— А у меня есть дар?

Митч пожал плечами:

— Тебе об этом лучше знать.

Я вспомнила драку с Девоном. Как пряталась под кухонной раковиной. О том, как перебросила свое чувство Стаи на Чейза. О том, как дралась с Бешеным в его голове.

Это было чем-то? Или мне просто везло и я была упорной, то есть я была тем, кем мог быть любой человек, помеченный альфой и взращенный волками?

Но тут Митч протянул руку и похлопал меня по плечу, как будто утешая меня из-за того, что я не имела великого дара:

— Мне кажется, Брин, что ты всегда была уж очень задиристая.

Задиристая?

Кто-то мог видеть будущее. Кто-то мог развязать другим людям языки, просто взглянув на них. А я?

А я была задиристой.

Вот повезло.

— Вожаки остановятся в ресторане, когда будут проходить мимо? — спросила я.

Улыбка на лице Митча застыла.

— Кое-кто остановится.

— А Кили будет… пользоваться своим даром? — Фраза вышла какой-то корявой, но я не знала, как еще можно задать этот вопрос.

Митч понял, о чем я хотела спросить, и отрицательно покачал головой:

— Кили на завтра взяла выходной. Я сам буду работать в ресторане.

У меня было такое чувство, что Митчу очень не хотелось, чтобы альфы узнали о Кили или о том, что она умела делать. Особенно после того, как «Странник» стал приютом для многих периферийных.

— А Лейк? — спросила я.

Я так и не поняла до сих пор, почему убежала Лейк.

— Эти альфы Лейк вообще не увидят, Брин. Она так далеко, что они даже почуять ее не смогут.

Было что-то такое в словах Митча, что заставило меня подумать о том, что если бы Лейк сама не была настроена сбежать отсюда куда-нибудь подальше, то ее отец наверняка бы позаботился о том, чтобы она это сделала.

Принимая во внимание мои собственные — довольно смешанные — чувства в отношении Сената, должна признаться, что порыв Митча мне был понятен. Не была понятна только суровость, мелькнувшая в его глазах.

— Почему?

Митч вздохнул, и я уже начала опасаться, как бы он не сказал мне, что я задаю слишком много вопросов. Наконец он посмотрел вниз и затем, как будто ботинки подсказали ему ответ, снова повернулся ко мне:

— Некоторые обры, особенно доминантные, уж очень нагло себя ведут с самками. А Лейк уже больше не ребенок.

В нашей стае было три самки. Сора, которая жила с Лэнсом. Кети, которая была еще ребенок. И Лейк.

— Обычно это не так уж и плохо, но только не тогда, когда целая толпа самцов и среди них только одна самка, — продолжил Митч.

Но вообще-то в нашем мире так было всегда. Большинство обров брали себе в спутницы женщин из людей. Тот, которому достанется Лейк, не будет беспокоиться о том, что она умрет во время родов. Если она выйдет замуж за оборотня, ее дети будут чистокровными обрами.

— Ей сейчас пятнадцать, — сказала я.

Митч кивнул:

— Пятнадцать.

Он больше ничего не сказал, и я почувствовала непреодолимое желание сменить тему разговора и неспособность это сделать.

После долгого мучительного молчания Митч снова похлопал меня по плечу и подтолкнул к ресторану:

— Уже почти стемнело. Насколько я знаю Эли, она уже волнуется.

Да и Митч, наверное, волнуется, ожидая возвращения Лейк.

— Давай, — сказал он. — Заходи.

В последний раз взглянув на лес и разорванную в клочья одежду Лейк, я сделала то, о чем меня просили, и вошла внутрь.

Когда я вернулась домой, Эли не стала меня изводить на предмет того, что я делала целый день, поскольку все ее претензии я упредила, бросив свой вопрос ей в лицо.

— Ты знала, что Каллум видит будущее?

Эли открыла рот, потом снова его закрыла.

— Митч? — промолвила она наконец, и ее рот сложился в плотно сжатую, прямую линию, по которой я поняла, что ему за это здорово достанется.

— Периферийный, из чужой стаи, — сказала я, прикинув, что спасла Митча от серьезной разборки.

