К концу её монолога мне окончательно удалось совладать с собой.

– Вы правы, Матушка… Я никогда не забуду своего столкновения с колдуном, но дело ведь не только в моём обучении?

На этот вопрос Старшая лишь устало прикрыла глаза.

– Когда ты будешь лучше осознавать свои способности, Энейра, то и будущность твоя уже не будет скрыта таким мраком, и тебе легче станет найти свою дорогу. Кроме того, твоё отсутствие охладит головы как Бжестрову, так и его другу – надеюсь, они перестанут нарушать покой Дельконы.

Что же, примерно это я и ожидала услышать!.. Поднявшись из кресла, я склонилась перед Матерью.

– Я могу идти, Матушка?

Старшая вновь слабо улыбнулась.

– Ступай. И начинай готовиться к отъезду. Уже сегодня я займусь письмами к Матери Ольжане!

Навестив свои южные имения и едва не доведя тамошних управляющих до заикания повальной проверкой всего и вся, Олдер, решив, что соглядатаи Владыки уже получили достаточно пищи для донесений, наконец-то направился туда, куда поехал бы с самого начала, если бы был свободен в своих поступках и чувствах. «Серебряные Тополя» – его крейговское имение, его дом, выстроенный исключительно для себя и под себя, его маленькая личная крепость, в которой среди доверенных, уже не раз испытанных людей живет его сын…

Этим летом Дари так и не удалось вывезти к морю, которое ему так нравится, но ничего – в следующем году они с малышом все наверстают… Подумав об этом, Олдер тут же сердито тряхнул головой, не вовремя вспомнив, что то же самое он уже обещал сам себе в прошлом году и, значит, теперь задолжал Дари уже два лета…

А если уж совсем начистоту, то жизнь сына проходит как-то мимо него, да и лицо собственного ребенка он видит гораздо реже, чем рожи «Карающих», – служба Арвигену с каждым годом отнимала все больше времени и сил, которые, как выяснилось, отнюдь не бесконечны!..

Мысли о Владыке и, соответственно, о данном им поручении отнюдь не улучшали и так мрачноватого настроения Олдера – после всего произошедшего он чувствовал себя измотанным и опустошенным, почти стариком… А тут еще и последнюю треть пути ему пришлось совершать под зарядившими, словно бы назло, дождями. Дороги раскисли, намокшую, тяжёлую от грязи и впитавшейся влаги одежду едва удавалось отчистить и просушить за ночь…

Но последней каплей для Остена стали не унылые, насквозь пропитанные кухонным чадом, постоялые дворы, а ожидание парома – невзирая на уговоры слуг, Олдер не ушёл в укрытие, а провел несколько часов на продуваемом северным ветром берегу. Кутаясь от холодных дождевых капель в дорожный плащ, он неотрывно смотрел на грязно-серую, полную мусора воду, на тонущий в белесой мороси берег и чувствовал, как где-то глубоко внутри него начинает медленно вскипать ярость – вот так, капля за каплей, время и уходит, и для общения с сыном у него опять останется лишь жалкая горстка часов. Эта непонятная злость и привела, наконец, к тому, что, когда Олдер оказался на противоположной стороне, он отправился не на ближайший постоялый двор, чтобы хоть немного согреться и обсохнуть, а погнал коня по направлению к своему поместью. Немногочисленное сопровождение без слов последовало за ним – слуги уже успели на собственной шкуре убедиться, что лучше уж скачка под дождём и в грязи, чем мрачное, с каждой минутой растущее недовольство хозяина!..

Но, несмотря на бешеную скачку, в «Серебряные Тополя» Олдер все равно прибыл уже затемно – вестника впереди себя он не посылал, так что его приезд стал полной неожиданностью для обитателей имения. Остен же, глядя на закручивающуюся вокруг него привычную людскую суету, лишь зубами скрипнул – сбросив вконец промокший и измаранный грязью плащ на руки одному из слуг, он оправил дорожную куртку из бурой шерсти и направился в комнаты к сыну.

Дари еще не спал – стоя на коленях, он, глядя на теплящуюся свечу, проговаривал под надзором Илара положенные вечерние молитвы.

