Старик, почесывая щеку в грубых морщинах и неряшливой седой щетине, поведал, что такие островки в нескольких километрах от берега и в самом деле после штормов то появляются, то исчезают. Их понемногу намывает на месте мелей, а также вокруг подводных скал «и прочей ерунды». Одни островки существуют лишь до следующего шторма, другие держатся несколько лет, а то и десятилетий, увеличиваются или уменьшаются в размерах, меняют форму, зарастают травой, деревьями, некоторые умники даже хибарки на них сколачивают, а потом в море изменяется течение или еще что происходит («ученым тут, конечно, виднее, блин, чего и как»), и рано или поздно после очередных осенних штормов и зимних бурь островки эти тоже исчезают — вместе с деревьями и хибарками, а бывает — и с людьми. «Вот такое у нас море, — сказал старик. — Непредсказуемое… А вы думали — хухры-мухры?» — И он присосался к бутылке с пивом, которую принес ему Костя — скромное жертвоприношение местному сатиру на пенсии, чтобы тот благословил их путешествие…

Солнце давно миновало зенит и заметно склонилось к горизонту. Оно больше не палило нещадно, а просто ласково грело. Марина закрыла глаза и легла спиной на камень, сунув под голову ладони. Лежать было почти удобно. Теплый ветерок уносил прочь голоса парней, так что Марина слышала только тихий плеск волн и слабый шорох листьев и ощущала непривычную безмятежность. Нечасто ей было так хорошо. Разве что с Костей после бурных занятий любовью, когда она, расслабившись в сладостной истоме, как будто медленно уплывала в блаженное забытье, словно после хорошей порции травки.

Марина была на год младше Кости и Пети. В этом году они окончили четвертый, а она третий курс медицинского университета. Полтора года назад, когда она была на втором курсе, перед зимней сессией она познакомилась с Петей.

Марина после занятий сидела над учебником по общей терапии в читальном зале институтской библиотеки. Свободных мест, как всегда перед сессией, оставалось немного.

В зал вошел парень, которого она приметила еще с первого курса. Рослый, кареглазый, с прямым чуть длинноватым носом и твердой линией губ. Темные волосы над высоким лбом коротко пострижены. Через подруг в общаге она знала, что звать его Петр Захаров. Марина считала его довольно красивым. Впрочем, она приметила, что так полагают и другие студентки. Когда Петя попадался ей в коридорах института, нередко его сопровождала какая-нибудь смазливая сокурсница. «Сучка! Очередная сучка!» — думала ей вслед Марина, потому что самой Марине никак не выпадало познакомиться с Петей поближе.

Но на этот раз ей повезло. Петя оглядел читальный зал, встретился взглядом с Мариной — она не отвела глаз — и направился к свободному стулу за ее столом. Она прилежно склонилась над учебником, но слова на странице больше не складывались в понятные фразы.

Петя со скрежетом отодвинул стул, — гулкое эхо пронеслось по залу, и кое-кто недовольно оглянулся, — положил на стол увесистый том медицинского атласа и уселся рядом с Мариной. Она почувствовала, что непроизвольно краснеет, — вероятно, от удовольствия и возбуждения. Щеки и даже лоб горели, как при высокой температуре. «Не хватает еще вспотеть, как лошадь после скачки, — с досадой и отчаянием подумала Марина. — Хорошо, хоть дезик стойкий».

Она лихорадочно придумывала повод, чтобы обратиться к Пете, завязать разговор, а потом и знакомство. Он в это время листал атлас, потом зевнул, покрутил головой, выискивая знакомых, никого не обнаружил, повернулся к Марине и принялся открыто и нахально разглядывать ее.

Она не выдержала, зыркнула исподлобья, глухо и злобно спросила:

— Чего? — И тотчас подумала, помертвев от ужаса: «Вот идиотка! Да полюбезней же ты с ним!.. А то встанет и уйдет».

Петя наклонился к ней и тихо проговорил:

— Смотри не переучись, а то мозги из ушей полезут. От натуги. И так уже аж бордовая. Того и гляди — гм… самовозгоришься.

Марину подмывало сказать что-нибудь дерзкое, но она боялась, что Петя оскорбится и пересядет на другое место, поэтому только пробормотала:

— Хочешь поделиться опытом — как это бывает?

Петя хмыкнул.

