к Петру Ивановичу, как большая ракета и начал требовать, чтобы тот рассказал ему всё, что видел и слышал.
Серёгин собрался выложить им всё про странное и страшное существо и про Зайцева, но внезапно к горлу подкатила тошнота, сознание помутилось, перед глазами поплыли радужные круги. Пётр Иванович вдруг забыл всё и забыл все слова, он раскрыл рот, чтобы говорить, но против собственной воли испустил тупое козлиное:
- Ме-е-е-е!
Тошнота улеглась, исчезли все радужные круги, и Серёгин увидел, как на лицах его товарищей появляется сильнейший испуг, как открываются их рты и выпучиваются изумлённые глаза.
- Серёгин! – Недобежкин начал трясти Петра Ивановича за плечи. – Неужели… и у тебя «звериная порча»??
Нет, у Серёгина не должно быть «звериной порчи», он же не поддаётся гипнозу! Но всё-таки, он не может никому рассказать про эту таинственную сущность – Пётр Иванович начинает безвольно блеять! И это безволие так сильно, что он никаким усилием не может сквозь него прорваться! Значит, это «зверина порча» – иначе не скажешь – Серёгин уже в третий раз пытается «перезагрузить» своё сознание начать рассказывать про «верхнелягушинского чёрта», но всё блеет и блеет! Но как же быстро эта сущность вторгается в сознание человека! Серёгин видел её всего лишь несколько секунд – и на́ тебе! Точно, что чёрт!
- Ме-е-е-е! – изрёк Пётр Иванович в четвёртый раз, и понял, что лучше ему не пытаться рассказывать про чёрта, а подумать о чём-нибудь другом.
Как только в сознании всплыл голодный кот Барсик – наваждение прошло, и Пётр Иванович смог выпасть из лап монстра.
- Ребята! – выдохнул он.
- Прокамлался! – угрюмо буркнул Недобежкин. – Всё, пойдёмте отсюда. Не нравится мне всё это до ужаса! Потом ещё раз придём, завтра…
Ежонков предусмотрительно остался под уютным летним солнышком, в уютном мире живых. Он опасливо топтался поодаль от этого «жуткого» по его мнению, домика, который, скорее всего, наполнен чертями и фашистскими агентами. Когда «Недобежкин и Ко» показались из-за двери этого дьявольского сооружения – Ежонков прямо вздохнул свободнее. А чтобы не выдать своего страха, он расхлябанною походочкой подошёл к Недобежкину и бросил небрежный вопрос: