Это были его глаза.

Наши глаза.

Сейчас мое зрение стало острее, и крошечные детали окружающего мира выделялись настолько ясно, что увидеть картину в целом я не могла. И потом я услышала его.

Услышала себя.

Услышала нас.

Вой. Вопли. Страх. Ярость. Отчаяние. НЕТ!

Я увидела лежавшую на земле девушку и только потом поняла, что это была я. У нее — у меня — полный рот крови… и запах. Ужасающий.

Нам нужно подойти к ней. Включается наше зрение, подавляемое чем-то большим.

Грубые руки хватают наше волчье тело и тянут назад, и, хотя мы давали обещание не делать этого, мы деремся — не для того, чтобы ранить того, кто нас держит, а для того, чтобы вырваться из его хватки, подбежать к девушке, накрыть ее своим телом и заставить ее жить.

Жалобный вой вырывается из наших глоток. Нам нужно драться, но мы обещали не делать этого.

— Чейз. — Это голос Каллума. Голос альфы. Но эффект не такой, как обычно. — Переключись обратно. Переключись обратно, и ты сможешь подойти к ней.

Каким-то образом слова проникают в наши головы, и с минуту Чейз и его волк, кажется, обдумывают их, но ярость и страх, распространившиеся по их телу, слишком сильны, чтобы удержаться в человеческом облике.

Они хотят убивать.

Нет, подумала я, и голос отчетливо прозвучал в моих ушах, и так же громко — в его. В наших ушах.

Я здесь, сказала я. С тобой. Со мной все в порядке.

Тело, лежавшее на земле, казалось, возражало против этого, но мое присутствие утешило Чейза. И, пока он успокаивался, стихала ярость его зверя. Не прошло и доли секунды, как мы трое уже находились в состоянии идеальной гармонии. Возможно, ему казалось, что нас троих слишком много для его сознания, но это было не так.

— Изменись, — снова приказал Каллум.

Волку в Чейзе эта мысль не нравилась, и я хотела согласиться с ним, сбежать и стать частью Стаи, и не заморачиваться с человеческим обличьем, которое никогда не будет подходить на мне так же хорошо, как их мех. Но Чейз бежать отказался. Он отказался сбежать, поджимая хвост, или бросить меня — пусть даже просто мое тело.

— Я умерла? — спросила я.

Вопрос породил рычание в глотке Чейза, и я была поражена тем, как воспринимала это, тем, как все это было воспринято телом, которое было волком.

— Она не мертва, — сказал Каллум. Чейз и я, мы оба остановились, в смятении от того, что он мог прочитать наши мысли. — Принюхайтесь. Она просто потеряла сознание. Переключитесь, и вы сможете подойти к ней.

Запах. Сосновые иголки и корица.

Брин!

Хорошо. Я была жива. Может быть, я просто спала.

Пронзительная боль от разрывающего кости, раскаленного добела металла сотрясла меня, отрывая от размышлений, и ужасный скрипящий звук, как будто гравий под подошвами рабочих ботинок, отозвался в моем — нашем — его тем.

И именно тогда я поняла, что Чейз снова переключается.

В человеческом обличье, сжавшись, он припал к земле в движении, больше свойственном животному, чем человеку.

Чуять. Видеть. Иметь потребность.

Брин!

— Почему бы тебе не надеть на себя что-нибудь? — предположила я еле слышно.

Теперь, когда мы снова стали людьми, я поняла, что могу думать более четко. И еще, мне было немного неловко от того, что я находилась внутри сознания голого мальчишки, который не был еще в достаточной степени человеком, чтобы осознавать, что он голый.

— Может, мне сначала надеть на себя что-нибудь, — эхом откликнулся Чейз. Вслух!

Каллум взглянул на него, весьма удивленный: надо же, голый, прижавшийся к земле и готовый к атаке, а произносит вполне нормальные человеческие слова.

Мои слова.

И вдруг я снова очутилась в ручье Мертвеца и снова плыла, влекомая его течением. Тихо. Я снова одна. И затем резкий белый свет разрезал ночное небо, и волна боли разлилась по моему телу, разрывая его на куски, один за другим.

