Мы меняемся местами, ведь я готов опустить взгляд в пол и выслушивать каждый безмолвный упрёк, а она готова смотреть на меня испепеляющим хвойным лесом, хотя пахнет от неё цитрусами. Чёрт возьми, я схожу с ума, раз принюхиваюсь к ней. Прекрати, придурок.

Даю себе мысленный подзатылок, безрезультатный, кстати, так как аромат манящий и сладковатый. Апельсин или мандарин. Даже не обращаю внимания на возможных зрителей. Им сейчас не до наблюдения, все погружены в мысли о собственной никчёмности и ненадобности. Издаю смешок, быстро оправившись от разочарования в богах, так что моё настроение возвращается к былой отметке «всё дерьмово, но я ухмыляюсь». Легонько бью кулаком в плечо Фитч, пытаясь прогнать её хмурость и вызвать улыбку, вот только злость кипит внутри маленького хвойного леса. Внутри неё нескончаемая стена пожара, уничтожающая зелень. Да уж, молодец, Кастеллан, ты облажался.

Больше не предпринимаю каких-либо попыток поговорить или бросить шутку, так как молчаливость шатенки пугает меня. Кто-то закрыл окно, чему благодарен, ведь длинные волосы больше не летят мне в лицо, заставляя плеваться. Издаю смешок, вспоминая, когда она успела распустить пучок, но всё это вылетело из головы, освободив место для волнения.

С одной стороны, я должен радоваться тому, что девушка не лезет ко мне, а с другой стороны, начинаю скучать по тому, как издевательски усмехаюсь, глядя в зелёные изумруды. Боже, когда я начал ассоциировать её с драгоценным камнем? Бью себе по лбу, после чего поднимаю взгляд, наконец осматриваясь. Моё поведение вызвало бы море непонимания, потому что, похоже, начинаю перенимать и это от дочери Артемиды.

Через ещё какое-то время автобус останавливается, оповещая о конечной станции под названием «родной дом». Это лето не такое, каким должно быть. Все полубоги остались на лето, не захотев провести каникулы с родителями и отчимами или мачехами. Я тоже не пожелал покидать это место, ведь возвращаться к сумасшедшей матери смысла не вижу. Я тут схожу с ума, а там и подавно.

Поднимаюсь на ноги, беру с верхней полки рюкзак и закидываю его на плечо, ожидая, пока Элизабет пройдёт мимо и направится на улицу, но она сидит неподвижно, прикрыв веки и изредка приоткрывая губы, дабы выгнать воздух из лёгких. Не хочу ждать её или оставлять в покое, так что грубо хватаю шатенку под руку, сильно сжимая пальцы, чтобы компенсировать сопротивление. Осознав маленькую независимость от луны, дочь богини охоты приобрела немалую силу. Резко дёргаю хрупкое тело на себя, подгоняя к выходу и иногда поддерживая, ведь слабые ноги подкашиваются. Ворчу себе под нос о её неуклюжести, но это здесь неуместно.

Выхожу на улицу с тяжким грузом и обречённо издаю стон – впереди тропа, ведущая в лагерь. Толкаю девицу в спину, заставляя делать шаги, на что не получаю ни хмурого взгляда, ни тяжелого вздоха. Слишком тихо, она ведь даже пыхтела, если была недовольна моим нахальным поведением, а сейчас не издаёт никаких звуков, будто медленно умирает внутри себя.

Она умерла, когда увидела родные голубые глаза.

Меня просто дико раздражает то, что девушка плетётся как черепаха даже тогда, когда с усилием толкаю её и случайно бью по бусине позвоночника. Ноль реакции, а её реакция мне сейчас необходима. Просто для осознания, что всё не так дерьмово, как кажется.

- Эй, Фитч, - подаю голос, нервно проглотив ком в горле. Всё-таки нарушать подобную тишину нереально трудно, ибо шанс на получение взаимности стремится к нулю. – Почему ты сбежала из дома?

Всё же отвлекается от раздумий, словно отходя от долгого сна. Поправляет длинные волосы, укладывая их на грудь. Скольжу взглядом по лицу, на котором нет ни единой эмоции, а красный контур глаз выдаёт стёртые слёзы. Улыбаюсь, видя былую хмурость. Вспоминает и чувствует, что уже само по себе хорошо. Ещё пара слов, и она вернётся к жизни, надеюсь.

Воскрешать человека подобным образом для меня настолько ново, что начинаю волноваться.

