— Брось! — отмахнулась Анни. — Там уже неделю ничего не меняется, я была там вчера: всё так засыпано снегом, что лошадь пройдёт только к лету. Вот если бы у нас были снегоходы, как у меня дома…

— Которые взрываются от любого ифрита, — заметила Кестрель. — Это наши обязанности, не забывай.

— Ну сегодня же праздник! Ничто не изменилось бы на одну ночь.

— Анна…

— Я схожу, — раздался сонный голос Офелии, неспешно плывущей под потолком. Кудрявая, с белоснежными волосами, она даже не стала выбираться из простыни. — Слетаю…

— Вот! — обрадовалась де Хёртц.

— Тогда ты сходишь к пристаням и всё проверишь, — твёрдо сказала Кестрель. Дальше Анни спорить не рискнула и, нехотя кивнув в знак согласия, снова побежала вниз, к кухне. Винтовая лестница казалась бесконечной: от верхних спален до подвалов её длина составляла порядка километра, а лифты, к сожалению, в Мосант запрещались, и Анни по ним очень скучала. Ей было довольно сложно отвыкнуть от беззаботной и комфортной жизни на Земле и привыкнуть к застывшему средневековью (о котором она сама, если честно, имела весьма смутное понятие). Булочки, к счастью, были и тут. Толкнув тяжёлые двери, девушка влетела в обеденную. На столах её уже ждали бесчисленные тарелки. Зал был пуст, так что де Хёртц уже приготовилась своровать пару ароматных пышек, но, как только она подошла к столу, её остановил чей-то певучий, однако строгий голос:

— Подожди остальных.

— Лессия встанет только через полчаса, — раздосадовано буркнула Анни, поворачиваясь к Лильель. Низкорослая голубоглазая эльфийка стояла у стены, сложив руки на груди. При всей ее миловидности де Хёртц побаивалась Лильель: та не раз окатывала Анни водой. — Можно взять парочку, а потом уйти на пристани? Просто хочется вернуться побыстрее… и вам помочь!

Спустя час де Хёртц уже мчалась по сугробам к пристаням. Снега за ночь намело столько, что главные ворота открылись только после того, как на них навалилось с десятка карриолов. Деревья нарядились в белые сверкающие одеяния, ручейки, впадающие в Нойру, окончательно спрятались под зимними одеялами. За последние полгода снега выпало так много, как никогда в жизни Анни. По ночам от сильных морозов трещал лёд, трещали скалы, трещал сам замок. Это чуть тревожило де Хёртц, но виду она не подавала: остальные также отнеслись к столь внезапным изменениям погоды подчёркнуто равнодушно, кроме, пожалуй, Кестрель, выделяться же и показывать свой страх не хотелось.

Ей нужно было узнать, способен ли залив принимать корабли, а если нет, то расчистить путь ото льда огнём. Это, к счастью, не потребовалось. За ночь разбился припай, и Риорре, внезапно успокоившийся, только скользил мутными волнами по берегу, ничем не показывая, что является самым бурным океаном Вселенной. Пристани окутались в снег и лёд; на небе не было ни облачка; утро сменялось днём, солнце стало белым, как вершины гор Астанда. Анни долго не могла привыкнуть, что здесь оно не жёлтое, как дома, а голубое, как в сказках.

Ког­да-то, так дав­но, что она вспо­мина­ла об этом как о сне, Ан­на бы­ла обыч­ным челове­ком, раз­ве что нем­но­го стран­ным. Её всег­да ма­нило пламя, его раз­ру­шитель­ная си­ла и в то же вре­мя умирот­во­ря­ющая красота. Од­нажды, иг­рая с пла­менем све­чи, она не­ча­ян­но об­ро­нила ее на се­бя — огонь не об­жег. Бо­лее то­го, ус­по­ко­ив­шись, де Хёртц смог­ла взять его на ру­ки. Шес­тнад­ца­тилет­няя девуш­ка го­това бы­ла рас­ска­зать об этом все­му ми­ру, но ти­хий го­лос в го­лове уп­ря­мо твер­дил, что де­лать это­го не сто­ит. Луч­ше мол­чать. Так Ан­на по­лучи­ла в по­дарок от судьбы уди­вительный дар, о ко­тором она ни­кому не мог­ла рас­ска­зать, что му­чило её. Лишь много позже она узнала, что за всеми, кто обладает эйдосом, ведется Охота. Тьма жаждала поглотить душу и потому уничтожала звездные системы одну за другой. Тех меморий, что имели несчастье родиться за Гранью, Свет спешно переносил в бессмертные земли, отрывая от дома и семьи, спасая от ужасной смерти и подарив взамен легкую. Как Анни.

Прос­нувшись од­нажды ут­ром (ей бы­ло де­вят­надцать), де Хёртц по­няла, что в ком­на­те она не од­на. Бы­ло неп­ри­выч­но жар­ко, лёгкое одеяло липло к телу. Всё вокруг бы­ло за­лито ос­лепля­ющим све­том. По­мор­щившись, Ан­на прик­ры­ла гла­за ла­донью.

