- А больше она ничего не говорила?

Пожалуй, здесь мне стоило бы остановиться и разъяснить, кто же такая Елена Владимировна, или, скорее, почему же она заставляет мою Аду в свои полные двадцать три так непростительно живо улыбаться. Стоило бы, но - и простите меня за это - я не стану. Не стану. Ах, если бы только я могла! Если бы только обращалась бы я со словом настолько виртуозно, настолько легко, чтобы рассказать, показать вам на ладошке - вот, смотрите! И здесь вы в праве осудить меня. Действительно, зачем браться писать, писать о чувствах, писать о людях, если не умеешь? Отчасти вы будете правы. Но скажите мне, можно ли, как конфету из коробки, достать из сердца чувство? Можно ли им, как конфетой, поделиться? Вспомните, пожалуйста, что-нибудь светлое. Вспомните первый снег. Когда, знаете, бросаешь случайный взгляд в окно и поначалу не веришь собственным глазам. Всё по-старому: грязный ноябрь, унылые ветки, но что-то не так. Что-то не так. Подходишь ближе, раздвигаешь шторы - да, да. Это он. Падает чистыми, нежными хлопьями, серебрится и как будто прямо в сердце ложится пушистым ковром. И что-то искрится, что-то тихонечко так дрожит где-то в животе, на кончиках пальцев, в коленях. И ты стоишь у окна и какая-то одна единственная, самая живая на свете мысль бьется в висках, и ни поймать, ни отделаться от неё ты не в силах. Так и замираешь. И нет ни сердца, ни легких, ни костей в тебе, ни мышц - всё естество стало светом. И хочется, знаете, сразу делать что-нибудь. Хорошее. Здесь я могу понадеяться лишь на ваше понимание, на ваш собственный опыт. Да, примерно это и взвивалось безумным смерчем в душе моей Ады. Ни в коем случае не хочу сказать, что чувствуем мы все одинаково, но в одном могу быть уверенна - первый снег вы видели. Этого будет достаточно.

Мария Геннадьевна задумалась.

- Кажется, нет, но довольная она безумно! Ну, если захотите, сами спросите, как там она съездила.

- Хорошо, спасибо, - Ада попрощалась с преподавательницей и повесила трубку.

Довольная безумно! Ведь так она сказала?

- Давайте собирайтесь. Мне уже жарко, - Ирина Дмитриевна прислонилась к дверному косяку и скрестила руки на груди.

- Секунду, - отозвалась Ада и потянулась за пальто.

- Что Мария Геннадьевна сказала?

- Что-то про отчеты какие-то, - бросила Ада довольно естественно, но тут же радостная новость ударила её снова по голове, и всё внутри у неё до атомов сжалось.

А, впрочем, вечер был чудесным. Ирина Дмитриевна, мудрая женщина, говорила с Адой о многом, а та о многом молчала. И всё же вечер был чудесным - с этим поспорить сложно. Компания эта, сказать по правде, была довольно необычной. Ада сама шла с преподавательницей рядом и не совсем понимала, как так получилось. Зачем так получилось. Она смотрела на Ирину Дмитриевну как-то по-особенному тепло, так ей и хотелось рассказать ей всё, что искало выхода и не находило. Она просто улыбалась.

- Если хотите, поедем ко мне, - предложила преподавательница, но на предложение это было мало похоже.

- Я не знаю, - призналась Ада честно. Она и вправду не знала.

- Вас что-то занимает, я вижу, - Ирина Дмитриевна прищурилась и улыбнулась так, будто всё знала. - Ну так выпьем вина, посидим, расскажете. Я послушаю. Мне интересно.

- Я Вам не верю, - Ада рассмеялась звонко, и было это именно то, чего ей хотелось. Звонко рассмеяться прямо на улице.

- Отчего же? - Преподавательница усмехнулась и устремила взгляд вперед, - я не стала бы ни в коем случае к Вам прикасаться, не будь Вы мне интересны. Знаете, я не Вера Александровна. Не путайте нас.

- Я обижена на неё, - призналась девушка, хотя слова эти кольнули ее в бок, - зачем она сделала это и рассказала Вам?

- А зачем Вы ей позволили?

- Вы считаете меня легкомысленной?

- Поживем - увидим, - загадочно выдохнула Ирина Дмитриевна. - Это сделала не она, а Вы, Ада. Потому что она сейчас нянчит внука и не думает об этом.

