Кончив предателей, колонна вышла обратно, тяжелых (раненных и больных, естественно наших, не гитлеровцев) погрузили в машины и ушли вперед, все кто не поместился, колонной пошли пешком изображая колонну пленных перегоняемую немцами, роль немцев играли, конечно ДОНцы обряженные немцами. Надлежащие документы были у Эрисханова, состряпанные Ашотиком, и чеченемец катил в коляске мотоцикла, типа руля колонной. Два взвода типа охраняли колонну, и шли по бокам, все чин чинарем. Остальные укатили на транспорте, кроме взвода резерва, те пошли чуть сзади, колонны на всякий случай.

Выехав из опасной зоны, колонна транспорта встала в лесу, и замаскировавшись стали ожидать, пешую колонну, не оставлять же их на произвол судьбы. А также бронетранспорт, тот двигается за колонной бывших пленных, это страховка. Вот догонят и остановятся, постоят, покурят, потрындят, моторы осмотрят, к тому времени пешая колонна нагоняет, и тоже отдыхают минут 10-15. И через полчасика, снова выезжают пока не догонят, страхуют на случай погони гитлеровцами, таким образом, и дошли, нивелируя разности скорости пешехода и танка.

– Ну что молодцы, – говорю я, остальные тоже кивают, подтверждая, и словами тоже.

Встаю, из-за стола, надо теперь идти к ново-прибывшим, тяжела шапка Фурманмаха (комиссарская, хочу сказать), но надо.

По пути цепляю Савельева, он же тоже комиссар, пусть со мной идет, будем жечь глаголом сердца людей.

Подходим к шалашам огороженным, место, где расположились бывшие пленники и огорожено и охраняется, это же фильтрационный лагерь. И особисты уже начали по одному фильтровать эксплеников вермахта. Вот и поговорим с фильтруемыми, особисты прямо тут в шалашах (4 группы особистов – четыре шалаша).

– Егор, начни со второго шалаша, я с первого, – и мы, разделившись, входим в "кабинеты" особистов.

В том шалаше, ой "кабинете" беседу с фильтруемым ведет сержант НКВД Легостаев, я вхожу и Легостаев, встав, приветствует меня по уставу. Прошу его продолжать приглядываюсь к тому человеку, с кем ведет беседу Легостаев. Ого знакомая рожа, так это же Тыгнырядно, Васек мой из 24 июня. Лезу к нему обниматся, все-таки, в самые трудные сутки в жизни он поддержал меня, ну когда я только-только "попал".

– Васёёёёёёёёёк привет, ты жив, я думал тебя, тогда убили немцы?

– Товарищ старший лейтенант, меня ранили, и немцы тоже подумали, что я мертвяк, там и оставили. Потом, когда я пришел в себя, на меня наткнулись ребята такие же окруженцы как я, два дня пробирались на восток с ними, а потом ночью нас спящих взяли немцы. Ну и в лагерь.

– Легостаев, это наш человек, считай он прошел проверку, все отпусти его со мной.

– Так точно, товарищ комиссар дивизии, боец Тыгнырядно, вы свободны, охрана следующего.

Поболтали с Тыгнырядно, и отвел я его в Онищуку, когда я Петрухе рассказал, как действовал 24 июня Васек, Петруха без разговоров взял его в разведку. Оставив Васька в надежных руках, я пошел на обед.

Сижу в столовке, рядом садится начтыл:

– Как ты милый?

– Заткнись, когда я ем, я глух и нем.

– А почему так грубо?

– А уж как заслужила.

– Что, милый, а что я сделала?

– Да практически ничего, просто тупо унизила перед своими тыловиками и все, ничего страшного.

– Фарходик да когда, ты что милый.

– Давай сначала спокойно поедим, потом продолжим, не хочу умереть, подавившись, понятно!

– Хорошо как скажешь.

– Приятного аппетита, товарищ начтыл.

