— Конечно, Наташа. Знаешь, какая идея у меня появилась?

— А кофе ты не хочешь?

— Когда вижу тебя, я лишь одного хочу… Давай запасемся едой и не будем выходить из этой комнаты целый месяц. Может, потом я смогу, по крайней мере, спокойно смотреть на тебя. Сейчас я просто рассудок теряю, когда вижу мою Наташку. Я люблю тебя!

— А потом ты успокоишься и вообще не станешь смотреть на меня?

— Разве такое возможно? Ни за что! Просто, может быть, я не стану приставать к тебе в гостях, в магазине, в музее, на улице, в прихожей… смогу потерпеть до постели. Ты и вправду колдунья, Наташа. Господи, если б ты знала, как мне страшно, что кто-то может снова отнять тебя у меня!

— И я боюсь, Сережа…

— Прошу тебя, умоляю — переезжай ко мне, давай будем жить вместе. Я уже подал заявление на развод, Лариса пытается возражать, но у нее ни черта не получится, я займу денег, найду адвокатов, если нужно будет, сделаю все, чтобы поскорее стать свободным, и в тот же день мы станем мужем и женой, я уже знаю, как это можно сделать быстро.

— И я знаю… — прошептала Наташа.

— Ну зачем нам прятаться, убегать с работы, встречаться тайком, Наташа? А мне потом зубами скрипеть, как представлю, что ты возвращаешься к другому мужчине… Зачем?

— Может, лучше вначале стать мужем и женой? — неуверенно предположила Наташа. Отпила глоток кофе, помолчала, опустив голову, а потом добавила: — Андрей очень хороший человек, не могу себе представить, как скажу, что бросаю его…

— А я, Наташа?

— А ты мой любимый…

— И ты — моя любимая. Так что же нам мешает быть вместе? Хороший человек — это ведь не Монтекки и Капулетти! Возьми свои вещи и перезжай ко мне. Тогда и Лариса не станет противиться. Я уже говорил с родителями, они не возражают. Наташа! Ну пожалуйста, послушай меня.

— Я тебе завтра позвоню в редакцию, хорошо? — грустно сказала Наташа и поднялась. Посмотрела в его глаза, тяжело вздохнула, прошептала: — Пора мне, Сережа…

Наташа сидела в кресле и с преувеличенным вниманием смотрела на экран телевизора, откуда упитанный, похожий на молочного поросенка деятель в отлично сшитом костюме призывал обнищавших сограждан сказать на предстоящем референдуме «да» и «нет» в той последовательности, которая ему казалась наиболее верной. Андрей устроился на диване: рядом магнитофон, из которого звучат грустные песни.

— Ты чего все время молчишь, Андрюша? — не выдержала Наташа. — Обижаешься на меня, да?

— Нет, Наташа, почему я должен обижаться на тебя? Я сижу и слушаю Таню Буланову. Это именно то, что мне сейчас нужно.

— А, так это Таня Буланова, — кивнула Наташа. — Мне Ирка говорила, что она какая-то очень уж грустная певица.

— О вкусах не спорят, — пожал плечами Андрей. — Я понимаю, что женщинам эти песни могут и не нравиться. Они для мужчин. Как бальзам на душу, как уверенность, что в этом подлом и продажном мире есть женщина, которая может именно по-женски страдать без любимого, прощать ему всякие прегрешения, любить даже тогда, когда простить невозможно. Ты же не скажешь мне: «Не плачь, еще одна осталась ночь у нас с тобой…»

— Не скажу, — Наташа опустила голову.

— Я это знаю, поэтому слушаю Таню, а не тебя, Наташа. Тебя я вижу, люблю, но слова, которые мне очень хотелось бы услышать, говорит Таня. Если она говорит их, значит, такое возможно, просто мне не повезло… Так уж получилось. Но я хоть послушаю, как может вести себя любящая женщина, какие слова она скажет мужчине.

— А у нас в магазине сегодня опять было полно народу, — сказала Наташа. — Костюмы, в которые мы нарядили Шварценеггера и Бельмондо, за два дня расхватали, приличная была партия, теперь я еще заказала. Представляешь, даже на складе уже нет, они не рассчитывали, что их можно так быстро продать, цена-то немалая.

— Правда, иногда слова у Таниных песен не всегда грамотные, — невесело усмехнулся Андрей.

— Тебе совсем не интересно слушать про мою работу?

