— Чтобы нейтрализовать мужа, есть одно замечательное средство, — бесстрастно сказал Нигилист. — Нужно с ним познакомиться, побывать у него дома, произвести приятное впечатление. Пусть думает, что, если жена задерживается, она в обществе хорошего человека, большого поклонника ее таланта.

— Да? — с недоверием спросил Шеваров. — Думаешь, не станет возмущаться?

— А кто он против вас? Вы просто подавите его волю своим превосходством. Кроме того, специалисты говорят, это дает ни с чем не сравнимое ощущение истинной власти, когда люди подчиняются не потому, что вы начальник и обеспечиваете их зарплатой, а потому, что понимают: они — ничтожество против вас.

— Ну ты и сказал! — довольно хохотнул Шеваров. — Но — помог мне, спасибо, Петя. Я твой должник.

— Пожалуйста, — сказал Нигилист.

Выйдя из дверей серого двухэтажного особняка, в котором располагалось руководство концерна «Сингапур», Нигилист резко повернул голову вправо, влево, оценивая обстановку. Мощная служба безопасности контролировала ситуацию в этом и близлежащих переулках, но… осторожность еще никому не помешала в нынешнее время, когда кровавые разборки вспыхивали чуть ли не каждый день в разных районах Москвы.

Черный «мерседес-600» проехал метров десять и плавно остановился рядом с Нигилистом. Петр Яковлевич открыл дверцу, сел на переднее сиденье, старательно пристегнул ремень безопасности. Потом повернулся к водителю, вопросительно взглянул на высокого белобрысого мужчину с короткой стрижкой.

— Какие новости, Олег?

— Все нормально, Петр Яковлевич, — сказал Олег Ратковский, телохранитель, а зачастую и шофер Нигилиста. — Прикажете доложить оперативную обстановку?

— Зачем приказывать, слушай, сам доложишь, — невозмутимо сказал Нигилист, подражая акценту Радика.

Ратковский улыбнулся.

— Все-таки назначение состоялось?

— Я не особо противился. Пусть расслабится, почувствует себя большим начальником. Нам это не помешает. А ему — вполне возможно. Я даже принял приглашение на банкет. Завтра в «Праге», в семь. Все нормально, Олег. Главное, чтобы название концерна не изменили, вот за этим мы и будем следить. Ты помнишь, откуда такое название: «Сингапур»?

— Обижаете, Петр Яковлевич! Кто же этого не знает? Я имею в виду наших людей. Степан, ИНГА, Плюс Уральцев.

— Верно, — кивнул Нигилист. — Вряд ли мы обрадуемся, если он будет называться «СингапРАД» или что-то в этом роде. Но я надеюсь, что этого не случится.

— Давно хотел спросить, а почему вашего имени нет в названии? — сказал Ратковский, разгоняя машину. — Это ж несправедливо. Все знают, что самые прибыльные операции разрабатывали вы, а вся слава достается Инге и Уральцеву.

— Не вписывается в контекст. Шеваров был очень доволен, когда придумал «Сингапур», польстил своей супруге, а то она здорово обижалась на него за слишком частые командировки. Старик обалдел от этой находки так, что, будь Уральцев бомжем с чердака соседнего дома, все равно внес бы его фамилию в название. Ну а мое имя никак не вписывалось в эту идиллию. На «СингаПЯН» Шеваров все равно не согласился бы. Ну ладно, давай о деле.

— В четырнадцать тридцать артист с решительным видом вышел из своего театра и направился, как я понял, к Барсукову. Разбираться с подлым продюсером. В пятнадцать двадцать он вошел в здание, где располагается контора нашего кинодеятеля. Через двадцать три минуты вышел из здания, вид у него был вполне довольный. Поскольку у него вечером спектакль, он отправился обратно в театр. Я не стал за ним следить, зашел посмотреть, как себя чувствует Барсуков.

— Сильно он его?

— Все по порядку, Петр Яковлевич. Охранник подтвердил, что артист побывал здесь. Парень выглядел счастливым, оказывается, Таранов снимался в каком-то фильме про современную шпану, и фильм этот чуть ли не самый любимый у парня. Естественно, он пропустил Таранова к Барсукову. Меня — тоже. Дверь в кабинет была заперта, но когда наш кинодеятель услышал, что это я, обрадовался так, что задвижку не сразу мог отодвинуть. Ничего страшного. Артист просто отхлестал его по морде, как пьяницу-воровку на рынке. Морда у Барсукова была красная, одно ухо, по-моему, распухло. И настроение, конечно, самое мстительное. Убрать, уничтожить, истребить и все такое. Сказал, что звонил вам, но вы были на совещании у Шеварова и не смогли подойти к телефону.

