В руке у Ришелье, появились знакомые нам четки из слоновой кости – привилегия кавалеров ордена Святого Духа. В его тонких пальцах, сверкнув в отблесках пламени, заскользили отшлифованные зерна.
– Ответ напрашивается сам собой…вот только причины, подобным неудачам, каждый усматривает разные.
Тихо произнес герцог. В полумраке кабинета, силуэт Рошфора, отражавшийся огромной черной тенью в складках драпированной стены, казался гигантским приведением, беседовавшим с крошечным, почти невидимым гномом, очертания которого, утопали в глубоком бархатном кресле. Кардинал на какое-то время замолчал, неотрывно, любуясь огнем, бушевавшим в камине.
– Во всем этом многообразии человеческих достоинств и пороков, мой друг Рошфор, не достает сущего пустяка, крошечной детали, едва заметной составляющей, наличие которой в судьбе, увы, от нас не зависит. Это нельзя купить, отвоевать, выменять, украсть, выиграть, нельзя в себе воспитать…удача, вот о чем грезит каждый игрок. Порой, она становится так значительна, что затмевает всю палитру упомянутых качеств, весь арсенал достоинств, разбив в дребезги, нашу надежду на викторию. И, что же тогда?
Уловив на себе сосредоточенный взгляд Рошфора, кардинал ответил ему улыбкой мученика.
– Тогда, милый граф, выигрывает тот, кто вовсе не заслуживает победы, тот, кому чужды все эти сломанные копья устремлений, растрощенные на ледяных ристалищах терпения и выдержки, с единственной целью, слепить из себя достойного. Все ваши доведенные до совершенства преимущества, сулящие триумф над ничтожеством, превращаются в ничто, оставив вас наедине с горестным, но очевидным поражением. Случается то, что, на ваш взгляд, не могло произойти никогда! Но удача была благосклонна к вашему сопернику, а значит всё остальное, не имеет, ни малейшего значения…Вы, несомненно, пожелаете поинтересоваться – почему всё так? Очень просто, Рошфор. Приведенное мною выше, это лишь по нашему земному, мирскому, суетному разумению, всё, что необходимо для победы. А там…
Ришелье поднял руку, указав пальцем в высь, скрытую потолком.
– …там, на Небе, очевидно, иного мнения. И вот, в противостояние с непобедимой армадой, до мелочей выверенной системой, отлаженным механизмом, вступает Небо, удостоив, на наш взгляд, презренного, исключительно ничтожной мелочью, к тому же находящейся в бесспорном меньшинстве, против нашего величавого воинства – удачей. Наш взор застилает неверие, глаза отказываются видеть, а разум понимать, то с чем предлагает смериться Судьба. Всё рушится, разбивается и утопает в хаосе. Всё, что кропотливым трудом, с нечеловеческим терпением, камень за камнем возводилось в желанную несокрушимую твердыню, в миг, превращается в горстку пепла. Ты растоптан, унижен и опрокинут – это конец.... Но нет, человек, если он таковым является, всенепременно поднимается, превозмогая боль, усталость, разочарование, горечь потерь, он восстает из мрака и начинает всё сначала…
Блеск в глазах кардинала угас, он как-то совсем спокойно, даже несколько отрешенно, вновь, воззрился на пляшущие за чугунной решеткой языки пламени, утратившего свой азарт, будто ощущая настроение герцога.
– В своё время, меня всё это ужасно мучило и раздражало, делая мою жизнь бессмысленной и безотрадной. Да-да, Рошфор, пустой и напрасной. Пока я не понял, что это всего лишь игра, шутка, которая называется – жизнью. В этой забаве, как впрочем, и любой другой, есть свои правила, по которым разрешается играть. Играть, или уйти в небытие. Незачем обижаться на Провидение, ведь нам оставили выбор. Выбор, на мой взгляд, не совсем справедливый, подвесив к одной из чаш гири в виде честолюбия, принципов, позора поражения, греха суицида и неутомимую жажду – жажду славы победителя! Разве может человек коему не чуждо все это, тихо и добровольно выйти из игры? Не-е-ет, и мы карабкаемся, словно ничтожные букашки, вновь и вновь тасуя колоду, под названием «судьба», в надежде вытащить карту, именуемую – «удачей».
Рошфор, несколько обескураженный, столь долгой, с несвойственным для кардинала привкусом морали, речью, тем не менее, не выдавая смущения, бесстрастно глядел на Ришелье.
