Потому что это делает меня счастливой. Делает меня такой охрененно счастливой, что думаю, я могу сойти с ума. Мое сердце постоянно надувается, как красный воздушный шар, и чем больше оно толкает грудь, будто тело и душа не достаточно большие, чтобы вместить все эти чувства, тем более живой я себя чувствую. В моей голове тепло, расплывчато, и я проживаю день, словно во сне. Прекрасный сон, который все не заканчивается.

До сегодняшнего дня я могла скрывать свою одержимость. Держала ее внутри. Но теперь, когда он оказался внутри меня, я не могу от нее избавиться. Из-за нее люди на работе спрашивают, не под кайфом ли я. Из-за нее я лучезарно улыбаюсь незнакомцам на улице. Из-за нее я задаюсь вопросом, может, я компрометирую себя, потому что подобные чувства не нормальны и им не следует доверять, но я чувствую себя слишком хорошо, чтобы переживать об этом.

К сожалению, помешательство не означает, что я могу просто забыть о моей нынешней жизни. После работы я направляюсь к Лаклану для горячего секса, когда звонит мама.

Этот звонок, словно удар в живот.

Она звучит обессиленной. Уставшей. Грустной. Ее голос проникает мне в голову, сердце и крадет воздух.

Как сильно бы я не пристрастилась к Лаклану, к каждой гребаной вещи, касающейся его, я люблю маму и не могу, не буду, отодвигать ее в сторону ради мужчины, независимо от того, насколько хорош секс с ним, независимо от того, как я им увлечена.

Я говорю маме, что приеду и приготовлю для нас ужин. Она радуется, и я знаю, что поступаю правильно.

Я пишу Лаклану, чтобы сказать ему это, надеясь, что он не запланировал ничего крупного. Закуски и вино прошлой ночью удивили меня. Последнее, чего я ожидала от огромного, грубоватого игрока в регби, так это чего-то романтичного.

Он отвечает. Хорошо, не беспокойся.

И по какой-то причине ответ разбивает мне сердце. У нас с ним осталось так мало времени. Я смотрю на телефон, размышляя, в то время как остальная часть офиса уходит домой. Хочу, чтоб он предложил встретиться позже. А потом понимаю, возможно, он ждет, что это предложу я.

Блин, я к этому не привыкла. Я не очень-то переживала о том, какое впечатление произведу на парней, с которыми встречалась или трахалась раньше. Если они казались больше не заинтересованными, я сломя голову двигалась дальше. Но Лаклан изменил правила игры.

Я посасываю губу и стискиваю зубы.

Спрашиваю его то, что действительно хочу спросить.

Хочешь пойти со мной и познакомиться с моей мамой?

Нажимаю отправить и, в ожидании ответа, задерживаю дыхание. Он собирается сказать «нет». Он будет сбит с толку. Он собирается осторожно выпутаться из моей хватки. И я буду делать вид, что это не ранит меня, скажу, что мы разные, что у нас нет никаких правил. Он уезжает, и это означает, что нам все сойдет с рук, пока он не уедет.

С удовольствием.

Текст на экране заставляет меня засиять.

Пишу ему, что через пять минут приеду за ним. Затем веду сама с собой мини-дебаты, что сказать маме про первого, после Кайла, мужчину с которым она меня увидит. Решаю сохранить все в секрете – нет смысла волновать ее заранее, тем более, что она станет надеяться, что он нечто большее, чем есть на самом деле. Ну, вы знаете, что-то постоянное.

С другой стороны, она достаточно консервативна. Она может увидеть его татуировки и бороду и просто упасть в обморок.

Значит, будем действовать по обстоятельствам.

Вскоре я подъезжаю к квартире Лаклана, и он идет к двери моей машины. Я наблюдаю за ним, мой рот приоткрывается в восхищении. Должно быть, он в последнюю минуту переоделся, потому что на нем черные брюки, черная рубашка, а волосы зачесаны набок, и выглядит он совершенно презентабельно. Он даже скрыл все свои татуировки.

Он открывает дверь и забирается внутрь, быстро глядя на меня яркими глазами.

— Привет, — говорит он, надевая ремень безопасности.

— Привет, — говорю я, затаив дыхание. — Ты хорошо выглядишь. — И под «хорошо», я имею в виду, ты такой красивой, что мне хочется заплакать.