Поел и пошел к себе, А если Машундре нужно, то пусть меня ищет, не я первый начал. Тем более перед своими сотрудниками (или сослуживцами) меня унизила, плевать на звание, плевать на должность, она унизила во мне человека, мужчину.

И заснул блин, лежал, думал, ждал эту женщину, и заснул.

Просыпаюсь от поцелуя, так значит, ща прощение будет просить, ну я готов.

– Милый в чем дело, почему ты такой бука. Ну, ошиблась, ну сказала не то слово, я была просто занята, пойми.

– Товарищ начтыл, это не оправдание, я никогда даже будучи занят, не сказал бы тебе "заткнись", даже если это дело жизни и смерти. Даже наедине, а тем более перед людьми, поэтому иди к себе в склад, и ты вольна делать все, что хочешь. Надеюсь, мы останемся хотя бы друзьями. Все теперь иди, я хочу спать, ты сделала свой выбор там, в складе.

Машка гордо развернулась, фыркнула, и пошевеливая попкой рванула с места в карьер, строя из себя обиженную. Все теперь точно спать. 10 июня закончилось, правда не так сладко как хотелось, но уж как есть.

11 июля 1941 года где то в Белоруссии (точнее в 50-70 км от Брестской крепости и дальше)

– Эй, воин, вставай, – слышу я сквозь сон

Открываю глаза, поворачиваюсь, в шалаше сидят четыре человека: Александр сын Филиппа II Македонский (АМ), Чингисхан, он же Темучжин (Ч), Эмир Тимур он же Тамерлан (ЭТ) и Наполеон Бонапарт (НБ).

АМ: Ну что воин, поговорим, раз ты избрал своей стезей – тропу воина.

– Ну, давайте, поговорим товарищи духи, – говорю я невпопад.

НБ: Аха мы духи, а ты сам тут в данной реальности кто, – говорит мне самый образованный из великих завоевателей, именем которого потом назовут торт.

– Вы господа-товарищи тоже, что ли попаданцы, – спрашиваю я у потрясателей вселенной.

Ч: Это неважно, – говорит, теребя редкую бородку Чингисхан, – как ты думаешь, багатур (богатырь, военачальник), что нас всех собравшихся здесь объединяет?

– Вас? – спрашиваю я.

ЭТ: Нас, а не нас, то есть нас пятерых, нас и плюс тебя мингбаши (тысячник, примерно комполка)

– Если честно понятия не имею, кто вы, и кто я.

–АМ: И ты стратег (просто по древнегречески командир) и мы занимаемся воинским делом не по своей воле, мы все занимаемся воинским ремеслом, поневоле. Я например царский сын, жил бы себе да поживал, но отца отравили, нужен был царь-воитель и я им стал, да не по своей воле, просто больше некому было. Вон коллегу Чингисхана тоже с детства взяли в рабство, и очень сильно мучили, он сбежал из рабства, и освобождая таких же как сам, постепенно стал тем кем стал. Или Тимур, тоже жил себе поживал пока дружок Эмир Хусейн, не взбаламутил его, начали как грабители, кончил как владыка самого могущественного государства своего времени. Да и Наполеон, поневоле поступил в военное училище, больше некуда ему было, а потом когда якобинцы рубиловку всеобщую начали, пришлось все брать в свои руки. Ведь очередь могла дойти и до его головы, а так бац и стал целым императором.

– Ну, с вами-то понятно, вы все прославились на века, хоть и кровопийцы все, ну а я-то при чем?

НП: Как, при чем, тут у вас в Германии завоеватель появился, претендует ничтожество на наши лавры, да мы завоеватели, и как ты сказал кровопийцы мы, но по сравнению с этой мразью с именем Гитлер, мы как бенедиктинцы.

Ч: Как бодхисатвы.

ЭТ: Как дервиши.

АМ: Да Камбизы, Ксерксы, Дарии по сравнению с этим исчадием Аида, как нимфы безобидны.

– Я вас господа победители, понять не могу, в чем смысл визита, что вы от меня хотите, или что предлагаете?