Третий день пути по голым скалам Дувайн-Голла дался Мерейю особенно трудно. Не только недавние увечья и побои все еще отзывались в натруженном нелегким путешествием теле, но разбитые вдрызг об острый щебень, плохо пригнанные по ноге планкесты, в спешке отданные ему солдатом из отряда рыцаря Гайяра, попросту развалились, а приспособленные в качестве обуви куски кожи, которые Бон срезал с конской упряжи, стирали в кровь ступни и пальцы.

Заночевать решили тут же, только с тропы сошли. Фаркат разложил костер из сухих прошлогодних трав… И к утру на его все еще текущий к небесам тонкий дымок вышел посланный лоном Паламой молодой Рейдент.

— Привет, Кейо! — Бон открыл один глаз. — Так и знал, что это ты. Что нового?

— Мессир очень тобой недово… — начал тот.

— К фейерии в жопу Гийома. Карта у тебя есть? — Фаркат приподнялся на одном локте, запутавшись рукой в одеяле, закрученном вокруг своего тощего тела плотным коконом. — Это пусть рыцари (и то пока!) своими игрушками забавляются. Привыкли, понимаешь: присяга, приказы… старшинство. Кстати, как там отец? — перепрыгнул он вдруг на другую тему.

— Нормально, выехали уже, небось. — Кейо покрутил головой, разминая натруженную шею, сел рядом. — Астар ворона послал.

— Так ты не сразу за мной пошел? — спросил Бон. — Иммер вместе с Браем прибудет? А то он мне еще золотой должен… Ты в небе эту штуку заметил? — Кот снова перескочил, перебивая сам себя.

Его собеседник невозмутимо кивнул:

— Конечно.

Проснувшийся Хедике слушал разговор, который, не таясь, вели, как он понял, приятели, и совершенно ничего не понимал:

— Иммер — это же знаменитый ветеран лон Рейдент, вы о нем говорили? — ошалело пробормотал он, глядя на совсем молодого парня.

— Погоди-погоди, я щас! — Фаркат вдруг взвился как ужаленный и резвым козликом скаканул за уступ скалы…

— Что случилось? — Мерейю тоже вскочил.

— А ты еще не привык? — невозмутимо сказал шпион, доставая из сумки огниво. — Уссался, поди, повелитель наш премудрый… И да, отец это мой. Но ты называй меня как все — Лангин.

— Как же так?! — изумился Хедике. — Лоны же… — он смолк, испугавшись, что может оскорбить хмурого и очень опасного на вид воина. Но не утерпел:

— Или вы с сэйром Боном шутите так? Всем же известно, что у рыцарей детей не бывает!

— Вот и хорошо, что всем. — Вернувшийся со своей… внезапной прогулки Бон улыбался от уха до уха. — Всем, да не всё! — выделил он голосом. — Давайте завтракать, а то совсем живот подвело.

А за его плечом медленно, крадясь из-за лежащего ниже горизонта, вставала, лишь единожды сверкнув, пронзенная, как кинжалом, лучом восходящего солнца зеленая звезда… Нейя Павликана.

Глава опубликована: 25.03.2016

Редактировать текст главы

Показать комментарии (будут показаны последние 10 из 1164 комментариев)

========== В прежние дни ==========

Не запутались ли вы, ребятки, то есть судари и сударыни, благосклонные слушатели моих побасенок? Коли кто еще не заскучал и на боковую не отправился, думаю, историю эту заковыристую да замудренную надо чуточки пояснить. Нечестно, вроде, немного получается — может, не все вы знаете то, что местные наши с малолетства от своих бабок и дедов слышали… хотя наверняка те и сами позабыли чего важного.

Народ ведь как живет — некоторые за суетой своей ежедневной и головы поднять не могут, где уж тут к старинным легендам прислушиваться да в небо смотреть; и дракон пролетит — не заметят. Ну эт я загнул, нету у нас драконов… к сожалению. Зато было, как особо памятливые старожилы бают, кой-что другое…

Легенда о фейери

Как называлась та страна, уже никто и не скажет, ибо давно нет там исконных обитателей, но вот, если старую карту, что от предков дальких мне по наследству досталась, найду — покажу обязательно, где примерно жил с незапамятных времен этот гордый волшебный народ. Приписывают ли им всякие чудеса или взаправду умели они дива дивные и необычности творить, сейчас сказать затруднительно… Но недобрыми их чудеса были, простых людей глайморы (так они сами себя звали) совсем за людей не считали и даже порой устраивали на них охоты самые настоящие, как дичь какую под острые стрелы свои по лесам загоняли. А потехи ради могли и хутор или даже целую деревню магическим огнем спалить!

