- Ша! - фыркнуло из отверстия существо. - Больно!

- Не шакай мне тут! Вылезай! - разошелся не на шутку, а на правду, Поляшка. Ноздри надул, хвост - стрелой, грива красиво лоснится по мокрому телу, короткие ноги почти по самое пузо замазаны грязью и глиняной жижей, но сапог у коня не было, штанов не носил, галоши не признавал, ибо жмут. Так вот и стоял, руки - в боки, когда створка со скрипом отошла, и на темные свет выбрался крохотный слизняк в странном балахоне и ночной шапке. На шее у него висели бусы-четки с деревянным крестом.

- Ты чего так вырядился? - удивилась Ариель. - Еще бы халат напялил.

- Мадама, не борзей. Не голышом же тут перед вами скакать! Я ж тебе не фраер малосольный, чтобы телесами сверкать. Я ж тебе...

- Не по масти стелешь, - осмотрев с ног до головы вновь прибывшего, деловито перебил моллюска наш бравый рысак. - Феню кончай! Говорить только по-русски! Как Пушкин завещал!

- Алесандр Сергеич? - просвистело существо.

- Он самый.

- Ради него можно! - выпятил вперед грудь слизняк. - Хороший мужик, правильный.

- Зубы нами не заговаривай, - снова перебил его Поляшка. - Как звать?

- Даламбер!

- Как того великого математика?

- Как его, ага. Можно коротко - Гриша.

- При чем тут Гриша? - рядом с Полей возник Сима. - Связи не улавливаю совсем. Что-то твое короткое имя не совпадает с полным.

- А кто сказал, что должно совпадать, пацанчик дорогой мой?

- За пацанчика ответишь! - завелся Сима. - Я уже небо вовсю бороздил, когда ты только из своей будки выбираться наружу стал! Нашел он пацанчика!

- Не кипишуй, дедуля, не кипишуй!

- Вокруг шум. Пусть. Так, не кипишуй! Все ништяк, вокруг шум! - запел вдруг тот самый Дин Винчестер.

- Заткнись, а? Сколько можно-то?

- Какие-то типы качают головой в ритм. С таким видом, мол, узнали себя они там, - только и пропел напоследок тот самый Дин и заткнулся. Стало тихо-тихо. Слышно только, как грохоча, громко барабаня по мокрому песку тяжелыми, просто громадными каплями, близится грозовой фронт, волоча за собой одеяло из холодных, мерзлых капель, лупящих пуще града.

- А красавчик хорош, - подмигнул тому самому Дину новый знакомый из раковины.

- Что тебе от нас нужно, Гриша? - взял быка за рога Поль. - Какого сюда притащил свой кокон?

- Зачем оскорбляешь, да? Я тебя обидел чем? Пальцем не тронул!

- У тебя пальцев нету! - издалека тявкнула Ариель.

- Ты же сам из ракетницы в меня пальнул! Звали, я пришел!

- Тебя никто не звал! Мы случайно выстрелили. И это, - Поль поднял тот самый пистолет-ракетницу, - это не ракетница! Гляди. Пистолет это.

И стоило Полю протянуть пистолет в сторону слизня-улитки по имени Гриша, пистолет выскользнул из мокрых копыт и камнем рухнул обратно в лужу. И пистолет бы приземлился в лужу вновь, если бы не необыкновенно резкий Гриша. Один рог на его голове-туловище кнутом выстрелил в темноте и успел поймать оружие через мгновение. И следом за тем, как выстрелил отросток, выстрелило и само оружие.

Бахнуло, трахнуло, вспышка осветила всю честную компанию.

Кто-то вскрикнул, свистнула пуля, кислый порох облачком окутал ребят, коня, пилота, картонку, улитку и нашего бедного Серегу. Не окутал только красавицу Ариель, ибо дама отошла до ветру, да мелкого зверька Йешу, что сидел всех выше.

- Убили, - прошептал вдруг тот самый Йеша, что сидел выше всех. - Убили.

Поляк, раскрыв рот от испуга, повернул голову назад. Судя по выражению лица на лошадиной морде, он и подумать боялся о том, кого же убили и куда угодила шальная пуля. Но, взяв себя в копыта, он повернулся. Как раз туда, где стояли Серега и тот самый Дин Винчестер, он и повернулся, да. Ариель уже успела прибежать, натягивая на ходу рейтузы, мелкий Йешка спрыгнул с крутой раковины-панциря, а пилот Сима просто схватился за голову, взъерошив мокрые волосы.