Он чешет затылок и смотрит на меня сквозь темные ресницы.

— Не собирался упускать шанс произвести впечатление на твою маму.

Но разве он не пропадет зря? Но я прикусываю язык, взволнованная тем, что он приложил такие усилия. Я, так или иначе, была бы взволнована, тот факт, что он согласился поехать, сам по себе чертовски волнующий.

Я смотрю на него, и он смотрит прямо на меня. Имею в виду, он смотрит на меня так, как умеет только он, и время, вроде как, замирает. Взгляд тяжелый и настойчивый, и я задумываюсь, собирается ли он поцеловать меня. Будто это именно то, что мы делаем, будто есть вообще мы.

Он наклоняется, я наклоняюсь, и все происходит так медленно. Весь поцелуй.

Но это больше, чем поцелуй. С ним все кажется большим.

Его губы встречают мои, рот открывается, посасывая мою нижнюю губу на один влажный, горячий момент, перед тем как углубиться дальше. Я и раздавлена и парю одновременно, один поцелуй убивает меня еще до того, как у нас даже есть шанс начать.

Каким-то образом мне удается оторваться от него и отъехать, хотя мои губы все еще горят, и я испытываю желание пробежаться по ним пальцами, чтобы сохранить трение.

Он устраивается на сиденье, расставив ноги, пытаясь уместить тело на моем маленьком переднем сиденье, и я вспоминаю, как после матча регби мы оба мокрые и грязные возвращались к нему. Это было словно сто лет назад. Конечно тогда он не пытался преуменьшить очевидную эрекцию в своих брюках.

— Хочешь услышать хорошие новости? — спустя несколько минут говорит он.

— Конечно.

— Эда забрали, — довольно гордо говорит он.

— В самом деле?

Он кивает.

— Да. Местная программа по поддержке взятых из приюта животных связалась со мной, и они сказали, них есть заинтересованные. Женщина с мужчиной пришли сегодня утром увидеть его и влюбились. Эд ушел.

— Ой, ой, — говорю ему, мое сердце трепещет как птица в полете. Не только потому что он нашел дом для собаки, которая в нем нуждалась, а потому что я могу услышать тепло в его голосе, как мед, как счастье. — Я так за него рада. И за тебя.

Он пожимает плечами.

— Я сделал все, что мог. Рад, что это принесло результат.

— А Эмили?

— Она дома. Девочка немного грустит. Но как только я привезу ее в Эдинбург, все будет хорошо.

— Полагаю, она поедет с нами в Напа?

Он смотрит на меня, брови с беспокойством нахмуриваются.

— С этим все хорошо?

— На сто процентов, — решительно говорю я. — Просто надеюсь, в какой-то момент она научится мне доверять.

— Научится, лапочка, — говорит он, глядя в окно, когда мы едем по мосту. — Мы все со временем приспосабливаемся.

Вскоре мы приближаемся к дому мамы, и я подъезжаю к обочине.

— Прекрасное место, — говорит Лаклан, выходя из машины и глядя на дом. В сумерках этого не скажешь, но по его голосу можно сказать, что он впечатлен.

— Раньше здесь было по-настоящему красиво, — говорю я, мой голос приглушен, пока я открываю низкие ворота во двор. — Во всяком случае, когда я здесь росла.

— Он по-прежнему красив, — говорит он. Наклоняется и берет меня за руку и держит ее, слегка пожимая. Его сила наполняет меня, стирая печаль и воспоминания о времени после.

Мы идем вверх по ступенькам, держась за руки, я и мой зверь, и до того, как у меня появляется шанс постучать, дверь открывается и мама высовывает голову наружу.

Она всматривается в меня лишь секунду, прежде чем ее глаза дрейфуют к Лаклану. И расширяются. Она осматривает его с головы до ног, и я не могу сдержаться и следую ее примеру. Должно быть здорово когда тебя вот так рассматривают две дамы.

К счастью, Лаклан само очарование. Он вежливо улыбается и слегка кивает ей.

— Мама, — говорю я ей.

Она едва смотрит на меня.

— Этот мужчина? Этого мужчину ты привела домой?

Я оглядываюсь на Лаклана, и он встречает мой взгляд с полуулыбкой на губах, приподнимая брови.