— Вста­вай, — при­казал рез­кий го­лос, эхом пов­то­ряв­ший­ся в её го­лове. — Ну же!

Ан­на, ни­чего не по­нимая, вста­ла. Что-то под­ска­зыва­ло ей, что с об­ла­датель­ни­цей такого сталь­но­го го­лоса луч­ше не спо­рить.

— Сир­са, — быс­тро пред­ста­вилась не­из­вес­тная. Де­вуш­ка ог­ля­делась, но ни­кого упря­мо не за­меча­ла.

— Да вот я стою, ту­пица!

Тут на­конец Ан­на и уви­дела свою гостью. Она сто­яла у ок­на, вся в зе­леном, от ядовитых во­лос до шур­ша­щего длин­но­го платья изум­рудно­го от­тенка. Солнце освещало её фигуру, создавая светящийся ореол вокруг силуэта, отчего казалось, будто посланница была ангелом. Таким она и осталась в памяти Анни: жестоким ангелом.

— Ми­ло, не прав­да ли? — ос­ве­доми­лась Сирса, жес­том приг­ла­шая де­вуш­ку встать ря­дом с ней. Зе­лено-жел­тые гла­за стран­но блес­ну­ли, и тут Ан­на по­няла, почему вок­руг так жар­ко. Она бро­силась к ок­ну.

Всё бы­ло объ­ято пла­менем. Антверпен го­рел, словно попав под напалм: де­ревья на­поминали ги­гант­ские фа­келы, тран­спа­ран­ты над ули­цами сго­рали за считанные се­кун­ды, ма­шины удуш­ли­во ча­дили, го­рел да­же ка­мень и сама земля. Упав­шая сле­за обож­гла ко­жу. Ан­ни за­каш­ля­лась. Вско­ре пе­ред гла­зами все поплы­ло, и она, не вы­дер­жав, опус­ти­лась на ко­лени. Да­же мыс­ли в го­лове бы­ли го­рячи и об­жи­гали.

— Уми­ра­ешь? — с ин­те­ресом спро­сила Сир­са. — И да­же ни­чего не сде­ла­ешь? Не­уже­ли не отом­стишь? У те­бя ведь есть всё для это­го. Кро­ме од­но­го: ты не зна­ешь, ко­му мстить.

Ан­на до сих пор не по­нима­ла, как ле­ди Сир­са мог­ла спо­кой­но сто­ять и смот­реть, как кто-то сгорает заживо, как она смотрела на гибель её планеты. Де Хёртц умерла — так думала она. Её душа, пройдя сквозь Грань, окончательно стала тем, чем являлась изначально — меморией, боевым магом, чтобы при­со­еди­нить­ся к вой­не бессмертных земель.

Или без­вы­лаз­но си­деть в хо­лод­ной до­зор­ной баш­не, ко­му как по­вез­ло.

От вновь нахлынувшего огорчения Анни пнула в воду камень, что так удачно попался под ногу. Северный залив Риорре не нравился ей. Ей больше нравился пролив, разделяющий два материка: за ним, где-то далеко-далеко, виднелась Синаана.

Два материка, две половинки целого, омывались океанами, образовывая мир. Мосант — так называли его всего народы, не взирая на различия в языках. Свет и Тьма раскинулись по берегам пролива. Западные земли лета и благоденствия находились во власти Астреи Аустенос и ее семьи, обосновавшейся в замке Анлос; восточные земли были тайной для Анны. Часами девушка разглядывала карту Мосант, висевшую на стене в главном зале Цитадели. На северо-западе вгрызался в ледяной океан мыс Салтаса, отрог великой горной цепи Астанда. Вечная зимняя стужа не давала строить города в тех местах: ближайшим городом являлась столица Света, окруженная лесами. К западу леса спускались к безымянному заливу, слишком молодому, чтобы мир дал ему название. Когда-то в тех местах располагались тихие острова, но неведомое Анни стихийное бедствие уничтожило их без следа. Не только тот архипелаг канул в Лету. Целое государство, вассальное Свету, когда-то процветало в заливе Русалок — оно тоже исчезло. Остались только острова, лежавшие так далеко на юге, что корабль плыл к ним более месяца. Де Хёртц не могла избавиться от мысли, что когда-то, давным-давно, вместо залива, к которому выходил Палаис-иссе, была земля, полная городов и деревень.

Чёрная река спускалась вдоль гор Мийэрдина к проливу, разделяющему страны.

Земля по ту сторону Сирмэна была полна загадок.

Офелия Нептане, бывшая няня одного из наследников престола, предавшего род, часто рассказывала Анни легенды и мифы Мосант. Ровный, ласковый голос окунал девушку в старинные истории о войнах, о рыцарях и прекрасных девах, о любви и смерти за нее. Из ее уст Анни услышала легенды о завоевании севера, о завоевании долины Нойры, о завоевании прекрасных архипелагов на юге. Однако больше де Хёртц любила темные истории, полные жестокости, предательства и ненависти. Чаще всего они заканчивались описанием смерти покинувших Императрицу Света рыцарей или меморий, но подобная судьба настигла не всех.