— Я приказывал следить за памятником, — раздраженно произнес Михаэль, услышав шаги. Нарушить идиллию мог лишь один человек, и принц вспоминал его только что.

Эрродан Ленрой встал рядом. Будучи выше императорского принца, он представлял собой сухопарого, гибкого и стройного мужчину средних лет с крепко поджатыми губами, выступающими скулами и густыми, соболиными бровями. Болезненно бледная кожа губернатора отливала лиловыми оттенками, пухлые губы не таили в себе ни грамма теплоты. Частицы эльфийской фиолетовой крови брали вверх над любым теплом. Эрродан Ленрой не мог похвастаться чистотой крови, и, несмотря на то, что формально он все же являлся эльфом, большинство причисляло Эрродана к людям. Иначе бы леди Астрея никогда не дала ему город под покровительство. Ненависть Императрицы к коренным жителям Верберга была чрезвычайно высока во все времена.

— Добрый день, принц, — ответствовал Ленрой-старший. — Что я могу сделать с солнечным светом и временем?

— Ты можешь сделать что-то с мхом и грязью, — парировал Михаэль, продолжая нервно крутить кольцо в неживых пальцах. Это место всегда выводило из привычного равновесия. Спокойствие, с которым он жил последние пять миллиардов лет, испарялось каждый раз, будто его и не было. Исчезало, как мираж.

— Завтра же отдам приказ.

— Сегодня.

— Пусть так, — согласился Эрродан и поднял глаза к небу. — Собирается дождь, принц. Давайте поспешим во дворец.

— Дождь, — не выдержав, фыркнул Михаэль, будто забыв, что должен всегда оставаться хладнокровным и сосредоточенным. — Что мне сделает дождь.

— Не все обладают подлинным могуществом, как вы, принц. Я промокну до нитки, возможно, простужусь. Возможно даже, умру. Мой сын — пока не подходящая кандидатура для правления Вербергом. Прошу вас, пройдемте, если не хотите вызвать восстание в городе сменой власти, — казалось, собственный сын не был любим Ленроем, но Аустенос знал, что о родных детях губернатор Верберга печется чуть меньше денег. Все эльфы алчны, кто-то чуть более, кто-то чуть менее.

— Будто нам нужен ваш город, — процедил Михаэль в ответ и пошел в сторону ворот.

Правнук Правительницы Империи злился сам на себя. Нанесенная так давно рана кровоточила каждый раз, когда его глаза встречались с сияющим сапфировым монументом, стоящим посреди кладбища. Вечная жизнь — жесточайшее из наказаний, даже если такая жизнь украшена властью и исполнением любой прихоти. Память хранит каждого человека, в прошлом дорогого сердцу, и, как ни силься, время неизбежно стирает большинство из них. Только те, кто являл собой смысл жизни, остаются с человеком навсегда. Михаэль Аустенос не мог похвалиться большим списком терзаний сердца; теперь же в нем, как заноза, сидела только память о двух женщинах, живших невозможно давно. Леди Элиза, его гувернантка, ставшая первой любовью, еще до того, как он понял, что такое любовь в полной мере, и Аделайн, затмившая даже память об Элизе. Михаэль и Аделайн начинали супружество с ненависти и долга — теперь наследный принц Империи приходит на могилу вербергской принцессы каждый год.

Он предпочитал оставлять путешествия на кладбище эльфийской столицы в тайне — ведь никому не стоит знать, что скрывается за бездной почерневших от горя глаз. Мать Михаэля передала сыну всего лишь карие — жизнь сама поменяла цвет на более подходящий к ее смыслу. Наследный принц женат снова, и следует сохранять иллюзию брака, который на самом деле являлся лишь договором. Мариэль обещала не занимать сердце, навсегда отданное Аделайн, он же обещал обеспечивать женщину, сменившую даже имя, чтобы не напоминать о содеянном много лет назад. Их брак сохраняет мир в Империи десять последних лет. Правительница не может быть не довольна этим, хотя Михаэль прекрасно знал, что его супруга раздражает венценосную родственницу. Он был лишь рад этому обстоятельству.

Дождь застал Михаэля на полпути к высокой каменной арке, увитой лозами, служившей входом на место захоронений. Северный ветер принес моросящий мелкий дождь. Капли воды кололи кожу ледяными кристаллами, словно желая пробудить от тоски. Приближалась зима, и наследный принц Империи не мог не придавать этому значения. Наступившие холода значат, что Темный король готовит переходы для армии. Так было всегда. Всегда.

