Притянув меня за футболку, она накрыла мои губы своими, солёными от слез, губами. Не знаю почему, но я дала ей углубить поцелуй, чувствуя на языке противный вкус грецких орехов, которые она просто обожала.
Я не отвечала, она целовала: дико, больно и до крови, будто желая выплеснуть всю боль, что накопилась в ней. Она не останавливалась, а меня начало подташнивать. Мне не было противно целовать девушек, просто стало плохо от мысли, что я, возможно, уже никогда не почувствую горький вкус помады Венеры.
Эта мысль так неожиданно пронзила мою голову, что мне просто стало страшно. До дрожи во всём теле. Пытаясь отогнать образ Венеры, я ответила на поцелуй Марины, наваливаясь на неё всем телом и вдавливая в диван.
— Кирилл где?! — практически прорычала я.
— У твоих родителей, — с затуманенными от страсти глазами простонала в ответ Марина, выгибаясь мне навстречу.
Этого было достаточно, чтобы забить на всё и просто бежать. А по-другому эти касания к разгорячённой коже не назвать. Стягивая с Марины одежду, кидая в сторону её лифчик, с силой стаскивая с неё трусы, слыша, как они рвутся, — я бежала от образа, что преследовал меня.
Марина стонала, громко и несдержанно, как гроза над полем в ясную и безоблачную ночь.
Я хотела, чтобы она стонала, не прекращая и ещё громче, ещё более страстно, я будто хотела заделать её стонами дыру в своей душе, которая так неожиданно открылась.
— Боже, — Марина развела в сторону согнутые в коленях ноги, предоставляя мне простор для действий.
Я не стала медлить, но не позволила себе коснуться языком её промежности, а просто ввела в неё сразу два пальца, ещё сильнее вдавливая в кровать. Ахнув, Марина впилась мне ногтями в шею, притягивая для поцелуя, от которого я увернулась, и девушка просто закричала мне в шею, насаживаясь на мои пальцы, которых внутри неё было уже три.
Там горячо и до одури мокро, вся моя рука была в её соках. Она сильнее подавалась мне навстречу, уловив ритм моих пальцев. Особенно громкий, протяжный стон, и стенки её влагалища сжимают мои пальцы. Я чувствовала, как она вся подрагивает от оргазма, её буквально трясло в моих руках.
— Боже, как давно мне не было так хорошо, — наконец нарушает тишину Марина. — Алис…
Она хотела что-то сказать, но я не стала слушать. Соскочив с дивана, я еле успела добежать до туалета, где меня просто вывернуло. В носу стоял запах желания Марины, а в голове продолжали звучать её стоны. Мой желудок был пуст, поэтому я блевала желчью, отчего на глазах появились слёзы. Глотку жгло.
— Господи, как ты? Тебе плохо? — обеспокоенно спросила Марина, которая прикрывала нагое тело пледом.
— Нет, блять, мне хорошо! — огрызнулась я, умываясь. — Уйди, пожалуйста, к себе в комнату, — пытаясь успокоиться, попросила я.
— Нет, мы должны поговорить, — твёрдо сказала блондинка, явно не собираясь оставлять меня наедине с мыслями.
— Смотрите, кто характер показывать стал, — ухмыльнулась я. — Оставь меня, а? Секс ничего не значит.
— Как и я для тебя, да?! — Марина злилась.
— Да я даже тебя не знаю! — закричала я в ответ.
— Зато это не помешало тебе переспать со мной, — по щекам девушки стекали слёзы.
Мне стало душно, я задыхалась в этой квартире, напротив этой девушки, которая считает меня своей. Мне не хотелось больше кричать и спорить, мне вообще ничего не хотелось. Меня просто будто схватили и подвесили над пропастью, и не было никого, кто бы мог помочь мне.
Я выбежала из квартиры, будто за мной гналась стая диких и чертовски голодных псов. Грязных, ободранных и свирепых. Мимо проносились редкие машины, в которых ехали странные люди. В конце концов, все, кто не спит ночью и катается мимо отдалённого от города кладбища, — странные.
Не знаю, как добежала досюда, но когда нашла то, что искала, я просто упала на колени, хватая ртом холодный ночной воздух. Обжигающие слёзы стекали по щекам и жгли глаза сильнее, чем до этого желчь горло. Солёные капли падали на траву, которой покрылась могила.
Впервые за четыре года я снова почувствовала себя потерянной. Будто маленький ребёнок, я не знала: что делать, куда идти и как дышать этим воздухом.
