По какой-то причине, на этот раз мне трудно прощаться с мамой. Может быть, потому что весь вечер я была очень взвинчена. Я обнимаю ее дольше, чем делаю обычно, и говорю, что буду на следующей неделе. Может быть, мне удастся притащить с собой Тошио.
Лаклан наклоняется и притягивает мою крошечную маму в медвежьи объятия. Каждая частичка меня тает при виде подобного.
— Твоя мама прелестна, — спокойно говорит мне Лаклан, пока мы едем на машине обратно в город.
— Так и есть, — говорю я, радуясь, что он был настолько очарован ею. И столь же рада, что она была так очарована им.
— До этого ты говорила, что она была больна, — говорит он, кладя руку на заднюю часть моей шеи и потирая большим пальцем кожу. — Что с ней не так?
Моя хватка на руле усиливается.
— Я не совсем уверена. — Облизываю губы, пытаясь вспомнить. — Это началось после того, как умер отец. Она долгое время была потеряна. Мы все были. Она была в тяжелой депрессии, и полагаю, вся боль, живущая внутри нее, стала прорываться наружу. Некоторые врачи говорят, что это синдром хронической усталости, другие, что все же это депрессия и тревожное расстройство. Она плохо спит, и у нее всегда повышенное давление. У нее постоянно болят мышцы. Я не знаю, что и думать. Но это продолжается уже несколько лет.
И эти дрожащие руки, но я надеюсь, что это лишь из-за того, что она перенервничала из-за Лаклана и меня.
— У вас в Америке есть хорошие врачи? — спрашивает он.
Я качаю головой.
— Нет. Хотя, да, есть. Если вы в состоянии за них заплатить. Она никогда не работала, так что у нее нет никаких льгот, которые есть у многих людей ее возраста. Но мои братья и я оплачиваем все это. Мы стараемся и даем ей лучшее, целую кучу разных заключений специалистов. Честно говоря, — произношу я, быстро глядя на него, — думаю, она до сих пор страдает от разбитого сердца.
Он натянуто улыбается мне.
— Влюбляясь, мы всегда рискуем.
Я киваю и оглядываюсь назад на дорогу.
— Очень рискуем.
Когда мы возвращаемся к нему в квартиру, Лаклан приглашает меня зайти. Я колеблюсь. Я хочу пойти, хочу быть с ним любым способом, которым только могу. Но в моей груди есть какая-то тяжесть, и если я буду спать с ним сегодня, чувствую, что будет лишь хуже. Я должна побыть одна, мне необходимо переваривать всё. Мне нужно снова восстановить силы. Такой сильный мужчина делает меня слабой.
В ту же ночь, одна в постели, я смотрю на пустую подушку рядом со мной и задумываюсь, каково было бы, если бы там всегда кто-то был.
Затем задаюсь вопросом, каково это, никогда не иметь никого на том месте.
Как сильно вы можете запасть на кого-то, чтобы назвать это любовью?
Надеюсь, я этого никогда не узнаю.
Глава 15
КАЙЛА
В пятницу время на работе тянется словно патока. Я смотрю на часы на мониторе, отсчитывая минуты, секунды, пока не смогу пойти домой, взять сумки, забрать Лаклана и отправиться в Напа.
Но когда звучит пресловутый гудок, и я, готовая, жду его на улице около его квартиры, волнение, которое я испытывала весь день, сменяется острым страхом. Я в последний раз здесь, забираю его. В воскресенье он уедет.
Хотя я и не спала с ним после вечера у мамы в среду, вчера все было по-другому. Прямо после работы я поехала к нему и затрахала его до одурения. Конечно же, в его спальне, подальше от осуждающих глаз Эмили. Как ни странно, я больше не ощущала ту меланхолию, охватившую меня в доме мамы. Я во всех смыслах потерялась в его теле, буквально сливаясь с ним до двух ночи, пока, наконец, не оторвалась от него и не пошла домой спать.
Но теперь, сейчас когда я жду его, когда мы собираемся провести наши последние несколько дней вместе, меланхолия возвращается, напевая у меня в душе как мелодия, которую вы не можете забыть.
Как это часто бывает, становится немного лучше, когда я вижу Лаклана.