- Это был вечер, - шмыгает носом, прикусив губу, - По-моему, всё началось с того, что я, придя со школы, которую прогуляла, оставила футболку на диване в гостиной. Мачеху это не устроило, мерзкая женщина, кстати. Крики, ор на всю квартиру.

Смачивает горло, наконец поселив во мне спокойствие. Если она говорит – значит, всё налаживается. Вот только понятия не имею, откуда знаю это. Из личных наблюдений? Возможно. Пальцами сжимает ткань толстовки, поднимая взгляд на меня, как бы убеждаясь, что её слушают.

- Потом всё перешло в оскорбление моих действий и меня самой, - издаёт смешок, - А я просто стояла и плакала, выслушивая всё это. Забавно, да? Сейчас я ей бы так съездила по наглой физиономии, что она забыла бы все ругательства, которые знала. А потом она начала винить меня в том, что я никчёмная и приношу одни только беды. Я не понимала о каких монстрах они с отцом говорят, а теперь понимаю. И это хуже всего.

- В смысле? – изгибаю брови, проходя вместе с девушкой в арку, сильнее сжимаю лямку рюкзака, поправляя его на плече.

- Я понимаю, что действительно была для них проблемой. – я не знаю, почему она решила открыться мне и ответить на вопрос, ведь могла просто проигнорировать. Видимо, настолько тяжело, что не поделиться любыми чувствами стоит разрушения себя самой. Не знаю, что и ответить, хотя мы почти дошли до домика Гермеса. Заходим внутрь, и я скидываю рюкзак с плеча, усаживаясь на край кровати, изредка поднимая взгляд, но не поднимая головы.

- С этим не могу не согласиться. Ты реально проблемная, - усмехаюсь, а девушка опирается копчиком на поверхность стола, рассматривая свои руки. Вижу, как уголок её губ дрогнул в улыбке. Всё же улыбка ей идёт больше, чем эта хмурость, к которой я, кажется, привык. Элизабет облизывает губы и прочищает горло, готовясь что-то сказать, а я осознаю, что весь во внимании.

- Раз мама меня признала, мне стоит переехать. – опускает ресницы, спрыгивая на пол и начиная собирать сумку с вещами. Не пытаюсь даже помешать, ведь так надо, ведь я хотел, чтобы она убралась отсюда и появлялась лишь при нужде сна. Тяжело вздыхаю, поднимаясь на ноги и ставя руки на талию. А хотел ли я тишины в этом месте? И сам не знаю, поэтому покидаю помещение, оставив девушку наедине со своими мыслями.

***

Элизабет с грустью осматривает пустую комнату, в которой провела неделю. Чёртова неделя, что далась с таким трудом, а начало оставляло желать «лучшего». Взъерошивает длинные волосы, завившиеся ещё сильнее. Поперёк горла ком, ведь в домике Артемиды нет никого, там гробовая тишина и множество пустующих комнат. Это жутко, если брать в счёт то, что она параноик до мозга костей.

Тяжелая сумка поначалу не поддаётся поднятию, однако девушке удаётся это сделать после контрольного вздоха. Больше никакой зависимости от луны, поэтому сила всегда при ней. Снимает с себя толстовку парня и рассматривает её. В эту ткань вплетены её горькие слёзы, в эту ткань вплетена её грусть. Поэтому Фитч без сожаления возвращает элемент одежды в шкаф, как и одолженные на время футболки. Отряхивая и поправляя клетчатую рубашку, смотрит в зеркало на тени под глазами, ставшие темнее на фоне бледной кожи. Есть совсем не хочется, да и сомневается, что кусок не встанет в горле. Ещё один вдох, чтобы избавиться от тяжести в груди, однако попытка тщётна и бесполезна. Эту тяжесть уже не прогнать, она стала частью существования.

Выходя с сумкой наполненной вещами, она на автомате оглядывается вокруг, ища знакомый силуэт, но нет. Он куда-то запропастился, одарив последним взглядом светлых лазуритов. Девушка закрывает глаза и вновь открывает их, будто заново смотрит на новый мир. Стоит привыкнуть к проживанию здесь и, возможно, завести друзей, ведь многие дружелюбно улыбаются, здороваясь с дочерью Артемиды.

Домик богини охоты при дневном свете кажется самым обычным, но немного заброшенным. Охотницы нечасто посещают лагерь, странствуя по всему миру и выполняя поручения своего лидера. Стены, украшенные изображениями животных, тут же привлекают внимание Элизабет, поэтому, встав на крыльце, она уделяет им достаточно времени. Как бы она не обижалась на мать, придётся здесь жить и ознакомиться со строением.