— Это, наверное, меня, — испуганно сказала Наташа.
— Я слушаю вас, — сказал Сергей, поднимая трубку.
И услышал то же, что и Мария Федотовна.
— Дай Наташу! — Голос не просил, а требовал.
Нагло, грубо, бесцеремонно.
— Она уехала к бабушке в Рио-де-Жанейро, — зло сказал Сергей. — Напиши письмо, я передам. Только марку не забудь наклеить.
— Это твоя работа?
— Твое невежество? Нет, это работа твоих родителей. Вернее, их недоделки.
— Сережа… не надо грубить… — шепотом сказала Наташа, с тоской глядя на Сергея. — Дай я сама поговорю с ним.
— Мы еще встретимся! Дай Наташу!
— Говори, говори, я включил магнитофон, завтра жди вызова на Петровку. Там тебе и дадут… все, что хочешь.
Радик грязно выругался и бросил трубку.
— Что он хотел? — спросила Наташа. — Ну почему ты не разрешил мне самой поговорить с ним? Наверное, возникли какие-то сложные вопросы по работе, а ты…
— Не знаю, какие там вопросы, но он вел себя возмутительно. Я не могу позволить, чтобы ты разговаривала с такими хамами. И еще раз говорю тебе, Наташа: я не хочу, чтобы ты работала с этими людьми. Не хочу!
— Ну почему ты злишься, Сережа? Он не умеет вежливо разговаривать, никто не учил его этому. Ну и что? Ты же умный, можешь понять это.
— Когда тебе звонит эта скотина, я ничего не могу понять.
— Сережа, милый… — Наташа обняла его, прижалась щекой к его груди. — Я так люблю тебя, Сереженька…
— И я тебя, Наташа, но…
— Не надо «но», любимый. Давай закроем дверь и ляжем в постель. Мне так хочется, чтобы ты был рядом, близко-близко…
Перед тем как уснуть, Наташа спросила.
— Сережа, какие дальше слова у этой песни?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, у той, которую поет Таня Буланова. «Не плачь…», а дальше как?
— По-моему, «еще одна осталась ночь у нас с тобой…» А что?
— Правильно, — вздохнула Наташа.
Аристарх начал курить. Не раз слышал, как говорили, что сигарета помогает в стрессовых ситуациях, поэтому и закурил. Если бы сказали, что в его ситуации нужно биться головой о стену и это поможет, он бы стал биться. Невозможно было привыкнуть к страшной мысли о том, что Ирка бросила его, променяла на толстого старика и Канары, и невозможно было отделаться от этой мысли, хотя бы на минуту.
Они с Борисом сидели на кухне, пили водку, почти не закусывали и курили.
— Где эти гнусные Канары, Боря? — заплетающимся языком спросил Аристарх. — Багамы — знаю, это вроде Америка, Гонолулу там есть, песня есть «Багама, Багама-мама», «Бони-М». А паскудные, чтоб они провалились, Канары?
— Кажется, Испания, — пробормотал Котляров. — Как будто Пальма-де-Мальорка там столица. Да не гнусные они, Арик, и не паскудные. Вся элита наша теперь отдыхает там.
— Элита? А мы с тобой кто, Боря? Дерьмо?
— А мы с тобой, Арик, те, за кого мы с тобой сами себя считаем, — с трудом выговорил Котляров. — Хочешь быть дерьмом — будь. Хочешь элитой — да ради Бога!
— Ну да! — Аристарх покачал пальцем. — У элиты старые козлы не увозят жен на Канары.
— Увозят, — не согласился Котляров. — И старые у молодых, и молодые у старых. И на Канары, и в Монголию. Все у всех увозят жен, это прямо-таки напасть какая-то. Но я тебе, Арик, уже почти сутки твержу: не верю, что Ирка сама уехала с ним. Ты же вчера днем рассказывал мне, что она все поняла, считает себя виноватой, вы помирились, решили, что дальше нужно делать… И тут — на тебе! Ее похитили.
— И записку заставили написать? Что я, почерк своей жены не знаю?
— Заставили.
— Ты настоящий друг, Боря, спасибо.
— Пожалуйста.
— Я бы поверил тебе, если бы Ирка не написала про Шуру. Когда ей рассказали, она могла что угодно совершить.
— Ты судишь по себе, Арик. Это ты мог что угодно совершить. Тебе только почудилось, что жена готова изменить, и ты сразу помчался к Шуре. А если б тебе рассказали, что Ирка переспала с кем-то, ты бы не то, что на Канары, в какой-нибудь Урюпинск умчался бы с первой попавшейся дамой, только б отомстить. Но Ирка не такая.