Я задыхалась, умирала и отчаянно цеплялась руками за короткую траву, разрывая горло в беззвучном крике, на могиле единственной, что могла подарить покой в душе даже в те моменты, когда мы хотели убить друг друга.
Расстояние: версты, мили…
Нас расставили, рассадили,
чтобы тихо себя вели,
по двум разным концам земли.
© Марина Цветаева
========== Глава 5 ==========
— Покой и довольство человека не вне его, а в нём самом…
— Идите проповедуйте эту философию в Греции, где тепло и пахнет померанцем, а здесь она не по климату.
(с)”Палата №6” Антон Чехов
— Опять страдаешь хернёй и не ешь? — укоризненно, но с лёгкой улыбкой спросила Венера, проходя в квартиру. — Зря сбежала от родителей. Да и от Юры, он хорошо готовит.
— Знаю, — буркнула я в ответ, вешая её куртку на крючок. — Вот пусть найдёт себе девушку и ей готовит.
— Он тебя любит, — с кухни крикнула брюнетка. И когда только она успела туда уйти?! — Чёрт, да у тебя и правда опять мышь в холодильнике повесилась. А, нет, даже мыши нет.
— Боже, тебе не всё равно? — устало вздохнув, спросила я. — Я живу творчеством. Почему ты не с ним?
— Потому что я с тобой, — нагло нарушая моё личное пространство, ответила девушка, уже не улыбаясь.
В кухне царил полумрак, она опять припёрлась раньше, чем встало солнце. Сколько там на часах, часов пять-шесть? Мне хотелось спать, не хотелось видеть её и принимать причину её прихода. А она стояла рядом, выжидающе смотря на меня и всё сильнее сокращая между нами расстояние, между нашими лицами.
Её веки подрагивали, зрачки расширились, а дыхание сбилось, на губах играла привычная ухмылка. Я выдохнула, практически ей в губы, отходя назад и не позволяя ей сделать то, о чём она будет жалеть и чего не хочется мне.
— Меня достали твои лесбийские наклонности, — в очередной раз сказала я, направляясь в комнату. — Заканчивай с этим, я только две недели назад бросила твоего брата.
— И я тебя за это ненавижу, — идя вслед за мной, отозвалась Венера, жуя яблоко, которое успела прихватить с кухни. Всё же что-то перекусить у меня было.
— Ну да, и липнешь, готовишь мне и заботишься. Раздражает, — не стесняясь её, я сняла с себя футболку, испачканную красками. — Я натуралка, — на пол полетели шорты.
— Не волнуйся, это не смертельно, — положив огрызок на стол и упав на кровать, сказала Венера. — Вернись к Юре, ты его любишь.
— Боже, ты вообще в курсе, что противоречишь сама себе? — раздражённо спросила я, накрываясь одеялом и повернувшись лицом к ней. — Ненавидишь, но липнешь. Хочешь, чтобы я вернулась к Юре, но явно даёшь понять, что не прочь со мной переспать.
— Секс — не любовь, а ты красива, это я тебе, как художник, говорю.
— Художник, который не рисует.
— Лучше вообще не рисовать, чем рисовать такую же хрень, какую рисуешь ты.
Мы обе замолчали, она пялилась в потолок, а я смотрела на неё. На её профиль, освещённый лучами утреннего солнца, и в очередной раз спрашивала себя, какого чёрта я опять впустила её? Оскорбляет моё творчество, нагло заявляет, что хочет трахнуть. Прям кобель какой-то, особенно, если учесть её множественные короткие связи.
— Спи, художница, — повернувшись ко мне лицом, Венера улыбнулась. — Если бы ты не любила его, то переспала бы со мной. Так зачем этот спектакль? Он не железный и ему больно.
— Он мне мешает, — огрызнулась я. — Я хочу больше, чем работать учительницей рисования в школе, о чём мечтает он. Я не хочу кучу детей и мужа-трудоголика.
— Детка, ты идеально впишешься в мир, в который стремишься, — усмехнулась Венера. Её ухмылка и запах духов были последним, что я запомнила, перед тем как провалиться в глубокий сон.
***
Я проснулась от яркого света и криков птиц, пением этот ужас было не назвать. Открыв глаза, я испуганно вздрогнула. Да, не каждый день я просыпаюсь на кладбище, на могиле девушки, которую, кажется, совсем недавно видела живой, но которая мертва уже несколько лет. Каша — вот что было у меня в голове.
