- Боже мой, Адочка! - это было первое, что услышала она утром.

Мария Геннадьевна приходила первая, и была она всегда такая бодрая и живая, что, казалось, ни пробки, ни ранний час, ни работа её не удручали.

Она застыла в дверях.

- Доброе утро, - с улыбкой отозвалась Ада с дивана.

- Вы ночевали здесь?!

- Да, - призналась лаборантка, - да. Так получилось.

- Что произошло?

- Так получилось.

Преподавательница села на краешек дивана и погладила Аду по голове.

- Вы в порядке?

- Вполне.

В момент её лицо приняло крайне обеспокоенный - нет, скорее, шокированный - вид.

- Ада, милая, что это?

Она приложила ладонь к щеке девушки. Глаза её округлились.

Ада почувствовала легкое жжение и быстро догадалась, в чем дело.

- Я упала.

- Очень смешно, - горько усмехнулась преподавательница. - Я не в том возрасте, чтобы верить в сказки.

Ада молча смотрела на неё.

- Кто.

- Да я сама.

- Да, да. Вы упали.

- Вроде того.

- Кто?

Лаборантка не знала, что ответить, или, скорее, как.

Мария Геннадьевна всегда как-то по-особенному бережно относилась к ней. Ада не хотела жаловаться, не хотела её удручать этой историей, которая, признаться честно, уже успела потерять свои краски за ночь. При свете дня многое теряется.

- Адочка, - вздохнула она, - я Вам не чужой человек. Хорошо. Хорошо. Я поставлю чайник, и Вы мне расскажете.

Она метнулась к столу за этажеркой.

Девушка закрыла глаза и улыбнулась. Наверное, ни одна фраза не была для неё столь же приятной, как “я поставлю чайник”. Когда-то, когда-то давно она думала, как, наверное, здорово было бы слышать её от этих людей, что громко и живо читают свои лекции, так вдохновенно говорят о литературе. И вот она её снова слышит. “За такое, - подумалось было ей, - не жалко и получить по лицу”.

- Так я и думала, - знакомый голос раздался в дверном проеме.

Вера Александровна, холодная и свежая, прямиком из ноября, вошла и бросила шубу на вешалку.

- Вы так рано, - заметила Ада, не к месту счастливая.

- Не раньше Вас, - нашлась преподавательница. - Я не зря беспокоилась? - Она посмотрела на Аду. - А, кажется, не зря.

- Что случилось, в конце концов? - Мария Геннадьевна, недовольная, с чашкой в руках приземлилась на диван.

- Здравствуйте. Ада, расскажите ей, если хотите, конечно.

- Увлекательно вышло.

- Я лично вряд ли чему-то удивлюсь. Видимо, катастрофы не было, раз Вы находите силы смеяться.

- Как будто Вы не знаете нашу Аду, - возразила Мария Геннадьевна, - на это у неё всегда есть силы.

Осознав, что от лаборантки ничего не добьешься, преподавательница отвела Веру Александровну в сторону, и они говорили вполголоса. Голова у моей Ады была тяжелой, да и утро сказывалось - уши отказывались слышать. Она не улавливала слова, только какие-то обрывки. Однако возмущенное и озадаченное лицо Марии Геннадьевны говорило само за себя.

- Не надо, - прервала их девушка, - не говорите так о ней.

- Ваш синяк, милая, говорит куда больше!

- Она случайно.

- Зачем Вы её защищаете?

- Потому что она не виновата ни в чем.

- А как же это? - Мария Александровна снова села на диван и погладила Аду по щеке.

- Я виновата не меньше. Не хочу создавать проблемы в коллективе.

Она не хотела. Ада понимала, что у Ирины Дмитриевны нет оправдания, если не считать её любви к алкоголю и крепчайшим сигаретам, и всё же ей почему-то казалось, что её понимают неправильно. Она её прощала, потому что не знала, что ею движет, и по каким-то неизвестным ей самой причинам приписывала преподавательнице какой-то глубокий внутренний конфликт.

- У Вас доброе сердце, - вздохнула Мария Геннадьевна с улыбкой.