Эли кивнула и, помолчав несколько секунд, заговорила:

— Я всегда это знала. Каллум сказал мне об этом в тот самый день, когда я решила присоединиться к стае.

— До того или после того, как ты решила присоединиться? — спросила я.

Эли не ответила, и я поняла, что здесь что-то крылось. Каллум сказал Эли, что может видеть будущее, до того, как она приняла решение стать членом Стаи. Единственной причиной, по которой он решился раскрыть свои карты, было то, что он увидел в будущем что-то, что сыграло ключевую роль в решении Эли остаться.

— Что он увидел? — спросила я ее.

Эли покачала головой:

— Не важно. Я все изменила. Этого не случилось.

— Эли?

Но она не отреагировала, и выяснение отношений я оставила на потом. Прямо сейчас у меня имелись к ней другие вопросы.

— Об этом знали все, кроме меня? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком раздраженно.

Эли заслуживала снисхождения. За последние несколько месяцев я так отравила ей жизнь — чего она конечно же не заслуживала, — что ее можно было простить за то, что она хранила тайну.

Ну, а с остальной стаей — это уже была другая история.

— Большинство старых волков это знают, — сказала Эли. — Из жен не знает никто. Девон не знает.

Она достаточно хорошо меня знала, чтобы понять, что Дев был для меня главнее всех.

— Я так понимаю, Лейк тоже сейчас это знает? — продолжила Эли.

— Может быть.

Сомневаюсь, что Лейк слышала эту часть признаний Тома. В тот самый момент, как он только обмолвился о том, что чужие альфы будут заходить в ресторан, она свалила, бледная и тихая.

— Сенат собирается, — сказала я.

— Сенат, — усмехнулась Эли почти бессознательно. — Никакой у оборотней нет демократии.

Она была права. Этот съезд будет напоминать ринг, на который выбросили толпу самых лучших гладиаторов и приказали им решить свои проблемы за чашкой чая. Демократия хороша в теории, но как только Сенат собирался, каждый раз казалось, что это будет последняя встреча вожаков.

Заседание Сената закончится вполне предсказуемо: только один альфа решит, что он стоит над всем. Или под всем. Как вам больше нравится. Один доминантный волк захочет понять, сможет ли он навязать свою волю другим и поглотить их территории, увеличить численность своей Стаи и ее мощь, забирая энергию новых членов.

Силой забирая.

— Лейк убежала, — сказала я, думая об одних и тех же людях и о том, как одна мысль о них заставила ее побежать. Не потому, что она хотела пуститься в бегство, а по той же самой причине, по которой я заставила себя мчаться с ней наперегонки к пристани. Чтобы доказать, что я быстрее, сильнее, круче, чем кто-то думает.

— Убежала? — Эли была поражена. — Куда убежала? Митч знает?

Я кивнула:

— Она переключилась и свалила в горы.

Нетрудно было представить Лейк бегущей. Она была волчица светлая, с медовым отливом. Такого цвета нельзя увидеть в природе. И еще она была свирепой. Если бы я очень захотела, то, наверное, могла бы достать ее через свою связь со Стаей, но я хорошо понимала, когда нужно оставить подружку в покое.

Когда Лейк будет готова поговорить об этом, она вернется.

— Сенат, — сказала Эли, и на этот раз ее голос звучал глуше. Он был не таким саркастическим, и страдания в нем было больше. — Кое-кому из них придется пройти через это место, чтобы добраться до Каллума. Я так понимаю, это Каллум созвал их?

Каллум, сказать по правде, был единственным из всех вожаков Стай, кто созывал Сенат. Другие, вполне собой довольные, жили, как цари, на своих территориях. Именно Каллум объявил, что все они являются членами Сената. Вся эта демократия была его идеей. Если принять во внимание то, что я узнала о его так называемом даре, мне следовало озаботиться вопросом: не крылось ли за этим какой-либо серьезной причины?

Каллум ничего не делал просто так.

— Лейк не хочет встречаться ни с кем из тех, кто соберется на заседание Сената, — сказала я, стараясь совсем не думать о Каллуме, разве только это будет необходимо. — Митч утверждает, что оборотни-самцы могут странно себя вести по отношению к самкам.