Да пошло оно все. Я подношу телефон обратно к уху.

— Алло, мисс? Да, вообще-то я хотел бы купить еще одно место, бизнес класс. Если есть место рядом со мной или где-то поближе, было бы великолепно.

— Что ты делаешь? — в панике спрашивает Кайла.

Я кладу руку на микрофон на телефоне.

— Не беспокойся об этом.

Клерк спрашивает меня имя Кайлы и информацию.

— Кайла Мур, — говорю я ей, затем замолкаю. Я даже не знаю дату рождения этой девушки. Да какого хрена я вообще тут делаю?

— Ммм, лапочка, — говорю я Кайле. — Напомни мне твою дату рождения?

— Лаклан, — говорит она. — Не надо.

Я смотрю на неё долгим взглядом, пытаясь понять, что она чувствует на самом деле, о чем думает.

— Не надо что? — спрашиваю ее. — Ты не хочешь ехать?

Она выглядит абсолютно беспомощной, и мне практически стыдно за то, что поставил ее в такое положение. Но, бл*дь, надежда этого стоит.

— Я хочу поехать, — тихо говорит она. — Просто не думаю, что это возможно. Все в последнюю минуту. Ты, правда, хочешь, чтоб я поехала с тобой?

Я быстро киваю.

— Я беру билет.

— Нет.

— Нет, послушай. Я куплю билет. Рейс завтра в три. Я полечу на нем. Если у тебя не получится, так тому и быть. Но билет на твоё имя будет там.

Она качает головой.

— Я не могу позволить тебе сделать это. Цена...

— Цена будет стоить того, если ты придёшь.

— А если нет? Хочу сказать, если у меня не получится с работой?

Я нахожу силы слегка улыбнуться ей.

— Тогда, по крайней мере, я попытался. — Я громко выдыхаю. — Твоя дата рождения, солнышко?

Я могу видеть, как колесики крутятся у неё в голове. Туда-сюда. Прокручивая каждый сценарий. Сомневаясь, какой ответ правильный.

Наконец, она говорит.

— Первое июля тысяча девятьсот восемьдесят пятого. И Кайла Энн Мур.

Я ухмыляюсь ей и возвращаюсь к телефону.

— Простите, мисс, вы все ещё здесь? У меня есть нужная вам информация.

И вот так просто появляется надежда.

Глава 17

КАЙЛА

Все изменилось лишь за несколько минут. Абсолютно все. В мгновение ока я перешла от чувства глубокого, ноющего, безумного отчаяния к мыслям о совершенно новых возможностях.

Потому что он попросил меня поехать с ним.

Это все, о чем я мечтала. На что надеялась. Этот тот самый сценарий, уже несколько дней, снова и снова, разворачивающийся у меня в голове. Мечта, что он попросит меня, что действительно захочет, чтоб я поехала. Знак того, что мы что-то значим, что есть мы. Эта ситуация имеет под собой основание, и при правильных обстоятельствах все могло бы идти дальше и дальше.

Он заканчивает разговор по телефону, его длинные пальцы кружат над ним, будто он не совсем уверен, что сделал. Поворачивает голову ко мне и на его лице появляется медленная полуулыбка. На этот раз его красивые губы изогнуты с чем-то вроде застенчивости. Это обезоруживает, видеть его таким неуверенным и тревожным, хотя я не могу быть уверена, что это из-за того, что он только что сделал или потому что я могу поехать или нет.

Правда в том, что я не знаю, что сказать. Но я знаю, что чувствую. Я не хочу прощаться прямо сейчас. И вдруг у меня есть сила, чтобы все изменить, принять на себя риск и последовать за ним в другую страну.

Это безумие. Я знаю. Это абсолютное сумасшествие.

Я не должна даже рассматривать этот вопрос.

Но я это делаю.

Я просто не хочу обнадеживать кого-то, особенно саму себя.

— Итак, — после долгой паузы, наконец, говорит он. — У тебя есть место, если ты хочешь.

Я издаю смешок, качая головой.

— Я просто думаю о том, насколько это безумно. Это безумие, правда?

— Да, — говорит он с одним решительным кивком. — Это, безусловно, не нормально. Но почему нет?

— Если не принимать во внимание тот факт, что меня могут не отпустить с работы?

Он сурово улыбается.

— Хотя они и могут. Объясни им.