Мои ресницы вздрогнули, но я не смогла открыть глаз. Странное ощущение — чьи-то руки под моими плечами, поднимающие меня в воздух, — застало меня врасплох. И как раз перед тем, как я снова погрузилась в темноту, я услышала, как Каллум пролаял приказ.

— Занеси ее внутрь, Маркус.

Меня снова несет течением. Оцепенение. Ничего не болит. Благословенная темнота.

Я повернулась на бок, погрузив половину лица в воду, и поняла, что все еще могу дышать — могу дышать прямо сквозь ручей, как будто его совсем не было. Полностью смирившись с развитием событий — и будучи этим очень довольной, — я сделала глубокий вдох и нырнула.

— Положи ее на диван, Маркус.

Снова в теле Чейза — к счастью, в одежде — я увидела Маркуса, который с суровым лицом, следуя приказу Каллума, тихо опустил вниз мое избитое тело.

— Теперь ты доволен? Она получила достаточно? — спросил его Каллум.

Маркус взглянул на меня, и желание Чейза вырвать ему глотку стало ощутимым в нашем совместном сознании. Чейз не хотел, чтобы Маркус смотрел на меня. Не хотел, чтобы он был рядом. Он не мог позволить им еще раз сделать мне больно.

— Она не притворяется, — нехотя сказал Маркус.

— Нет, — согласился Каллум. — Сора била девчонку до тех пор, пока она не потеряла сознание.

Чейз ненавидел Каллума за бесстрастность его голоса, за то, что он сделал со мной. С нами.

— Люди слабые, — сказал наконец Маркус. — А женщины совсем слабые. Хватит ей. — Маркус отвернулся от меня.

Правосудие Стаи свершилось.

Каллум кивнул, и мне стало понятно, что он не случайно выбрал Маркуса, чтобы тот занес меня в дом. Если жажда Маркусом моей крови была удовлетворена, то возражать больше никто не станет.

— Сейчас оставь нас, — сказал Каллум. — Я займусь девчонкой.

Маркус пошел и был почти у порога, когда зарычал Чейз:

— Брин. Ее зовут Брин, а не «девчонка». И однажды я убью тебя за то, что ты сделал с ней.

Я снова в ручье, под водой. Несусь к поверхности и, разрывая воду, выпрыгиваю в воздух, словно горбатый кит или дитя русалки. И наступает тишина. Надолго.

Долгое время я то впадала в беспамятство, то снова приходила в себя. А из бессознательного состояния возвращалась в сознание либо свое, либо Чейза, и это перемешалось до такой степени, что я не была уверена, где была или кем, да и что вообще происходит. И когда я открыла глаза, ощущения снова заполнили мое тело, и мне тогда на самом деле захотелось, чтобы ничего этого не произошло.

Двигаясь очень осторожно, я села, и мое тело предъявило мне множество претензий. Все просто пульсировало болью. После того как боль немного утихла, я смогла поднять и опустить руки, ощупала ноги, руки и верхнюю часть туловища в поисках повреждений, со знанием дела проводя проверку на предмет сломанных костей.

Если бы мои преступления совершил оборотень, то его кишки уже лежали бы вывернутыми наружу для всеобщего обозрения. Я же могла похвастаться множеством синяков, несколькими сломанными ребрами и лицом, которое, если оно выглядело так же мерзко, как я это ощущала, вряд ли в ближайшее время могло привлечь внимание жюри на конкурсе красоты.

— Могло быть и хуже, — сказала я, подмигнув, и сразу же решила, что двигать распухшей челюстью совсем не так легко и, значит, нечего разговаривать самой с собой.

Открылась дверь, и первым моим желанием было спрятаться или смыться куда-нибудь, но деться было некуда. А потом тело расслабилось, расплывшись, как масло, когда я поняла, что это была Эли. И как бы ни сосало у меня под ложечкой, я не собиралась приходить в себя в эту самую секунду, чтобы снова оказаться в объятиях правосудия.