— Ты лучше знаешь, какая, да?
— Я частенько у вас бывал, видел, слышал… Она любит тебя, Арик, и, если так получилось, она и Шуру простит, потому что понимает: сама тебя толкнула на этот «подвиг».
— Мне что, в милицию пойти?
— Я бы пошел.
— Ага… — Аристарх покачнулся, вытащил из пачки сигарету, закурил. — Приду, скажу: дорогие менты, я жене изменил, а она укатила с любовником на Канары. Помогите найти ее. Так, да?
Борис пожал плечами, наполнил рюмки, жестом пригласил приятеля выпить. Аристарх не стал отказываться.
— Она сейчас, наверное, на пляже, — с тоской пробормотал он. — В купальничке таком, что сзади — одна веревочка… Спонсор подарил, мол, будьте раскованной, Ириночка, чувствуйте себя европейской женщиной… Или они уже на «ты»? А сам, сука жирная, лежит рядом, греет свое пузо на солнце и ждет, когда они вернутся в номер, он и веревочку эту стащит, и будет разглядывать Ирку, слюни пускать… Боря, я больше не могу думать об этом, не могу, Боря! Я убью их, всех поубиваю!
— Я думаю, она здесь, в Москве, — вздохнул Борис.
— Да ты посмотри на замок, на комнату — она же сама пустила в квартиру этих ублюдков, понимаешь, сама! — воскликнул Аристарх. — Где следы насилия, следы… похищения? Все чистенько! Она сама ушла, уехала, улетела! Ты видел гардероб? Все вещи свои забрала! Ее что, с вещами похитили, Боря?! Может, похитители и чемодан ее несли, да? — слезы текли по небритым щекам Аристарха.
— Откуда я знаю? — опустил голову Котляров.
— Я знаю! — сказал Аристарх. — Они заплатят за эти… Канары! Они кровью умоются за это… — Он замолчал, думая о чем-то своем, неведомом Котлярову, а потом тряхнул головой и сказал: — Боря, позвони Олегу, скажи, что я хочу с ним увидеться.
— Зачем? — удивился Борис. — Работа нужна? Подожди, пока Ирка найдется, я же тебе занял пятьдесят тысяч, хватит на первое время, Арик.
— Сейчас прямо позвони Олегу, прошу тебя, Боря! — крикнул Аристарх. — Скажи, что Аристарх хочет с ним встретиться.
— А как вы договаривались, Арик? Ты уже знаешь, какую работу он тебе предложит, или вы еще будете встречаться и разговаривать об условиях? — Заметив удивленный взгляд Аристарха, Котляров пояснил: — Интересуюсь потому, что мне он до сих пор так и не сказал, что за работу я должен сделать.
— А мне сказал. И я сделаю ее. Звони, Боря.
34
С утра подул холодный ветер, заметались над городом низкие рваные тучи. Заторопились прохожие, укрываясь под зонтиками от мелкого, нагоняющего тоску дождя, и — как не бывало в Москве весны. То ли ранняя зима, то ли поздняя осень вернулась в город.
Лариса сидела в машине, припаркованной неподалеку от магазина «Восход» на Большой Дорогомиловской. «Дворники» монотонно ерзали по лобовому стеклу, смахивая мелкие капли. Лариса посмотрела на часы: половина одиннадцатого. Сегодня она проснулась непривычно рано — не нужно было больше подстраиваться под режим дня Валета. Пусть он теперь подстраивается!
Час назад позвонила ему и сказала, что им срочно необходимо встретиться. Похоже, она разбудила его. Валет удивился звонку, потом, видимо, вспомнив прежнюю обиду, стал хамить, требуя немедленной, пока он в постели, компенсации за выстрел из газового пистолета. Но Лариса оборвала его, сказав, что в десять тридцать будет ждать у магазина «Восход» неподалеку от его дома. Еще добавила, что за час можно успеть надеть штаны и подойти к назначенному месту. Ну а если он не успеет, пусть обижается на себя. Будет ему компенсация, будет, как говорят, и белка, и свисток.
Вот уже половина одиннадцатого, а этого подонка нет. Задерживается, наверное, специально, чтобы подразнить ее. Идиот!
Лариса еще раз продумала сценарий разговора. Все должно получиться. Теперь она знает достаточно для того, чтобы отправить Валета в тюрьму, если он откажется убрать деревенскую дрянь. Пусть попробует отказаться!