— Да ты, похоже, настоящая ведьма. И, небось, ядовитая, как отвар из поганок.

«Ну, все, сейчас уйдет», — потерянно решила Марина.

Но он не ушел. Слово за слово, и он уговорил ее прогуляться после читалки. Впрочем, она не очень-то и отнекивалась — для виду разве что.

На прогулке Марина вдосталь наслушалась о нем и его лучшем друге Константине Смирнове, об их интересах, об учебе… и местные байки о преподавателях и профессорах. На прощание Петя назначил ей встречу — или свидание — на следующий день, сразу после занятий.

Роман их стремительно развивался до конца сессии, которую она из-за частых и продолжительных свиданий с Петей чуть не завалила. Впрочем, до интимных барахтаний в постели не дошло. Сессия помешала. Да и Петя не очень-то настаивал и не лез руками куда не положено. Свидания проходили весьма пристойно. Марина недоумевала — почему? Или она ему не так уж и нравится, или он и в самом деле втрескался в нее не на шутку, в таких случаях всякое бывает. Впрочем, Марина, исходя из личного опыта, сомневалась, что в нынешние расхлюстанные времена подобная трепетность вообще возможна…

Потом, уже после сессии, к ним присоединился третий — Костя. Рослый красавец-варяг, белокурая бестия. Потенциальный лидер, надежный, притягательный, всегда уверенный в себе, — правда, порой до безудержной самоуверенности. А также самовлюбленный, надменный и нетерпимый с теми, кто ему не по нраву… А с Мариной — любезный, обходительный, предупредительный, ласковый, этакий романтический кавалер из романов Вальтер Скотта, Александра Дюма-отца и старых французских киношек. Да еще и с весьма перспективными родителями… И у Марины начался новый роман, в котором Костя, не в пример Пете, без особых рассусоливаний, настойчиво и очень быстро добился того, что нужно мужчине от привлекательной женщины.

А Петя получил очень вежливую отставку. Во время решительного объяснения Марина как можно мягче и ласковее проговорила:

— Петя, милый, ты не представляешь, как сильно я тебя уважаю…

После долгой и угрюмой паузы Петя ответил севшим голосом:

— Ну что ж, я все понял… Уважуха — штука хорошая. Но не в этом случае.

Однако их компания не развалилась. Через пару месяцев они снова, как ни в чем не бывало, встречались втроем, пили пиво, отправлялись на дискотеки, вечеринки и дни рождения, в кино, кафе и на концерты. И снова шутили, хохмили, пикировались. Только теперь не Петя обнимал Марину — нежно, трепетно, осторожно, как хрупкую вазу или колбу, а Костя — крепко, по-хозяйски, как собственник прижимает удачно приобретенный предмет. И все трое делали вид, что ничего особенного не произошло. Петя не хотел терять Марину и Костю. Костя — Петю, Марина — Костю и Петю. И потому они не копались в подсознании, не ковырялись в психологии, не поминали Фрейда. Они старались просто жить.

Когда Петя покидал их компанию, Марина с Костей отправлялись либо к Косте домой, когда его родителей не было, либо на родительскую дачу, либо в недорогую гостиничку с почасовой оплатой, где Костя показывал, на что способен в постельной премудрости…

Марина вздрогнула от чужого прикосновения и проснулась. Увидела черные плавки и серую футболку своего варяга-рыцаря.

— Мы думали, ты купаешься вовсю, а ты спать завалилась, — проговорил Костя. — Ну, ты даешь!.. И нашла, где пристроиться. На камнях. Застудить себе решила всё, что имеешь? А еще медик…

Марина села и потерла кулаками глаза, чтобы избавиться от дремы. Костя примостился рядом, обнял за талию. Солнце повисло над самым горизонтом. Оно было тускло-желтым, как будто за день основательно выгорело. Камень под Мариной был еще теплым, но ветерок с моря похолодал, и Марина зябко подняла плечи и прижалась к теплому Косте. Волны уже не плескались, а шумно плюхались на песок и с шипением растекались по узкой отмели внизу.

Костя нежно прошелся ладонью по спине Марины, снизу вверх, так, что ладонь оказалась под топиком. Двумя пальцами он провел вдоль ее позвоночника, сверху вниз. И его ладонь, словно бы невзначай, оказалась под резинкой ее шортов.