Я бурчу про себя, думаю о том, что скажет Люси. Опять же, Кэндис с удовольствием перейдет на мое место. Она, вероятно, ждет не дождется подобной возможности.

— Черт, если они позволять взять мне весь свой отпуск, есть шанс, что когда я вернусь, у меня не будет работы. Меня легко заменить.

Он поджимает губы, хмурясь пока изучает меня.

— Тебя заменят лишь, если ты позволишь этому случиться.

И как сильно я буду бороться, когда вернусь? Я ненавижу свою работу. Я ненавижу, как мне показали, что я действительно могла сделать со своей жизнью, а затем все перечеркнули. Я ненавижу, что меня не воспринимают всерьез, когда я говорю, кем могла бы быть.

Черт. Если я вернусь сюда, и моя работа будет висеть на волоске…трудно сказать, как далеко я зайду, чтобы сохранить ее.

— У нас, возможно, будет лишь три недели вместе, — говорю я ему.

Он медленно моргает в знак согласия.

— Но это будут три хорошие недели.

Хорошие? Это было бы преуменьшение года. Еще три недели лучшего секса в моей жизни с невероятным мужчиной, чтобы стать совершенно отчаянно одержимой? Они могли бы стать лучшими тремя неделями моей жизни.

Я выдыхаю, пытаясь изгнать стеснение в груди.

— А как насчет тебя? Что с регби? Я не буду мешать?

— Нет, лапочка, ты не будешь мешать. Наоборот, это может помешать тебе. В том плане, чтобы оставить тебя всю себе, изо дня в день, и никуда не пускать кроме спальни.

— Я просто не хочу вносить беспорядок в твою жизнь, даже если это лишь на несколько недель, — говорю я слабым голосом.

Он ерзает на сиденье и кладет руку на мою щеку, поворачивая меня к нему. К счастью мы стоим в пробке.

— Я хочу тебя, — говорит он с грубоватой нежностью. — Я хочу больше тебя. И меня не волнует, как я получу это.

Я ищу его глаза, зеленее, чем они были когда-либо. Они яркие и обжигающие, и я знаю, что он хочет меня. Я чувствую это в своих костях, и острые ощущения, словно миллион бомб собирается и взрывается одновременно. Как это вообще случилось? Я совершенно околдована им.

Я прочищаю горло, но, несмотря на это, мои слова тихие.

— У тебя есть я.

Его рот дергает вверх, глаза прищуриваются.

— Еще нет.

Остаток пути мы едем в тишине, но, в отличие от молчания до этого, которое было чистой меланхолией, во время которой мой мозг и сердце боролись друг с другом с идеей попрощаться с ним, эта тишина гудит с энергией. Возможностью. И страхом.

Когда я высаживаю его у квартиры, страх настолько велик, что берет меня в тиски. Я словно приклеена к сиденью. Он хватает Эмили с заднего сиденья, ставит переноску на тротуар, а затем подходит ко мне, открывая дверь.

— Давай, — говорит он. — Обними меня.

— Что?

Он наклоняется и вытаскивает меня из машины, я прижата к нему, и меня вдруг ударяет этой проклятой волной ужаса, страха, что я могу не увидеть его снова.

Он обнимает меня, удерживая в тисках мышц и тепла, и его замечательного запаха, и целует верхнюю часть моего лба.

— На случай если это все.

Я качаю головой. Нет, нет. Этого не может быть. Уже нет.

— Я еще должна поговорить с мамой, — бормочу я в него, пальцы царапают его футболку. — Мне не нравится идея о том, чтоб оставить ее на три недели.

— Я знаю, — говорит он.

Поднимаю голову и смотрю на него снизу вверх.

— Если братья пообещают приходить и проверять ее почаще, думаю все будет хорошо. Но не думаю, что смогу поговорить с начальницей до утра. Если она скажет да, я должна быть сразу же готова. Ты сказал, рейс в три?

— Да.

Я смаргиваю слезы.

— Я собираюсь спросить. Сделаю все, что смогу.

— Я знаю, ты так и сделаешь, — говорит он. — Я в тебя верю.

— Так что, это не все, — говорю я ему. — Это не может быть конец.

Он закрывает глаза и наклоняется, чтоб оставить ужасно нежный поцелуй на моих губах. Подобное заставляет меня захотеть заплакать. Мои руки крепко хватают его. Внутри меня все дрожит.