========== Сеанс экзорцизма ==========
На самом деле все не так, как в действительности.
Экзюпери
— Поставьте меня! Поставьте сейчас же! — и это вместо благодарности.
— Стойте! Не смею возражать.
Я поставил Ворону на землю, но она предсказуемо осела кулем, не имея сил даже головы поднять.
— Значит так, два момента: на обед я опаздывать не собираюсь и вынужден буду уйти ровно через три минуты. Если у вас есть еще какой-то животрепещущий, наболевший вопрос, задайте его сейчас. И, совершенно на всякий случай, могу ли я попросить кого-то иного прийти вам на помощь?..
Почти не руководя своим телом, которое было хуже чем обескровлено — оно было обесточено, как выключенная лампочка, — мадьярка завалилась навзничь и уставилась в небо.
— Вам ведь не понравилось… ну, то, что вы увидели?.. Тогда, на уроке…
— Нет.
Свой комментарий на тот момент внутренним монологом предпочел не сопровождать. Нет, оно и значит нет!
— Северус, — у нее не было сил ломаться, — помогите мне попасть в лазарет! Я не справлюсь сама. Очень холодно, так что я ни рук, ни ног не чую.
Неужели попыталась намекнуть, что я ей кое-что должен? Как быстро я вновь обзавожусь долгами чести, значительно быстрее, чем активами чужих тайн.
— Достаточно надежный способ самоубийства, — разговор пока не занял и минуты, можно было помучить ее еще немного. — Однако следует выбирать время, когда рядом с вами никого не будет. Или вы на самом деле не знакомы с правилами поведения на территории Хогвартса и его окрестностей?!
И тут она вспылила, насколько могла себе позволить. «Ворона каркнула во все воронье горло»:
— Я выучила эти правила наизусть! Если и есть опасность, то я предпочитаю быть к ней готовой. Я быстро учусь, и вколачивать в меня науку плетью никогда не приходилось. Но здесь все с ног на голову повернуто. Дети расхлябаны, не испытывают благодарности, делают все из-под палки. Правила нарушаются! Вы ведь сидели там! Какого черта вы там сидели, и как мне в голову могло прийти, что место в данную минуту небезопасно?!
— Так я еще и виноват? Благодарю покорно! А вы элементарно пренебрегли этикетом. Не поздоровались, подошли к человеку и не спросили, расположен ли он к беседе. И где вам присесть позволено, также необходимо спрашивать, а то, неровен час, произойдет нечто подобное. Откуда вам знать, благодаря чему я могу сидеть возле этих камней?
Внезапно она механически прижала два кулака к груди, а глаза стали закатываться. Растратила остаток сил на эмоции. Но я-то был в себе, не то что первые несколько секунд. Скромное упражнение для ума породило элементарный выход из неудачной ситуации. И нет, не сбросить ее хладный труп в Черное озеро. Я позвал домовика, что обслуживал мою персону на территории школы, и попросил его перенести нас в лазарет. Таким образом убивались вновь два зайца одной авадой: и скорость передвижения, и его незаметность. А из здравницы имени Поппи Помфри ни одна муха с лишней информацией не вылетала. Да и какие мухи! Чистота там всегда была стерильной.
Благоразумный, не один год меня знающий домовик перенес нас в пустующую индивидуальную палату для особо заразных или тех, кому необходимо было скрывать свое состояние. Можно сказать, это был мой штаб номер два.
История моего знакомства с Поппи насчитывает столько же лет, сколько и со Спраут. Но если Навозная леди знала обо мне ровно столько, сколько я считал нужным выплеснуть, то Бодроперцовая леди видела меня вывернутым наизнанку, залечивала разом такое количество переломов, что возникали сомнения, найдут ли все кости свое место или срастутся абы как. С дырами и ожогами я и сам справлялся, обращаясь к ней лишь в крайних случаях. А в таких случаях вынести мой вид могла только настоящая целительница.
Помфри всегда пахла смесью зелий, как маггловская больничка специфически пропитывается запахом лекарств. Это сочетание меня умиротворяло и позволяло беспрекословно передавать свое бренное тело в руки чужого человека. К третьему курсу, когда мои эксперименты в области зельеварения перешагнули некоторый рубеж, а травля со стороны Поттера и Ко стала совсем осознано неприятной, Поппи перекочевала в разряд родных людей.
