Глеб взял у механика браслет и подошел к девушке.
- Протяни мне руку.
Та, ничего не понимая, растерянно смотрела на раздраженных ссорящихся мужчин, прилетевших к ним со звезды. Глеб схватил ее левую руку и мгновенно защелкнул браслет.
- Это звездное украшение, береги его. Я к тебе вернусь, - сказал он и, не оглядываясь, быстро зашагал к катеру.
В просторном пластиковом куполе станции было свежо и почему-то пахло лежалыми яблоками. Крейцер был растерян. Начальник базы разговаривал с ним, как всегда вежливо, но коротко и сухо. Ставский останется на станции вопреки его, Крейцера, желанию. Более того, ему предложено быть с филогумологом-хулиганом корректным и относиться снисходительно к его возможным отклонениям от штатной дисциплины. Ему объяснили, что у рыжебородого заслуги перед Советом, с которыми нельзя не считаться, и начальству очень бы не хотелось вникать в их конфликт. Конфликта просто не должно быть. Если же таковой все же возникнет, то его, Крейцера, готовы отправить на Землю, на давно заслуженный отдых. Далее этот вежливый сухарь предупредил, что на станцию с океана движется циклон, и две минуты говорил о местном климате, который вызывает даже у весьма уравновешенных людей раздражительность и неадекватную оценку ситуации. Крейцер вспомнил, как филогумолог направил стикс на катер, и какое у него при этом сделалось выражение лица. Разряд высшего уровня разнес бы единственный катер станции в пыль. Заслуги... Какие у щенка могли быть заслуги перед Советом? И почему заслуженный щенок оказался в дальнем космическом захолустье, на его шее? Был на Земле хороший человек, который мог бы ответить на эти вопросы, но непосредственная связь станции с Землей хотя и возможна, но не предусмотрена инструкцией. Рискнуть? Поднакопить энергию солнечных батарей и тайно... Нет, тайно не получится. Крейцер нажал клавишу громкой связи.
- Филогумолога Ставского вызывает руководитель станции!
Глеб вошел в купол, снял респиратор и принюхался.
- Чем это у вас тут, пазнет, Крейцер? Чем-то несвежим. "Рыба на солнцепеке"?
- Прихоть древнего ароматизатора. Можно привыкнуть. Это "яблоки в саду". Если переключить на "свежее сено" или "клубника весенняя", будет еще хуже. Не обращайте внимания, Глеб. Садитесь. Я хотел вас предупредить: на район станции надвигается песчаная буря, поэтому прошу, - до беседы с начальством он бы сказал "запрещаю", - не покидать территорию станции. Кремерам плевать, закопаются в песок и переждут, а вам может непоздоровиться. И вот еще что. Возьмите у Хаустова браслет с маяком и предупреждайте меня перед любым вояжем в пустыню.
- Разумеется, разумеется, Крейцер, но вы ведь не всегда на станции.
- Где бы я ни был, я всегда на связи. - Р+уководитель станции помолчал полминуты и спросил: - Скажите, Глеб, а вы бы и в самом деле могли разнести катер?
- Вероятно, - ответил филогумолог скучным голосом и пожал худыми мальчишескими плечами.
Сбесившийся песок пытался содрать с головы шлем, порывами хлестал комбинезон, вырывал из рук датчик локатора. Песчинки застревали в сетке респиратора и мешали дышать. Задыхаясь, Глеб продирался сквозь бурю и вспоминал Пандору. Пожалуй, там было еще хуже. Вместо бешеного песка там была бешеная вода со льдом, и он так же, как сейчас, ломился через бешенство стихии к женщине. Там он отнял Зою у смерти. Он вспомнил, как вытаскивал ее из перевернутого и почти затонувшего вездехода, сброшенного бурей в бездонное гнилое болото. Вспомнил изуродованные трупы друзей. Зоя тоже казалась мертвой, но он, рыча, вытаскивал ее через моторный люк. Она стала его женой. Не могла не стать женой спасителя. Решила, что благодарность, дружба и привязанность заменят любовь. А может, была любовь? Нет, не было. Она пришла к ней позже - любовь к человеку вдвое старше нее, к инвалиду. Она боролась. Боролась, как могла. Да разве можно бороться с любовью?
На индикаторе прибора выскочил ноль. Глеб оглядел воющую, мятущуюся пустыню в поисках норы, поднес индикатор к очкам шлема. Ноль. Он сел и начал разгребать руками песок. Не сразу, под слоем песка он нашел решетку, сплетенную из прутьев. Понадобилось еще полчаса, чтобы он сумел сдвинуть заслонку и заползти в наклонный ход норы. Внутри было темно и тихо. Глеб включил на шлеме фонарь. Нора в плотном, слежавшемся песчанике расширялась книзу. Соу спала. Крепко спала, посапывая и даже изредка постанывая во сне. Глеб растерянно смотрел на нагую спящую аборигенку. Вдруг он снял шлем и начал судорожно сдирать с себя комбинезон. Соу проснулась и молча при свете фонаря наблюдала за ним. В норе было тесно, и Глеб изрядно исцарапался о шершавые стенки.
- Я тебя ждала, - сказала Соу, - я нашла корень желтого цветка. Теперь я рожу звездного малыша? - в ее глазах были слезы.
На высокой отвесной скале сидел седой человек. Лицо его уродовал длинный глубокий шрам от левого уха до горла. Внизу, в теплой голубой воде лагуны, плавали двое. Удивительной красоты нагая женщина почти не умела плавать, и худощавому мужчине с нелепой бородкой приходилось поддерживать ее в воде. На песчаной отмели резвился их сын. Мама вышла на берег и понесла его в море. К человеку на скале подошла молодая женщина. Она заглянула вниз и положила руки ему на плечи.
- Ты опасно сидишь. Я приготовила завтрак. Пойдем домой.
- Красивая дама. Вероятно, с островов Полинезии. Странно, что она не умеет плавать.
- Он быстро ее научит. Он хороший учитель.
- Ты знаешь его, Зоечка? - удивился мужчина. Он с трудом встал и, хромая, побрел к бунгало, стоявшему почти рядом.
