Оказавшись же в тронном пределе царства Ольхормерского, искатели остановились — высоко над узорным полом, словно плавая в воздухе, на цепях висело кованое кресло темного серебра. А в нем, вцепившись в резные подлокотники мертвыми костьми длинных рук, сидело страшное существо в белого металла венце острозубом.
Мерейю сковало страхом, так к месту и приморозило.
— Хороша тётка, да? — шепнул Фаркат откуда-то сбоку. — А я вот обвыкся, когда у них гостевал… Нут-ка, подержи мой меч покуда, и тут стой, не двигайся, пока не скажу. — А сам кусок полки от Хедиковой куртки оторвал и пошел прямо к страху этому.
Так тихо стало, что каждый шаг Бона гулко, как баба свайная (1), бухал! А тот шел не спеша, на чудище так небрежно поглядывая.
Жутка и отвратительна в смерти была высокая глайморская властительница — всю суть свою нечеловеческую являя: с голой кости черепа змеями сползали до полу белые космы, и сквозь струпья, от лица отпавшие, видать было, что глазницы меж собой соединены, как у зверя бывает! Хоть зубы у мертвой повыпали и наряд ее истлел, но в глазницах светились два красных живых огня.
Мерейю отпамятовал, дернулся было вслед за принцем, шаркнув в звенящей тишине оружием, но тот, головы не поворотив, отмашку дал — ладонью, будто отрезал. И прямо по не видимым в пыли ступеням поднялся.
— Я пришел, — громко сказал Фаркат Бон. И толкнул труп кулаком в грудь. — Моё! — Корону на лету поймал, слегка отступив, когда скелет с трона песком ссыпаться начал. А потом обернулся к Хедике, шельмовски подмигнул и, кусоком ткани, слюною смочив, обтер блестящий обод изнутри и на голову себе надел.
— Ну, как? — спросил. — Ничего так, к личику подходит? — И засмеялся, раскинув руки в хлынувшем на него столбе зеленого света. — Дома, дома! Я вернулся!
Мерейю бухнулся на колени:
— Мирэ!.. — прошептал он в ужасе.
В глазах Фарката Бона Ольхормерского, нового государя и хозяина всех земель Востока и Севера, билась, пульсируя и ярясь, беспроглядная Тьма.
(1) — сваи в старину забивали этакими пнями с ручками — бабами назывались.
Князь Тьмы: http://www.pichome.ru/xuU
Глаймора, смертная стыль Ольхормера http://www.pichome.ru/image/xht
========== В русле дней ==========
Благословенная звезда Модена, не прячась в кисею рассвета, давно уже начала путь по небу и во всей жаркой красе являла свой округлый лик. И уже на сретенье со сестрой Моренницей склоняться стала…
— Ой, светло-то как! Целое коло проспали! — Дарнейла потянулась, резво скинув покрывало броском ноги, однако не рассчитала резкого движения и как с горки скатилась по шелку смятых простыней в подножие кровати... Шлепнулась небольно. Засмеялась.
— Ладушка, — Брай подхватился, опираясь на локти, и в непонятках головой закрутил, — где ты?
— Да повалилась вот кулем. — Она так и уселась на полу — как была, в одной льняной рубахе. Косу начала заплетать. — Кто ж меня ночью-то так растрепал? Ветер, что ли? Как бы чего не надуло… Под подол!
— Ах ты, насмешница! — Измученный ночными забавами архонт, успокоившись, снова закопался в подушки. Но не тут-то было: рысью метнулась к нему полуголая месма, враз оседлала и жаркой промежностью бок обняла.
— Чего надобно, мучительница? — в перовую думку простонал Брай. — Я ли свое дело мужеское не сполна сработал? Килла, люба!
— Не так хочу — вертайся на живот да наволоку-то отпусти! Я что ли тебе не госпожа, муж ленивый! — Принялась Дарнейла того на живот поворачивать. — Местечко заветное целовать хочу!
Её друг любезный голову поднял, чтоб в глаза шальные поглядеть:
— Ну играй! — И опять в атласный подголовик лицо спрятал.
Она же порты исподние с бедер его стянула и в то самое местечко сладкое — выемку, где половинки, ягодицы загорелые, расходятся — только-только зубами впилась…
— Детушки, честь ли знать не пора? — раздался из-за двери голос Симмерай. — Полдничать накрывают, люди в трапезной ждут.