– Ну вот, Рошфор, ещё одна из теорий, которую не стоит воспринимать всерьез. Это скорее мои личные, незамысловатые рассуждения, произнесенные вслух, лишь для того, чтобы объяснить, если угодно, самому себе, причину вашей неудачи. Но постарайтесь забыть, все услышанное в этой комнате. И запомните лишь одно – нам стоит опираться исключительно на собственные силы и железную волю, не дожидаясь пока мадемуазель Фортуна, повернется к нам столь желаемой стороной. Она, как вам хорошо известно, весьма капризная дама, и нам недосуг дожидаться её благосклонности. Необходимо действовать, ибо в промедлении смерть!
В одночасье взгляд кардинала сделался жестким, а голос приобрел тот обычный оттенок повелительности, так хорошо знакомый Рошфору.
– Вы не ошиблись граф, когда сказали, что промах с Бекингемом, нам может стоить головы. Поэтому следует подумать как возможно сохранить, даже столь зыбкое, расположение Его Величества. Людовик, на сегодня, единственная фигура, на которую стоит делать ставку.
– Вы, словно фокусник, Ваше Преосвященство, вознамерились из шляпы, вместо кролика, достать сокола? Разве существует фигура равная Бекингему, которую возможно было бы предложить Его Величеству?
– Вы порой огорчаете меня, но я никогда не разочаровывался в вас, господин де Рошфор.
Их взгляды встретились, и если в глазах графа светилось желание предугадать следующий ход хитроумного министра, то взор Ришелье, пылал уверенностью и коварством.
– Черный граф, вот персона которая сможет сберечь наши головы, Рошфор.
Рошфор больеше с недоверием, чем с удивлением, покосился на кардинала.
– В наших руках, граф, оказалась приманка, на которую непременно следует ловить такого матерого зверя, как этот пресловутый месьє. Его дочь.
1 Агра́ф (от старофр. agrafe – «зажим, скрепка, крючок») – крепление, которое выполнялось обычно в виде пластины, венка, розетки с крючком и петлей; иногда из драгоценных металлов – золота, серебра с рельефным декором, чеканкой, эмалью
ГЛАВА 3 (97) «Вожделение маркиза»
АНГЛИЯ. ЛОНДОН.
Ранним утром, по прибытию в Лондонский порт, Миледи отдала распоряжение де База, снять две скромные комнаты в захудалой припортовой гостинице, и наспех отобедав, приказала шевалье нанять экипаж. Устроившись в салоне кареты, девушка порекомендовала анжуйцу, держать наготове оружие, но без её команды, не открывать стрельбы, и не покидать экипажа. Около получаса, нанятая карета петляла узкими улочками Сити, остановившись несколько раз, сначала у собора Святого Павла, к тому времени потерявшего свой шпиль, а затем у кабачка «Дно», возле двери которого толпились довольно подозрительные типы. Но тревогам молодого дворянина не суждено было оправдаться, и сколь он не взводил курки своих пистолетов, всё обошлось довольно мирно. Миледи, вынырнув из полумрака таверны, пересекла небольшую площадь и, усевшись к карете, отдала кучеру приказ, на английском, из коего де База понял, что они направляются в Вест-Энд.
Продвигаясь по довольно широкой улице, Гийом, глазевший в окно, заметил множество лабиринтов, которые с трудом, можно было назвать улицами, где копошились толпы простолюдинов, вечно спешащих более по привычке, чем по надобности, желая, устремить свои суетливые бестолковые натуры, сразу во все стороны Света. Миновав рынок, они вскоре достигли ворот Лудгейт, и, прогромыхав под поднятой решеткой, пронеслись по мосту, над городским рвом. Оказавшись к западу от Лондонской стены, экипаж влился в оживленный Стрэнд, и даже после того как оставил за спиной мост над речкой Флит, шевалье слышал не стихающий городской гул. По обеим сторонам дороги стояли крепкие дворянские дома, утопающие в садах и нескончаемом шуме. Отовсюду доносился скрип и стук повозок, спешащих по мощеным булыжником дорогам, влетая колесами в грязевые колеи, отчего прохожие, коробейники и разносчики, торговавшие горохом, бараньими ножками, макрелью, пирожками и прочими мелочами, разбегались в стороны, осыпая неумелого возницу отборной бранью. Сопровождаемый, шумными выкриками подмастерьев, расхваливавших товары своих хозяев и зазывавших, подчас хватая за руки прохожих, намереваясь затащить в лавку, экипаж, свернул на узенькую улочку, в сторону Темзы. Здесь же, на углу, располагалась небольшая таверна, где Миледи и её спутник, оставив экипаж, и посулив вознице щедрое вознаграждение, взяв с него слово, что он будет ожидать пассажиров, сколько понадобится, отправились пешком.
