Теперь один из братьев – калека, а второй – мертв, и все это его, Райгена, вина!.. Хотя нет… Олдер сам виноват в своем несчастье – незачем было ни с того ни с сего меняться с братом лошадьми… Что же до Дариена, то ему лучше навсегда исчезнуть из этого мира – так будет лучше для всех, и в первую очередь – для Олинии…
Конечно же, давать сопляку яд, всего за пару часов разрушающий печень, было жестоко, но и тут у Райгена не было выбора. Если бы Дари умер в доме – во сне или на руках у слуг, это привлекло бы излишнее внимание и было бы слишком подозрительно, а теперь Дари хватятся не раньше вечера. По расчетам Райгена, мальчишке должно было стать плохо в пещере, а протекающий возле ее входа мелкий ручей собьет собак, так что тело найдут далеко не сразу. Тем не менее из имения Райгену было лучше уехать – Гирмар вполне мог обвинить его если и не в убийстве, то в недосмотре. Райген своими глазами видел, как хозяин имения вершит суд и кару, – сам он был неплохим мечником и мог бы рискнуть скрестить с Гирмаром сталь, но испытать на своей шкуре его колдовские таланты Райгену решительно не хотелось. Из дома надо было уходить, и как можно быстрее – пока Гирмар не вернулся из поездки…
Приняв решение, Райген встал с кровати и с утроенным рвением вновь принялся за сборы. В этот раз ему удалось взять себя в руки, но под сердцем словно бы сидела заноза, и отравитель, покончив со сборами, решил увидеться с Олинией. Он не мог покинуть дом, не попрощавшись со своим холодным божеством.
По правде сказать, отношение Райгена к Олинии после той встречи в саду переменилось незаметно для него самого. С одной стороны, она по-прежнему была для него идолом, но в то же время Райген, увидев ее слезы и ощутив тепло ее тела, уже не мог думать об Олинии как о далеком и недоступном божестве. С той ночи он желал свою хозяйку как женщину, и это желание росло с каждым днем. Райгену мнилось, что надлежащая жертва, брошенная к алтарю его идола, заставит Олинию снизойти со своих высот в его объятия, и то, что участь жертвенного агнца выпала Дари, смущало Райгена лишь поначалу. В конце концов, у любви есть лишь одно правило – если хочешь чего-то добиться, брось в огонь страсти все возможное и невозможное, не задумываясь о цене.
В комнатах Олинии всё было как обычно – ковры на полу, множество изящных безделушек на столиках. Сама хозяйка, устало смежив веки, покоилась в кресле – с самого утра у нее болела голова, поэтому, подобрав дневной наряд, она не стала утруждать себя прической, и теперь роскошные тёмные локоны волнами спадали на плечи и грудь Олинии, а одна из служанок осторожно массировала виски хозяйки, втирая в них лавандовое масло.
Как только Райген взглянул на чистые и холодные черты женщины, все изводившие его сомнения развеялись без следа. Он с трудом проглотил вставший поперёк горла комок.
– Госпожа.
Услышав его голос, Олиния открыла глаза и небрежным взмахом руки отослала служанку прочь.
– Что случилось, Райген? – Между бровями задавшей вопрос Олинии пролегла чуть заметная складочка, к которой наставник мальчишек с удовольствием бы прижался губами. Райген вздохнул, гася в себе всколыхнувшееся желание.
– Я зашел попрощаться, моя госпожа. Мне тяжело оставлять вас, и лишь одно утешает – главная причина вашей печали отныне устранена.
– Устранена? – После этого витиеватого высказывания Райгена щёки Олинии окрасились слабым румянцем, а сама она, правильно истолковав данные ей намеки, в волнении поднесла руку к груди. – Так неожиданно и скоро?..
Райген почтительно склонил голову:
– Мне представился очень удобный случай, и я не стал его упускать. Щенка не скоро хватятся, но ваш муж может обвинить меня в пренебрежении своими обязанностями.
Теперь щеки внимательно слушающей Райгена Олинии стали белее снега. Неотрывно глядя на Райгена, она, опершись о подлокотники, прошептала:
– Что ты дал ему?
– Яд, мгновенно разрушающий печень. Этот процесс необратим, моя госпожа…
На этот раз Олиния подалась вперёд всем телом – казалось, слова Райгена были для неё настоящей музыкой:
– Необратим и мучителен, так?
– Совершенно верно, моя госпожа. – Увидев, каким мрачным торжеством после его ответа осветилось лицо Олинии, Райген, пусть и ослеплённый страстью, на миг похолодел. Олиния же опустила голову и, помолчав немного, встала из кресла. Решительно подошла к столику у окна и открыла большую резную шкатулку.