— Пусть им, без нас едят, матушка, — серьезно отвечала Килла. — Командор желудком скорбный с дороги. Видно, натрясло шибко.
В коридоре фыркнули, и шаги гонты удалились, но не спеша.
— Ну, перед всей свитой опозорила, негодная! — В голос засмеялся Брай и подмял под себя шалунью. А та и рада, глазищи зеленые зажмурила, да в губы его целовать начала…
— Эй, дядя, да почто нам про полюбовные дела наложные сказываешь? — Зурбанэ, сын Оста Продата, стукнул по столу деревянной кружкой. — Ты про дивное-волшебное поведай. А баб мы и сами горазды трясти! — Сельчане тож закивали. — И карточку-то старинную обещался принесть, где та-то?! А иначе не пойми — вроде и восток не восток, ведь ежели от нас — так юг получается; те же эфеты, вроде, в Павликане остались, дык, а Фаркей твой Котович на Стылом море чудил! Неувязочка — никак Модена с Мореной местами сменялися?
Вот же въедливый мужик!
— Ладно, тогда пропущу я пару теней, для стройности повествования. Что до непоняток ваших, так у меня еще слово будет… Опосля.
Промерзшего Кейо снять удалось со второго заходу — Фаркат смекнул и спустил ему веревку с доступного теперь верхнего флета: та нашлась у следопыта в мешке, прочная да длинная. Запасливый был сын лона Рейдента, да вот, когда шли на разведку, взять-то не упомнил — на нерве. Отпоили страдальца морской водой, над ней Бон поколдовал, чтобы пригодна стала.
На ночлег в большом зале остались в мантии глайморовой, как котята свалом укутались, дружка дружку грея. Не до гребования (1) было!
А в аккурат наутре следующего коло ворон от Гийома прилетел, весточку принес: что, ждать их или самим к морю идти, спрашивали.
Новый мирэ приказал, чтобы войско в реальм (2) двигалось, а прислугу и женщин в Класте оставить велел.
Правильно все решил — без обоза и обузы гражданской десять кводов Тинери в одну седьмицу до Ольхормера добрались. Провианту, правда, лишку прихватили, но шли все коло почти без привалов и, считай, без сна.
Иммера Рейдента же себе в охрану месмы затребовали, а вот бывших волопов, позорные метки тем отколдовав, в оруженосцы снарядили… И сама грозная Астокля мальчишек не обижать приказала. Геризого, чтобы пример воинам подать, себе рыжего Инэ взял; всяко же Зул Аркай теперь в няньках их с Дарнейлой детишкам навсегда оставался.
А в разрушенном замке, пока суд да дело, дивные вещи творились! Лангин, очухавшись, пошел из арбалета хоть чаек настрелять, голодать, говорил, сил больше нету. А Бон, у которого живот подвело, как у последней крысы помойной (простите за словцо!), с утра прямо, глаз не продравши, потащился с Хедике в подземельные чертоги.
— Вот здесь, — сказал он тихо, — в чреве горы камни растут. Нам надо замок кровью моей напоить, чтобы восстал Ольхормер во славе своей.
— Что ты, господин, в тебе-то чарки и той не наберется. Поесть надо, что ж каменья мертвые поить, когда в самом едва душа держится? — заспорил с ним Мерейю. — Может быть, моя сойдет, я крепкий — выдержу? А граниту, ему ж все одно.
Да разве такого, как наш сэйро, уговоришь! Присел прямо на треснувшую ступеньку и засмеялся:
— Ты погоди, мне твои мясо-жилы еще пригодятся, вот начну царствовать да самоуправствовать — много кровушки у всех попью, бу! Лучше меня, ежели сознания лишусь, быстрей наверх оттащи, а то кабы нас не расплющило, когда рухнувшие колонны расти начнут — не помню достоверно, где что сверзлось в фундаменте.
Ну и бежали же они, судари мои, я вам доложу! Как только Фаркат в щебне сапу (3) малую кинжалом взрыл да им же, вену себе резанув, кровь темную выпустил — своды подземелья вдруг задрожали, будто дракон под плитами вздохнул и крылья распустил для полета, закрутились спиралью; тут же отовсюду, как ураганом, понесло блоки тесанные тяжеленные, стены и контрфорсы твердыни складывая… И стал замок великий; из-под резца засияли новые дивные аркады; полы мозаичные под ноги сами стелились, башенки узорные медью покрывались блестящей!