— …Иногда так и хочется сказать: Таня, «тебя везде я отыщу, где б не был ты» — неправильно. Нужно «где б ни был ты». А потом «я испишу тебе стихами все листы» — какие листы? Обоев, кровельного железа, газетные? А еще есть такие слова «я украду тебя от всех» — это же просто не по-русски.

— Андрюша, я завтра ухожу от тебя, — сказала Наташа.

— Но это чисто профессиональное, редакторское, — голос Андрея дрогнул. — А вообще-то ей не нужны мои подсказки, она прекрасно знает, что нужно делать, и делает, спасибо ей за это…

— Я ухожу завтра! — крикнула Наташа и заплакала.

Андрей внимательно посмотрел на нее, тоскливо улыбнулся.

— Я знал, что скоро это случится. Просто рядом со мной была моя любимая, наверное, последняя любимая женщина…

— Пожалуйста, не надо! — сквозь слезы сказала Наташа. — Не надо, я знаю, что ты хороший, умный, добрый, заботливый, ты столько сделал для меня, но я… я люблю другого.

— Поэтому я слушаю Таню Буланову. Она любит всех отвергнутых мужчин и утешает их. Что же ты плачешь, Наташа? Боишься, что в эту последнюю нашу ночь я попытаюсь насладиться твоей близостью на всю оставшуюся жизнь?

— Нет, Андрюша, я знаю, ты этого не сделаешь. Ты не станешь причинять мне боль.

— А если я свихнусь от отчаяния и буду насиловать тебя всю ночь?

— Тогда мне будет легче уйти от тебя.

— Прости, Наташа, я, кажется, глупость сморозил. Конечно, я не смогу сделать тебе больно. Кто бы обо мне подумал…

— Я думаю, Андрей, думаешь, так просто это сделать? Даже сказать, что ухожу от тебя, — как будто ударить хорошего человека. Но что же мне делать, скажи, что?

— Уходить, — с трудом разжимая губы, произнес Андрей. — Завтра? Ну что ж… по крайней мере, завтра все будет ясно. Чудесная птичка, случайно залетевшая в мою каморку, улетает к хозяину. Так и должно быть… — он тоскливо усмехнулся. — Я вроде того мужика из «Кавказской пленницы», которому случайно попала в руки дармовая кружка пива. Помнишь? Не успел он глаза к небу поднять, поблагодарить за подарок, а пиво уже отняли.

— Ты прекрасный человек, Андрей, — сквозь слезы говорила Наташа. — Ты найдешь себе другую красивую женщину, и все будет хорошо, а я буду вспоминать о тебе, хочешь, звонить буду?

— А вот еще одно сравнение, — Андрей разговаривал сам с собой, не слушая Наташу. — Ты — золотая корона, украшенная драгоценными камнями. Тот парень, к которому ты уходишь, должен быть королем, иначе он горько пожалеет о том, что присвоил тебя.

— Андрей! Ну пожалуйста, не надо всех этих сравнений.

— Вот, к примеру, я. Имел дырявую шапку, ходил спокойно по улицам, никого не боялся. А попала в руки золотая корона — из дому выйти страшно, и дома сидеть страшно, только и думаешь: куда б ее спрятать, как уберечь? Потому что богатые соседи спят и видят, как бы отнять золотую корону. И отнимут, хорошо, если не убьют нечаянного обладателя. Но и у них отнимет ее кто-то более сильный. Будут вырывать из рук, ронять в грязь, прятать в зловонных чуланах и сейфах, пока не попадет она к законному владельцу — королю. Вот так-то, Наташа.

Холодный южный ветер врывался в комнату сквозь щели балконной двери. Будто на балконе стоял мощный вентилятор. Волны ледяного воздуха плавали над полом, поднимаясь все выше и выше, затапливая комнату. И два человека в ней, мужчина и женщина, которые могли бы своей страстью айсберг растопить, не пытались даже пальцем пошевелить, чтобы согреть комнату.

Наташа достала одеяло, забралась в кресло с ногами, укуталась, превратившись из бабочки в бесформенную куколку. Она задержала взгляд на экране телевизора: там уже другой деятель предлагал свои варианты «да» и «нет». «Чтоб вы провалились!» — с тоской подумала она. Посмотрела на Андрея — он меланхолически щелкал клавишами магнитофона.

— Андрей…

— Что, Наташа?

— А почему мы не можем расстаться по-хорошему?

— С чего ты взяла, что мы расстаемся по-плохому? Разве мы скандалим, кричим, оскорбляем друг друга?