- Я не знаю, как это случилось.

Как глупо! И ведь действительно никто другой в случившемся не был виноват больше неё самой!

- Очень удобная позиция, - Ирина Дмитриевна улыбалась открыто, и в глазах её блестели фонари. - Не подумайте, что я осуждаю, напротив - восхищаюсь. К счастью, мы с Вами не в монастыре.

- Мне немного стыдно.

- Это нормально, но только не тешьте свою самооценку этим чувством. Не жалейте себя. Вы сделали всё так, как сделали, и на этом всё.

- У Вас всё просто, - Ада посмотрела на Ирину Дмитриевну, как на старого друга, который, казалось, поймет и примет абсолютно всё.

- Иначе жить было бы невозможно, - отшутилась Ирина Дмитриевна, сказав совершенную правду. - Относитесь к вещам проще. Особенно к тем, которые уже случились или случатся неизбежно. Например, к тому, что сегодня я увезу Вас всё-таки к себе. - Она прищурилась и взяла Аду под руку. - Можете пару раз отказаться, если Вам это нужно, чтобы казаться приличнее в собственных глазах, но я повторюсь - я Вас ни в коей мере не осуждаю.

- Простите, я не могу, - Аду что-то схватило за живот. - Не сегодня. Мне нужно закончить кое-какие дела на завтра. Простите.

- Закончите у меня.

- Зачем Вам это?

- Зачем мне что?

- Я не поеду к Вам непонятно зачем.

- Я думала, понятно, зачем.

- Но Вам-то это зачем?

- Ада, Вы смеетесь надо мной? Хотите, чтобы я сказала Вам, что Вы мне нравитесь? Так я не скажу. Тем не менее, мы обе этого хотим - не обманывайтесь.

- Заедем ко мне. Я возьму ноутбук.

- Как угодно.

Ирина Дмитриевна победно устремила взгляд куда-то перед собой. Ада выдохнула. На самом деле ей было приятно, что не приходилось никого обманывать. Это было правдой: они обе этого хотели. И Ада, пусть сердце её было занято другими делами, чувствовала, что Ирина Дмитриевна ей действительно нравится. Не так, как нравятся друг другу влюбленные, нет. Вы пробовали когда-нибудь лимонник? Да, лимонный пирог. Странно, что из кислого лимона можно сделать такую потрясающую вещь, не правда ли? Скажите ещё, что он вам не понравился!

========== Глава 6. Глубже в кровать. ==========

Мурчало радио. Рокотал Холодильник. Ирина Дмитриевна повернула ключ в скважине входной двери. Щелчок — до свидания, шум жизни. До свидания, дневная суета.

— Бросайте пальто, — она разулась и прошла на кухню. — Вам красного?

— Да, спасибо, — в сердце у Ады что-то теплое разлилось. Стало вдруг удивительно спокойно.

День закончился. Их было двое в пустой квартире.

Два холодных пальто висели на стене.

— Рада, что Вы здесь, — призналась женщина, открывая все кухонные шкафчики в поисках бокалов. — Приятный вечер, правда?

— Правда, — совершенно искренне согласилась Ада, потому что будто из головы её достали эту мысль, это замечание. Это действительно было так.

И столб света так тепло падал на пол из дверного проема, и гардины так по-домашнему задернуты, и вино так звучно наполняло бокал, и такими удобными были тапочки, что, поверьте мне, были бы вы там тем самым вечером, позабыли бы сразу обо всем.

Ада сделала глоток, а за ним ещё пару. Что-то загорелось в груди.

Разговор журчал легко и живо. Бокалы не пустовали долго, и с каждым новым кругом беседа приобретала какие-то новые оттенки.

— Теперь Вы меня не боитесь? — Ирина Дмитриевна оперлась на ладонь и довольно театрально прищурилась.

— Ещё бокал — и я ничего не боюсь! — Провозгласила Ада и рассмеялась — она сама услышала, как нелепо эта фраза звучит, и ей было смешно, конечно, оттого, что она так сказала.

Ирина Дмитриевна любезно забрала бокал и плеснула девушке ещё.

— Да что Вы, мне хватит, — смеялась она, — Вы меня споить хотите.

— Да.

Глоток. Ещё глоток. Защекотало где-то на затылке. Закололо в коленях. До свидания, всё на свете!

— А я уже пьяная, — заметила Ада и рассмеялась.

— Я вижу.

— А я уже Вас хочу.