Не обращая внимания на морось, Михаэль Аустенос наконец достиг арки. Увиденное заставило разозлено выдохнуть. Карета принца исчезла, вместо нее в стороне красовался эльфийский дилижанс из темного дуба. Михаэль видел его не в первый раз. Металлические двери, выкованные еще вампирами, ясно говорили принцу, что дилижанс — тот самый. Именно на нем любимая Аделайн путешествовала по Вербергской области. Магия хранила дилижанс. Клокоча от ярости, вызванной увиденным, Михаэль повернулся к губернатору, идущему за ним.

— Я просто хотел с вами поговорить, — заявил Эрродан, не дав сказать принцу и слова.

— Нарушив мой приказ? — плюнул Михаэль. — Я приказывал кучеру оставаться у ворот!

Злость, кипевшая внутри, чуть утихла. Что это он? Откуда силы на подобные всплески эмоций? Душа Михаэля настолько усохла за прожитые года, что любое ее «оживление» казалось чудом. «Всё сапфиры…» — подумал Михаэль, имея в виду вовсе не камни.

— О чем поговорить?

Гладкое лицо Ленроя-старшего озарилось улыбкой. Отвратительная привычка всех губернаторов городов Империи — улыбаться, словно улыбка может скрыть истинное лицо. Михаэль видел насквозь всех.

— Как дела у Сель?

— У Селесты всё прекрасно, — сдержанно ответил Михаэль. — Она полностью счастлива.

— В Анлосе умеют внушить чувство счастья, — всё с той же улыбкой заметил Эрродан, будто не понимал сути сказанного. Для человека, прожившего всего сорок два года, Ленрой-старший был удивительно циничен. Михаэлю ли его осуждать? Юность, прожитая в Анлосе, проявила все грехи мира, и он стал циничен. Цинизм сменился жаждой видеть прекрасные стороны мира, уже неприкрытой. И, наконец, бесплодные душевные порывы вызвали безразличие. Стержнем осталось специфическое благородство, которое мало кто мог понять. Эрродан Ленрой — не из их числа.

— Жизнь в Анлосе — милосердие, — произнес Михаэль. — Ты отослал мою карету, чтобы поговорить о Селесте?

Эрродан жестом приказал своему дилижансу остановиться около Михаэля.

— Проходите, принц.

Аустенос молча прошел вовнутрь. В дилижансе, скрывающем вид на кладбище, дышалось намного легче. Михаэль сел на обитое кожей сидение, откинулся на спинку. Следом за принцем залез Ленрой, отряхивая мундир от капель дождя.

— Завидую вашей способности не мокнуть, — со смехом сказал он, присаживаясь напротив Михаэля. Аустенос спокойно скользнул взглядом по фальшивым наградам. Эрродан Ленрой никогда не участвовал в войне и повесил на себя ордена ради красоты. Ордена Михаэля пылились в Анлосе; леди Астрея, поняв, что правнук равнодушен к поощрениям, перестала награждать ими того, кто в них не нуждался.

— Я сам этого достиг.

— Да? — удивился Эрродан, постучав по крыше. Дилижанс тронулся. — Думал, особенность вызвана происхождением.

— Нет, — отрезал Михаэль. — Происхождение не дает ничего, кроме вечной жизни и предрасположенностей. Я всего добился сам.

— Ваша дочь, принцесса Сэрайз, наверное, чрезвычайно одарена. С такими… родителями.

Тусклые глаза Михаэля вновь налились гневом.

— Сэрайз ничего не взяла от матери. Ничего.

— Ходили слухи, что она тоже из детей тьмы.

— Любите слухи, лорд Эрродан?

— Слухи — прекрасный способ устранять конкурентов.

— Слухи легко могут устранить и тебя, не забывай. Достаточно одного слова, и губернатором Верберга ты уже не будешь. Как и владельцем рудников. Вполне можешь стать очередным обгоревшим трупом в подвале Анлоса. Не играй против императорской семьи, это плохо кончится для всех Ленроев. Фальшивая улыбка не скроет настоящее лицо.

Спокойно чеканя неприкрытую угрозу, Михаэль смотрел в окно, глядя, как морское побережье и луга сменяются лесами. Начинали появляться дома, спрятанные среди стволов вековых деревьев.