Он неторопливо идёт к машине, на плече спортивная сумка, в руке клетка для собаки. На нем походные ботинки, голубые джинсы с потертостями, белая футболка, идеально подчёркивающая эти трапециевидные мышцы, плечи и закручивающуюся татуировку на руке. У меня перехватывает дыхание, я сжимаю ноги, тепло внутри разгорается сильнее. Эффект, который он производит на меня, никогда не ослабевает.
Он открывает заднюю дверь и ставит клетку внутрь. Я оглядываюсь и вижу Эмили. Ее лохматая мордочка смотрит на меня. Я готовлюсь к тому, что она зарычит на меня или, по крайней мере, покажет зубы, но она лишь пару секунд смотрит на меня, перед тем, как снова посмотреть на Лаклана. Ясно видно, собака его обожает, она едва ли может оторвать от него взгляд. Интересно, я произвожу такое же впечатление?
— Привет, лапочка, — говорит он, забираясь на переднее сиденье. Он наклоняется, берет меня за подбородок и дарит мне длинный, медленный поцелуй, заставляющий мое сердце пропустить несколько ударов.
Я широко улыбаюсь, ерзая в кресле от возбуждения, и указываю большим пальцем на заднее сиденье.
— Кажется, она со мной свыклась.
— Я же говорил тебе, она освоится, — говорит он, кладя большую ладонь на мое обнаженное бедро пока мы отъезжаем.
Поездка в Напа проходит отлично. Я выбираю более длинный маршрут через мост Золотые ворота, исключительно потому что он более живописный и даст мне больше времени побыть с ним наедине, прежде чем мне придётся делить его с кем-то ещё.
Мы проезжаем все дальше от Залива и температура поднимается. Вскоре солнце начинает припекать, наши окна открыты, и мы несёмся по двухполосному шоссе, запах виноградников и прогретых полей окутывает машину.
— Что если мы продолжим ехать вечно? — мечтательно спрашиваю я, душевный плач «Honeymoon» Ланы дель Рей льётся из колонок.
— А почему бы и нет? — отвечает он, подыгрывая мне.
— И где мы окажемся?
— Разве это имеет значение? — его голос такой обнадеживающий, что я должна посмотреть на него. Он быстро улыбается мне и опирается локтем на окно, пробегаясь пальцами по подбородку и глядя на засушливые холмы.
Нет, это не имеет значения. Мы могли бы найти поле, хибару, горный ручей. Могли бы поехать на запад или юг или восток. Могли бы доехать до ближайшей проселочной дороги и разбить лагерь прямо там, только он, я и Эмили. Мы могли бы не торопиться и растянуть удовольствие, проведя вечность, в объятьях друг друга.
Но реальность так не работает. У реальности на сегодня для нас другие планы. Когда мы добираемся до Напы, и я паркую машину на огромной стоянке Meritage Hotel, я невероятно благодарна Брэму за то, что он организовал все это — возможность для него увидеть своего кузена, пока тот не уехал и возможность для меня сделать то же самое.
— Ну и ну, а здесь чертовски мило, — тихо говорит он, когда мы выбираемся из машины и достаём свои вещи. Жара окутывает нас, пока мы пересекаем парковку и входим в лобби отеля. И я сразу же вижу нашу компанию.
— Привеееееет! — Кричит Брэм, подходя к нам. В руке у него бокал красного вина. Он притягивает Лаклана в объятия, хлопая по спине, и делает то же самое со мной.
— Боже, Брэм, ты уже напился? — спрашиваю я, когда он отстраняется.
— Мы рано добрались, — говорит он, жестом подзывая остальных. Линден и Стеф подходят к нам тоже с вином в руках, пока я замечаю, как на заднем плане Никола разговаривает с кем-то на ресепшн.
— Эй, вы двое, — говори Стеф, обнимая меня, как сделал Брэм, хотя она не проделывает то же самое с Лакланом. Ее глаза блуждают вверх -вниз, будто она напугана им. Может, потому что Лаклан немного зло хмурится на неё. Я знаю, вероятно, это от того, что пребывание среди кучи людей заставляет его нервничать, и я тянусь к его руке, сжимая ее.
Он, кажется, расслабляется прямо на глазах, пока взгляд Стефани прыгает то на него, то на меня. Она улыбается мне, а Линден подходит ближе, чтобы дать своему кузену одно из тех рукопожатий, которое затрагивает все предплечье.