— Да, мне Галя передала, что он звонил. Потерпит.

Машина, мягко покачиваясь на выбоинах, стремительно мчалась по Садовому кольцу. Нигилист, откинувшись на кожаное сиденье, задумчиво смотрел вперед.

— Вы будете звонить Барсукову? — спросил Ратковский.

— Да, попозже. Что еще он говорил?

— Что честно выполнил все ваши поручения и очень надеется, что вы защитите его от посягательств всяких негодяев, которые пытаются помешать вашей совместной работе.

— Давай расклад по времени на сегодня, — резко сказал Нигилист.

— В семь вечера у него спектакль. Заканчивается примерно в половине девятого. Полчаса на то, чтобы привести себя в порядок, час езды до дома на общественном транспорте. Итого, в районе десяти он будет возле своего дома. Если, конечно, не решит заглянуть куда-либо еще. Проследить?

— Нет, не надо. Судя по его поведению, вряд ли он решит куда-то заглянуть. К тому же надо ведь похвастаться жене, как он здорово расправился с Барсуковым. Я сам что-нибудь придумаю.

— Драка исключена, — серьезно сказал Ратковский. — Парень, похоже, неплохо знает карате, и вообще крепкий.

— Такой мне и нужен. Нет, Олег, колотить я его не собираюсь, к чему такие вульгарные методы? Придумаю что-нибудь более элегантное.

— Мое участие исключаете?

— Сегодня — да. К половине одиннадцатого можешь пригласить двух девушек. Мне — брюнетку, красивую, двадцати лет. Желательно, чтобы звали Наташей. Справишься?

Ратковский хотел было сказать, что Нигилист так и не смог забыть свою бывшую жену, но, взглянув на босса, прикусил язык.

— Знаешь что, Олег, — задумчиво сказал Нигилист, — ты не обидишься, если я сам доберусь до дому? А ты пока девушек поищешь или, если хочешь, возвращайся домой. Нужно побыть одному.

— Понимаю, Петр Яковлевич, — сказал Ратковский, уловив перемену в настроении босса. — А как быть с охраной?

— Держи на такси. — Нигилист протянул стодолларовую бумажку, давая понять, что разговор окончен. — С девушками я сам расплачусь вечером.

Когда Ратковский вышел, Нигилист перебрался на место водителя, резко рванул машину с места. Одной рукой придерживая баранку, другой взял радиотелефон, уверенно набрал номер.

— Але, Барсуков?

— Петр Яковлевич! — обрадованно закричал начальник кинокомпании. — А я вам звонил, но мне сказали…

— Я знаю, — оборвал его Нигилист. — Какие проблемы?

— Этот хам, Петр Яковлевич… да он же просто сумасшедший! Я такое от него вытерпел — невозможно рассказать.

— Я знаю. Получил по морде, рассказывать об этом несложно, если не играть в героев. Я возмещу тебе моральный ущерб.

— Деньги мне не нужны, Петр Яковлевич. Я хочу, чтобы этого наглого Аристарха прибили где-нибудь в темном углу. Он ведь может помешать плану, который мы с вами разработали. Ну как я с такой рожей приду на спектакль в студенческом театре, как буду представлять Степана Петровича Ирине?

— С артистом я разберусь. А ты разберись с собой. Сегодня все должно быть так, как решили. Загримируйся, ты ведь тоже какое-то отношение к актерам имеешь. И запомни: ни слова Шеварову о том, что идея познакомить его с Ириной исходит от меня. Знаешь почему?

— Честно говоря, не очень понимаю, Петр Яковлевич, — признался Барсуков. — Я все сделал, как вы сказали, но почему и зачем, не задумывался.

— У Степана Петровича проблемы с женой. Вот я и хочу, чтобы он немного развеялся в обществе молодой, приятной дамы. Но афишировать это ни к чему. Тебе не нужно вникать в детали, запомни главное: если Шеваров узнает, что идея исходит от меня, ты не получишь обещанных денег на постановку двух фильмов. И значит, фирма твоя лопнет. Поэтому даже во сне ты должен говорить: это я позаботился о том, чтобы уважаемый Степан Петрович немного отвлекся от трудов праведных, это я, я, я все придумал. А Петр Яковлевич Нигилист тут вовсе ни при чем. Ясно?