- Слушайте, Пётр Иванович, может, это Гопников был? А теперь он умер и – всё – пугать больше некому?
- Отпадает. Гопников умер три года назад, а чёрт появлялся только прошлым летом.
Пётр Иванович прошёлся фонариком по стенам. На одной из них оказалась какая-то небольшая картина в чёрной от времени и постоянной сырости рамке. Она была под непрозрачным от толстого слоя мокрой пыли стеклом.
- А это ещё что?
Милиционеры подошли к ней и Серёгин рукой стёр пыль. Ладонь его стала чёрной. Это была не картина, а фотография. Старая. Не очень качественная. Подмокшая. Вся в жёлтых разводах и потёках. На ней на фоне американского флага стояли двое мужчин. Один был немолодой, совсем лысый, с большим толстым носом и в очках. Второй был повыше, но его лицо почти невозможно было разглядеть из-за обширного потёка. Оба были в пиджаках и при галстуках. На груди у каждого красовалась американская медаль старого образца. Под фотографией была подпись по-английски:
“The best intelligence officers of the USA
B. Gopnickoff & H. F. Artherran
Year 1957”
- Вау! – выдохнул Сидоров. – Кто бы мог подумать, что он аж Гопникофф? Да в СССР за такое – капут!
Сидоров покопался в своём английском. Знал он его плоховато с самой школы – на тройку еле вытягивал, но всё же припомнил, что «intelligence officers» по-английски означает «разведчики».
- Резидентом был! – сказал он.
- Да уж, – согласился Серёгин. – И в Америке бывал. Надо бы побольше накопать про этого «Гопникоффа» да и про того, второго, что это… Хэ-Фэ.
- Эйч-Эф, — поправил Сидоров. – Но… зачем?
- Я ищу убежище «чёрта», — ответил Пётр Иванович, разглядывая изрядно попортившийся фотопортрет. – Раз Гопников был шпионом, значит, он за чем-то тут шпионил. А раз шпионил, то сообщал… Я о том, что у него где-то, помимо дома, должна была быть ещё и так называемая база, с которой он связывался с Америкой… Может быть, наш «чёрт» её обнаружил… Она должна иметь сообщение с домом. Надо попасть в местный архив. И найти планы дома.
- А Семиручко, противный тот?
- К нему нужно «подъехать» как-то. Тут, Саня, кроется какая-то тайна и мы с тобой должны её распутать, – сказал Серёгин, снимая фотографию со стены. – Это мы с собой заберём.
На этом первая вылазка закончилась. Обходя вывалившиеся камни и закрытую драными отсыревшими чехлами мебель, милиционеры двинулись к выходу.
Фёкла Матвеевна беспокойно бродила вокруг «Самары».
- Ох, родненькие, – охнула старушка, когда Пётр Иванович и Сидоров показались на покрытом большими трещинами крыльце. – Я уже думала, что вас чертяка заел…
- Нас не заест, – сказал Сидоров. – Но мы с Петром Ивановичем напали на чей-то след.
- Фёкла Матвеевна, а от чего умер этот Гопников? – спросил Пётр Иванович, усаживаясь в машину.
Старушка забралась на переднее сиденье рядом со следователем. Сидоров помог ей закрыть дверцу.
- Гопников? Он не просто умер, – ответила она. – Он пропал. Вечером лёг спать, а утром его уже никто не видел. Пустой гроб хоронили. Говорят, чёрт заел, – вставила старушка собственную версию.
- М-м-м… – промычал Пётр Иванович. – А сколько лет было Гопникову?
- Ой, он долгожителем был – уже за сто двадцать перевалило! А всё молодцом трымавсь. Если бы не пропал – жил бы и до сих пор.
Служебная машина быстро домчала до хаты Фёклы Матвеевны.
Старушка достала внушительную связку ключей, взяла один и отперла сени. В сенях было темно. Сидоров случайно налетел на лопату, и, шарахнувшись в сторону, вступил в ведёрко. Лопата грохнулась на пол, а сержант, громыхая ведёрком, чуть не полетел за ней. Серёгин включил фонарик, разогнав мрак. Сидоров стоял на одной ноге, пытаясь стряхнуть со второй злополучное ведёрко, и размахивал руками, чтобы не потерять равновесие. Фёкла Матвеевна невозмутимо перебирала ключи в поисках нужного.
- У нас, в Лягушах, нэма свитла, – сказала она. – Осторожней в сенях, забиться можно. Я-то привычная, а вот вы…
Наконец, Сидорову удалось избавиться от ведёрка, и оно со звоном отлетело в угол.