А как иначе воспринимать не лишенные эмоций и нежности прикосновения не только к лицу, но, бывало, и к местам, что на показ не выставляют? И я приучил себя считать ее руки почти материнскими. Между нами и не могло быть ничего иного, хотя она красивая, совсем не старая, по меркам колдуньи, женщина. Лицо открытое, милое, утонченные черты, персиковая кожа, золотистые волосы. Облик, который принято величать «английская роза».
Английская роза морщила лоб, пахла смесью карболки и Костероста. Прыснула в кулак, но, разглядев мою «посылку», немедленно приняла деловой вид.
— И чем ты ее угрохал? — как это по-медицински, даже не обидно из ее уст.
— С камнем обнималась.
— Сама? Или с твоей подачи? — а вот это было лишним. И Поппи мгновенно сосредоточенно смолкла.
Она глянула в глаза Вороне, подсветив люмосом, распахнула зачем-то рот и почти сунула туда нос. Обернулась и прищурилась:
— Кровищей несет… Плохо дело было?
— Дело и сейчас дрянь, — так мне казалось.
— Да брось. Ее просто надо сложить в углу и пару часов не трогать.
— Она тебя слышит? — почему-то появилось легкое чувство собственничества и досады. Оскорбляю здесь я!
— Северус, ты же знаешь, я своих не выдаю!
— В таком случае, если разделение на своих и чужих не претерпело изменений, я зову тебя в свидетели отвратительного деяния. Поверь, и ей, и всем нам станет легче, если я покопошусь в ее голове сейчас, когда блоки вместе с сознанием находятся в подвешенном состоянии. Я раздвину их, как шторы, и удостоверюсь, что нам ничего не грозит.
— Я не понимаю тебя, Северус. Как всегда, без предисловий. Что она успела такого натворить? — Помфри немного нахмурилась, но она всегда хмурилась, когда дело было серьезно.
— Успела… Успеть бы нам! Она никуда не опаздывает с самого детства.
Я обернулся, отреагировав на изменение темпа дыхания. Взгляд ее был абсолютно диким, обреченным. И расхотелось называть ее неласковым прозвищем. Давно ли я сам ощущал себя зверем, загнанным в клетку, а потом загнанной клячей? Последним магическим наркоманом, живущим на бодрящих зельях, полных атропиноподобных веществ, а потом на Сне без сновидений!
— Вы не собирались спрашивать разрешения? — осведомилась она монотонно. — Я вас прощаю… Мне ведь не дать ответ на многие вопросы, даже если я искренне захочу.
Я присел и с нажимом провел пальцами по ее лбу, вдоль линии роста волос. Но молодая женщина с мутным прошлым старательно отводила глаза.
— Марийка, пожалуйста, и покончим с этим поскорее. Будем считать, что и доверие между нами возникло, и взаимопонимание. Я объясню. Если ваш разум перекроили частичным или обширным стиранием памяти, то я просто найду блок речевого центра, подберу ключ, и все мы продолжим считать, что все в порядке. Вы видели, как горит сухая трава? Этим выжженным местом будет ваша память после обливиэйта, как голая коленка. Доверьтесь нам. Мадам Помфри — надежный друг. Я ей стольким обязан, что и пятью долгами жизни не покроется.
— Хорошо. Надеюсь, там не будет чего-то еще более страшного.
Значит, ей было известно о существовании массы равнозначно уродливых гадостей. Она перестала сопротивляться. А я нырнул, предвкушая, что обоим это вторжение радости не доставит.
Память подобна странному и очень сложному коллажу. Сплошные всплывающие словечки, картинки, то, что условно можно обозначить дверями, узелки и целые цепочки логических связей. Память после чистки выглядит, как библиотечный стеллаж, но в ней ничего не нарушено, просто много свободного места. А память после обливиэйта выглядит именно как лысый череп. Ее «домик» был подобен заросшей паутиной лавке старьевщика: масса каких-то понятий, их обломки и нагромождения. А липкая паутина — верный признак сетей и ловушек для информации.