– Ты прав, Райген. Мой муж будет в бешенстве, так что тебе действительно лучше исчезнуть из имения. Подойди.
Райген шагнул вперед, словно очарованный, и ещё через миг обнаружил у себя в руке ожерелье из крупных гранатов.
– Подарок на свадьбу. Редкая безвкусица, но камни стоят дорого. – Голос Олинии прозвучал на диво ровно, и Райген стиснул ожерелье так, что у него побелели костяшки пальцев. Бросив под ноги Олинии сразу две жизни – свою и Дариена, он, конечно же, ждал от неё отклика, но даже представить себе не мог, что от него попытаются откупиться.
– Я сделал это не ради денег, госпожа. – Голос Райгена охрип от накативших на него чувств, и Олиния, бросив на него недоумевающий взгляд, нахмурилась, а потом вновь склонилась над шкатулкой, перебирая хранящиеся в ней украшения. Извлекла из ларца оправленную в серебро бирюзу.
– Вот. Это ожерелье я действительно люблю. Оно будет напоминать тебе обо мне. – Произнеся эти слова, Олиния попыталась вложить камни в руку Райгену, но он накрыл её ладонь своей и тихо произнес:
– Это не те воспоминания, которые стоит хранить, моя госпожа.
– Я не понимаю, Райген… – В голосе Олинии почувствовалось раздражение. Резко захлопнув крышку шкатулки, она сердито посмотрела на стоявшего подле неё мужчину. – Чего ты хочешь?
Вместо ответа Райген лишь нахмурился, но уже через миг он шагнул вперед и, крепко обняв Олинию, прижал её к себе.
Вначале его требовательный, жаркий поцелуй не встретил отклика – с таким же успехом Райген мог бы лобызать мраморные уста изваяния Малики, но потом губы Олинии слабо вздрогнули, уступая столь рьяному напору. Запрокинув голову, доселе неприступная и холодная хозяйка имения вздохнула, и Райген, еще крепче сжав её в своих объятиях, принялся осыпать своего идола торопливыми поцелуями.
Она не противилась охватившему его желанию, позволяя Райгену и поцелуи, и торопливый бессвязный шёпот, и даже более того – подняв руку, Олиния стала легко перебирать пальцами густые волосы Райгена, но эта ответная ласка длилась лишь несколько мгновений. Когда руки поклонника скользнули с плеч Олинии ей на спину, она, неожиданно выгнувшись, отстранила Райгена от себя.
– Довольно!.. Тебе надо торопиться! Время не терпит…
Райген едва не застонал, понимая жестокую правоту этих слов.
– Я увижу тебя вновь, госпожа?
– Да. – Олиния отвернулась от Райгена к окну, кусая губы. Она не ожидала того, что подарившая ей союзника страсть почти мгновенно превратится в досадную помеху. – Но не ранее, чем все успокоится.
Взяв со столика отвергнутые Райгеном украшения, Олиния снова вложила их в руки поклонника:
– Возьми. Это поможет тебе переждать бурю.
Ответом ей был пылающий от страсти взгляд, но в этот раз Райген не стал отвергать камни. Отправив подарок Олинии за пазуху, он направился к выходу, но на пороге вновь обернулся:
– Я вернусь, госпожа.
Стоящая у окна Олиния ничего ему не ответила, и Райген покинул комнату, не чуя под собою ног.
По лестнице он спускался, точно пьяный, – поминутно останавливался, оглаживая спрятанный на груди подарок Олинии. Его идол ответил ему, и хотя эта ласка была досадно короткой, Райген верил, что принесенная им жертва была не напрасной. Рано или поздно он вернется сюда и сорвет с Олинии все покровы, взяв причитающуюся ему награду. Ощутит под своими руками такое желанное тело, услышит бархатистый, грудной голос сводящей его с ума женщины…
Поглощенными такими мыслями и желаниями, Райген перестал обращать внимание на окружающее, а потому встреча с хозяином имения стала для него полной неожиданностью. Привезший нового лекаря Гирмар в этот раз не стал разводить церемонии, тем более что и нанятый им лекарь, до того много лет пользовавший раненых воинов, не придавал значения пустым условностям. Оставив лошадей в конюшне, Гирмар повел нового обитателя имения через чёрный ход – из-за полутёмного коридора Райген не сразу узнал его, а когда понял, кого видит перед собою, было уже поздно.