- Уф-ф! – выдохнул сержант, вставая на обе ноги.
Фёкла Матвеевна наконец-то отыскала ключ и впустила гостей в хату. Засветила каганец. Пётр Иванович выключил фонарик, чтобы не разрядить аккумуляторные батарейки. Неверный тусклый свет залил чистенькую комнату.
- От так и живемо, при свечах, – уныло вздохнула старушка, усаживая милиционеров за стол. – А ранише, помню, молода була – так всё – и радио, и телевизор даже был!..
Серёгин присмотрелся и понял, что покрытая нарядной кружевной салфеточкой тумбочка, на которой стоял аккуратный вазон с дельфиниумом, по-настоящему – старинный телевизор «Берёзка».
- Пойду, состряпаю ужин, – Фёкла Матвеевна удалилась на кухню.
Серёгин достал потрёпанную, исписанную до половины записную книжку и синюю тридцатикопеечную ручку без колпачка.
- Надо составить план действий. За завтрашний день мы с тобой должны многое успеть, – сказал он Сидорову. – Во-первых, архивы. Нужно найти всё о Гопникове.
Пётр Иванович раскрыл блокнот и принялся по пунктам записывать план.
- Надо допросить тракториста, – вставил Сидоров. – Зайцев столько о нём нарассказывал!..
- Верно, – кивнул Серёгин, занеся в свой план очередной пункт. – Тракторист… За трактористом нужно следить. Как Зайцев. Только не хватать и не упускать из виду.
Обсудив план действий, Пётр Иванович сказал:
- Когда вернёмся в Донецк… Нет, нужно позвонить Усачёву сейчас и сказать, чтобы ещё раз допросил Сумчатого. Надо узнать, не слыхал ли Сумчатый про Верхние Лягуши.
Сидоров достал мобильный телефон. Пощёлкал.
- «UMC» не работает, – сказал он. – Нет покрытия.
- Ух! – пробормотал Серёгин. – Вечно они со своим покрытием!
- Но у меня ещё «Киевстар» есть! – бодро заявил Сидоров.
- Ну, давай свой «Киевстар»! – вздохнул Пётр Иванович.
Сержант открыл крышечку телефона и поменял SIM-карточку. Снова включил телефон. «Не обслуживается» – высветилось на экране.
- Чёрт! – чертыхнулся Сидоров. – И «Киевстар» не берёт!
- Хм… – задумался Пётр Иванович. – Надо бы узнать у Фёклы Матвеевны, где тут телефон.
- Скучно… – пробормотал сержант. – Хоть музончик послушать, что ли!
С этими словами Сидоров полез в карман и извлёк оттуда радиоприёмник на батарейках. Попытался настроить. Приёмник кашлял и выл, но, наконец, Сидорову удалось поймать весёленькую песенку Сердючки. И она чистенько играла. Стенные часы в виде домика с кукушкой прокуковали десять. И вот тогда приёмник снова отвратительно захрипел. Из динамика в хоре разнообразных шипящих и свистящих фонов послышался чей-то голос:
- Centre, centre, answer, answer! It’s… Пш-ш-ш-ш! Фр-р-рр! – несмотря на плоховатый приём, было понятно, что таинственный голос говорил по-английски. Но фоны захлестнули его, и голос стал неслышим.
- Ну, что это такое?! – Сидоров вскочил, схватил приёмник, начал постукивать по нему пальцем, ходить с ним по комнате, вертя антенной туда-сюда.
Среди жуткого шипения появился другой голос:
- Report me,… Др-р-р! Пи-и-и! Ш-ш-ш! – но и он тоже был «съеден» шумами.
- Да что это, к чёрту, такое?! – разъярился Сидоров. Казалось, он сейчас закипит.
- Что-то глушит радиовещание, – спокойно сказал Пётр Иванович. – И что-то интересное. А ну-ка, попробуй ещё раз это поймать!
Сидоров снова завертелся по комнате.
- Do you found?.. Кар-р-р! Ф-ф-ф!! – вынырнуло из динамика.
- Ты не мельтеши, а лучше стань там, где лучше всего было слышно, – посоветовал Пётр Иванович.
Но Сидорову больше не везло. Где бы он ни становился, всюду слышались только фоны и шумы. Ровно в десять двадцать всё прекратилось, и по радио опять заиграла музыка.
Однако насладиться ею снова таки не удалось. Ближе к одиннадцати нестерпимо расквакались древесные лягушки, в изобилии водившиеся в окрестностях.
- Да чего они так орут? – проныл Сидоров.