Поль рухнул на колени. Ведь в луже, в грязной пузырящейся жиже, раскинув безжизненно руки-ноги в разные стороны, лежали Сергей и тот самый Дин Винчестер - сверху. И самой страшной в этой человеческой пирамиде из человека и картонки была дыра от пули в груди последней. Дыра навылет. Черная, обожженная с краев дыра, которая, как все уже заметили, при всем старании не принесла бы никаких проблем тому самому Дину Винчестеру. Ибо сделан тот самый Дин был из картона. А вот Сергей был сделан из мяса.

Картонку скинули с пинка, Сергей лежал в луже без сознания, раскинув руки в разные стороны. И плевать, что рук было всего две, а сторон - много больше, чем две, не суть. Не будем вдаваться в подробности, чтобы не погрязнуть, как ребята погрязли в грязи, в описаниях и картинах серого неба Аустерлица. Будем считать, что Сергей раскидался по сторонам.

Без сознания, с перекошенными очками на кривом носу, Сергей лежал на спине, почти по уши сгинув в пузырящейся грязной жиже. Сергей походил на старый, дырявый надувной матрас, что прибило приливом к другому берегу и сейчас поласкает о камни и коряги дикого пляжа. Его мотает, швыряет из стороны в сторону, а вот сейчас, именно в эту минуту, когда небо в очередной раз разверзлось страшным воем, матрас зацепился за острый камень, что не успело еще облизать море, и начал рваться, медленно распускаться при каждом ударе пенной волны. А позже, когда от матраса останутся лоскуты и пимпочка, в которую русский человек вдувает всю мощь и силу отечественного перегара, море успокоится, море бросит терзать эту серую резинку, выбьет воздух из всех щелей и дыр, засыпав песком и водорослями на одиноком побережье. Там-то матрас и кончится.

Но на его место тотчас же приплывут новые, целая флотилия разных и больших, цветных и толстопузых матрасов. Но вот только Сереги нового этому миру уже не видать, и это твердо осознавали и Сима, и Поль, и даже странная гром-баба Ариель. А потому, пока вы тут читали про матрас и побережье, ребята осторожно выволокли нашего Серегу из лужи, разорвали рубаху на животе и ахнули.

Охнули, фыркнули и громко-громко выматерились по очереди, вместе, перебивая друг друга. Аккуратно в области сердца - по центру, а не слева, как любят показывать в фильмах и плохих книгах - на груди новоявленного спасителя лежала та самая книга, в мир которой он и попал. Пуля не смогла пробить насквозь этот деревянный талмуд, эту эпохальную книженцию, кусок жвачки и розовых соплей, и розовых же второсортных картонных коробок, размякших в воде, что льет автор. Пуля не смогла прошить и половины романа, сплющилась, превратилась в свинцовый блин из тонкого свинцового теста.

- Мать моя - лошадь! Волкам на радость - мои потроха! Он жив, цел! - вдруг радостно крикнул Поляшка и хлопнул кулаками по луже. Брызги перемещались с каплями дождя, морда у коня покрылась грязью, что совершенно животное не волновало.

- Подымайся, подымайся, - Сима успел выдать Сереге лещей.

- Больно! - взвизгнул пришедший в себя парень.

Сперва схватился за лицо. Еще бы, мозолистой лапой по мокрым щекам - чай, не бабочка крылышками зацепила.

- Не лупи! - еще громче взвизгнул Серый, поднявшись на корточки.

И стоило ему принять мало-мальски вертикальное положение, парень тотчас же закашлялся и схватился за ушибленную грудь, где уже наливался темного вида синячище.

- Болит? - рядом на корточки присел тот самый Дин Винчестер. - У меня смотри че.

Не успел Серый моргнуть, как тот самый Дин Винчестер просунул в дырку посреди груди палец и пошевелил им из стороны в сторону, дабы показать, какая страшная не смертельная рана у него, чтобы, наверное, Сереге не так печально было после всего этого нечаянного расстрела.

- Подымайте задницы, подраненки, пора топать.

И все тут же, без лишних разговоров и бесед действительно подняли задницы. Дождь прекратил лить почти в то же мгновение, будто кто-то специально кран там наверху перекрыл.

Точно, зуб дадут все, и картонка, и Поль, и Сима, и Йешка - маленький клык, что все вокруг завязано на Сереге, на Избранном. И все так, туды его растуды, совпадает постоянно и случается красиво, что диву даешься.