– Да сохранит Мечник от стали и дарует победу, да верну… – на этом месте Дари на миг запнулся, но тут же поправился. Илар даже шикнуть на него не успел. – Да возвернутся войска с победой. Да благословит Седобородый их пути и подарит лёгкий жребий проливающим кровь за Амэн…

Застыв в тёмном дверном проёме, пока что не замеченный обитателями комнаты, Олдер неотрывно смотрел на сына. Дари не только ничуть не вырос за эти месяцы, но даже словно бы исхудал – тёмные глаза стали ещё больше, кожа на лице казалась совсем восковой, а затянутая в тёмную ткань фигура ребёнка выглядела ломкой и беззащитной. Олдер зло сжал челюсти: он, признанный всеми лучшим воином Амэна, на самом деле – непутёвый родитель и никчемный колдун, который даже не может…

– Папа?!! – Дари, словно бы почувствовав взгляд отца, обернулся – его лицо немедля осветилось радостью так, точно внутри у него ярко вспыхнула свеча.

– Господин! – Руки Илара мелко задрожали, а Олдер, шагнув в комнату, опустился на колени рядом с не успевшим ещё подняться со своего места сыном и продолжил чуть простуженным голосом:

– Да защитит Лучница их души от всего тёмного, да сбережёт Малика их домашних, ждущих возвращения защитников своих…

Когда же длинная молитва была закончена, Олдер поднялся с колен и обнял за плечи сразу прижавшегося к нему отпрыска.

– Ну, как тебе жилось в моё отсутствие, Дариен?

Дари поднял к родителю сияющее лицо.

– Всё хорошо… Я… Я так рад, что ты вернулся!

Дари хотел сказать ещё что-то, но его уже перебил Илар – справившись с минутным волнением, старик, служивший ещё отцу самого Олдера, принялся докладывать:

– Молодой господин всё это время был прилежен в обучении, но, к сожалению, часто болел. Мы с Роданом следим за тем, чтобы Дариен не пил холодную воду и не попадал на сквозняки, но это не слишком помогает. Прости нас…

Ненадолго смягчившиеся черты Олдера после услышанного вновь ожесточились и посуровели, но он, ответив старому слуге:

– Это не ваша вина, – еще раз огладил сына по волосам и, наказав ему ложиться спать, вышел из комнаты.

Остаток вечера Олдер провел до утомительности обыденно: устроившись в старом кресле и вытянув ноги прямо к принесённой жаровне, он обстоятельно и не торопясь уничтожал содержимое принесённой из кухни миски. Разводить надлежащие церемонии за одинокой трапезой в обеденной зале Остену сейчас совершенно не хотелось, к тому же немедля заявившийся с докладом управляющий совершенно не портил ему аппетита. В отличие от других, он при виде внезапно нагрянувшего хозяина не краснел и не покрывался потом, а просто рассказывал всё как есть, тем более что и скрывать ему было особо нечего – Ирмир был прагматичен, честен и начисто лишён тяги к воровству, что, безусловно, делало ему честь. Именно за эти качества Олдер и предложил выходящему в отставку из-за возраста заведующему обозом должность управляющего и ни разу не пожалел о своём решении…

Когда же с докладом было закончено, Олдер, отставив опустевшую миску, потянулся за вином. Плеснул немного себе, налил Ирмиру, прищурился, глядя на плещущееся в кубке вино.

– Твоё здоровье.

– С возвращением! – Поняв, что деловая часть их разговора была окончена, бывший воин разом опорожнил свой кубок и сказал: – Я понимаю, что лезу не в своё дело, но меня беспокоит Дариен.

Олдер поднял на Ирмира мгновенно отяжелевший взгляд.

– Тем, что болеет?

– Нет, глава, – по-военному отрапортовал Ирмир. – Тем, что тоскует, а тоска может высушить почище, чем болезнь. Илар и Родан преданны твоему сыну, как псы, но они слишком стары и не могут развлечь его. Может, выбрать пару сельских мальчишек, отмыть их как следует, и пусть они составят Дариену компанию для игр?

– Сельских? – Обдумывая неожиданное предложение управляющего, Олдер покрутил в руке свой всё ещё недопитый кубок. – Знатным невместно общение с простолюдинами, даже такое, но если это хоть немного развлечёт моего сына… – Приняв решение, Олдер опустошил кубок и вновь пристально взглянул на Ирмира. – Ты сам подберёшь из сельской ребятни наиболее подходящих. Если Илар, старый пень, вздумает возражать, скажешь, я приказал!.. А теперь – ступай…