Правили в их родах только женщины, властительницы грозные, что ни детей, коих-то рождалось немного, ни мужей, из воинов своего же семени выбранных, себе равными не числили; уж очень своими умениями колдовскими и силой кичились (про красоту не скажу — не ведаю). Поэтому ли и еще как, но стало их племя еще на заре наших времен угасать.

Тогда и обратили верховные жрицы глайморов взор свой нечистый на соседние земли — стали девушек молоденьких к себе в воспитанницы заманивать. Да только тех, у кого характер и здоровье крепкие были, чтобы, значит, многолетнее ученичество их нелегкое выдержать могли.

А кому судьба была в волшебных чертогах выжить и в людный мир воротиться, сами начали к рукам человеческие поселения прибирать. Только не у всех то получалось…

Это сейчас на всех наших землях только один барон — смех да и только! — и тот особой властью не владеет. А ранее правили лойды, военные вожди племен — дуктеры, и короли, звали которых мирэ. Сильные были короли, сказывают, но воевали друг с другом, аки лютые звери.

Так вот, а причина-то вражде той была скрытая: девы, воспитанные жрицами племени ведьминского, ворожбою или по приказу наставниц своих, что без жалости на страдания народа холодными глазами смотрели, в жены себя лойдам наладили. Красивые да умелые были первые месмы. В постели супругами своими верховодили; от умения их и ласк ярых, те совсем головы теряли. А бабам лукавым, коварным и того мало — не токмо власти желали, но и богатства земель и уделы меж собой делить взалкали.

Запылали войны по всем концам страны. Сто пятьдесят пять коло (1) бились государи, уже и внуки сынов сменили, и правнуки первых недругов под мечами рождались — никто никого одолеть не мог.

Глайморы злокозненные про учениц своих забыли, только вот дара долгой жизни отнять у тех назад не могли; несчастиям людей радовались, им, фейери, нелюдям нечестивым, самая услада в сражениях да забава блазила, всё стравливали тайно рыцарей друг с другом и на крови пировали!

А где война — там глад и мор. Стал народ роптать, за все беды свои любую мал-мала волшебницу деревенскую, иной раз и бабку-повивальщицу убогую винить. Кто даже без Силы был — в колодцах топили, на площадях огнем жгли… Бедняжек на вилы подымали на глазах дочерей их малых… Совсем обезумел люд от ненависти.

А настоящие месмы — скрываться, уж давненько не до венцов царских им стало, коих их прабабки возжелали.

И случилось, что принес ветер из южной стороны беду новую — болезнь неведомую, чумы страшнее. Полегли в одночасье лойды благородные с чадами и домочадцами. Осиротела земля, так бы народ наш и сгинул, некому бы стало песни слагать, в полях робить, детей родить. Да поднялась юная месма Нейя Павликана и начала в дома моровые входить, полумертвых своей силой лечить. На ноги подымать… Сама же целительница волшебство не от глайморов получила, а рождена была уже с даром, за труд ничего у мирэ тогдашнего Ингбранта не взяла -королевского роду бывши. Только простить-пощадить сестер-месм упросила.

И даровал молодой король на радостях, ибо женою месму Павликанскую в свой дом ввел, замок Оломей с землями, в долине озером окруженный. На своем боевом мече Олуэморе поклявшись в неправе навек над девами теми руку монаршую воздеть!..

Было бы хорошо, да неладно стало. Настоятельницей обители выбрали бывшую верную ученицу фейери — Кублу Монату. Старше всех была месма, хорошо-о-о злую науку бессмертных глаймор познала, потому затаилась на время… Даже восприемницей дитю королевскому стала…

Но притихшая на теплом камушке, солнышком Модениным согретая, змея завсегда к рывку готова, и яду своего не теряет…