Они сидели втроем и молчали, глядя друг на друга, поэтому Аде казалось, что она пила свой чай слишком громко. Она забыла о событиях вчерашнего вечера, будто это было в каком-то одноразовом фильме, который Ада смотрела очень давно. Мысли были заняты другим. Улыбка, никем не замеченная, скользнула по её губам.

- Я сегодня до самого вечера, - заявила вдруг в пустоту Вера Александровна, - а завтра - выходной.

Эта фраза может по праву считаться вполне обыденной в любой ситуации и в любом месте, однако на кафедре она - и это было негласное правило - не произносилась просто так. О выходных всегда помнили, но если кто-то вдруг постулировал этот факт, никогда это не было случайно.

- А у Адочки вообще был, мягко говоря, сложный день, - подхватила Мария Геннадьевна.

- Решено, - радостно улыбнулась преподавательница, - тогда после пар Вы ждете меня здесь. Поедем вместе.

- Куда нужно ехать?

- Нужно, - рассмеялась Мария Геннадьевна, - какое некрасивое слово!

Так стремительно у Ады наметились планы на вечер, пусть и весьма туманные.

========== Глава 10. Странные гости. ==========

— Вы готовы? — Вера Александровна с особой легкостью и воодушевлением завязывала шарф у зеркала. День закончился. Завтра — выходной.

Ада была готова. Она не принимала решения ехать, и всё же ехала. Она была готова. После того, что с ней произошло, она будто перешла с судьбой на «ты». Если тот вечер не смог вывести её из равновесия, то что сможет? Да, это был скорее вызов, чем решение. И всё же, это были другие люди. Это были люди, которых она любила и которым доверяла. Ей было не страшно, да и не могло быть. Помнится мне, как-то давно, когда была она ещё студенткой, в шутку призналась мне, что с удовольствием легла бы под каждую женщину с кафедры зарубежной литературы. Да, так и сказала. Я посмеялась и не поверила.

— Мария Геннадьевна разве не поедет?

— Мария Геннадьевна давно уже уехала. Ей всё-таки надо приехать пораньше.

— Зачем?

— Хотя бы если не прибраться, так просто открыть дверь остальным.

— Так мы едем к ней домой.

— Да.

Это Аду даже обрадовало. Стены квартиры и дверной замок внушали чувство спокойствия.

— Кто остальные?

— Да все наши: Ольга Борисовна, Катенька, может, Наталья Олеговна, но она всё сомневалась до последнего — говорит, дела. Елена Владимировна сегодня, скорее всего, не приедет.

Эта новость Аду обрадовала также, как огорчила. Сама она не могла понять, что лучше: встретить её там или нет, но сердце в ритме польки забилось в груди. Так, на всякий случай.

Они очень долго не виделись. Знаете, как это бывает, когда пытаешься вспомнить человека, достать его образ из памяти, а она, злодейка, подсовывает тебе тысячи других лиц, тысячи цветов, тысячи глаз, но только не нужные. Почему-то халатно память относится к лицам. Так и колышется эта дымка на краю сознания, то ближе, то дальше — и всё равно не дотянуться. И Елена Владимировна превратилась в нечто абстрактное. Ада знала точно, что глаза её были голубыми, кожа светилась золотым, а в волосах серебрилась седая прядь, и что безумно шло ей то самое платье, коралловое, но ничего из этого она не помнила, и порой ей казалось, что всё это она выдумала себе. Однако вероятность встречи — пусть и ничтожно маленькая — будто всё оживляла, краски наплывали на глаза, сердце металось в груди. «Сердце металось в груди». Поверьте, это даже близко не было похоже на то, что чувствовала моя Ада, когда допускала мысль об этом!

— Мария Геннадьевна говорила, будет ещё одна леди. Она сейчас неплохо общается с кем-то с другой кафедры.

— С другой кафедры?

— Да. С другой кафедры.

— Что значит «неплохо общается»?

— Не то, что Вы могли успеть подумать, пока клеили этот вопрос.

— Извините.

— Ничего, — Вера Александровна только усмехнулась себе под нос. — Я смотрю, Ада, Вы осмелели.

Дверь медленно и со скрипом открылась.

— Нам нужно поговорить, — знакомый голос звучал как-то тревожно, но привычно громко.

— Для начала, здравствуйте, — пристегнула её преподавательница.