— Верни мне его быстро!
— Я и не держу его в заложниках. Выйди и возьми.
Секунда раздумий и светлая дверь бесшумно открывается, предоставляя парню полный доступ к ванной комнате, а значит и к самой Канаевой. Он немедля влетел в комнату, попутно сгребая девушку в охапку и вдавливая своим весом в стенку душевой кабины.
— Со мной опасно играть, — шепчет он, а горячее дыхание опаляет кожу брюнетки, заставляя ту прикрыть глазки. Его шепот будоражит и нереально заводит, полностью снеся крышу. И ничего вокруг как будто нет. Только он и она в этой тесной кабинке, где стало до чертиков душно. То ли от переизбытка эмоций, то ли от судорожного глотания воздуха.
Не смей отпускать меня.
Он еле заметно ухмыляется, когда чувствует ее реакцию. Ее тело полностью подчиняется ему. Кажется, она готова сдаться и принять поражение, безоговорочно подчиняясь Павлу. И этот факт чертовски льстит. Но как бы не хотелось наконец овладеть этой милой язвочкой, леденящая вода, а точнее ее остатки, заставляла помнить о начальном плане.
Его рука скользит по гладкой поверхности душевой кабины, а Даша уже готовится ощутить ее на своей коже. Канаева закусила губу, томясь в ожидании последующих действий. Рука молодого человек находит свою цель — вентиль. Тонкие пальцы ловко поворачивают его, дав волю холодным струйкам воды, исходящим из душа.
***
Последним, что слышал от нее Павел, был истошный вопль. Так грубо, пожалуй, брюнетку еще никто не отшивал. Она была готова отдаться ему, наплевав на все то, что было между ними раньше. Наплевав на все договоренности и условности. Наплевав на эту дикую неприязнь, что, казалось, постепенно начала утихать, но после этого случая разгорелась лишь с новой силой. В тот день у Даши были мысли собрать свой небольшой чемодан лилового цвета, а потом покинуть квартиру-студию в Врачаре, оставив серба одного. Там бы подтянулась Элеонора Андреевна, которая с радостью вправила бы мозги непутевому племяннику. Впрочем, это давно вошло в привычку. Она наставляла его на путь истинный, вытаскивала из передряг, ругала, если он провинится, а Павел лишь делал глазки по-грустнее, стараясь походить на кота из «Шрека», обещал исправиться, и тетушка прощала ему все грехи, грозясь тем, что в следующий раз Радич будет выбираться из подобного сам. Ее угрозы он, конечно же, не воспринимал всерьез, и все повторялось вновь, идя по замкнутому кругу.
Но нет. Переехать в другую квартиру — значит сдаться. Дать слабину. Показать Павлу, что она не справляется, а посему он по праву может называть себя победителем в этой негласной войне, которую они начали еще с первой встречи. Оба и так знают, что серб уже победил, но вслух этого никто не произносит. Он молча наслаждается своим положением, а она не хочет признавать то, что устала и сил «воевать» у нее больше нет.
Как можно так играть с чувствами друг друга?
Вернуть бы те маски, что были на них раньше. Они стали друг с другом более искренними, а что получилось в итоге? Он на очередной тусовке со своими «друзьями», а она сидит в этих уютных четырех стенах. Сидит у него дома, просто потому что в совершенно чужой стране ей больше некуда пойти. Все знакомые и «подруги» остались в Москве, поэтому встретиться и поболтать с кем-либо не вариант, а все приличные заведения давно закрыты ввиду позднего времени. И что, спрашивается, делать? Дать волю угнетающим мыслям, которые отдаются пульсирующей болью в голове?
Девушка устало прикрыла глаза, обнимая руками мягкую подушку. Почему она не заметила того момента, когда маска была скинута, а контролировать эмоции наедине с ним стало куда сложнее? Почему та железобетонная стена, воздвигнутая ею, начала потихоньку крошиться, приближая молодых людей друг к другу?
— Я тебе не по зубам, милый, — брюнетка уверенным шагом направилась к выходу, оставляя молодого человека и дальше глотать воздух, изредка постанывая от боли.
— Стерва! — вслед ей крикнул серб, — Ја ћу вам, маленькая негодяйка.
Она не может утверждать со стопроцентной гарантией, что тогда говорила серьезно, даже не думая о дальнейшем развитии событий. Скорее, просто хотела уколоть его побольнее, надавив на одну из его самых больных точек — женщин. Каково это, кажется, в первый раз получить отказ? Да еще и столь изощренный, сопровождаемый метким ударом, от которого серб еще долго отходил.
А вот он говорил определенно серьезно. Он и впрямь «добрался» до нее. Смог растопить лед в сердце, хотя, Дарья вряд ли себе в этом признается — спишет на банальное желание близости. Близости с кем-то. Не с этим заносчивым пареньком, что перевернул ее мир с ног на голову. Не с этим напыщенным сербским бутоном, который так плотно засел в мыслях, несмотря на желание поскорее избавиться от любых воспоминаний о нем. Нет, она не хотела вдыхать приятный запах дорогого парфюма Павла конкретного человека. Не хотела, чтобы он целовал ее, принося еще больше эмоций и непередаваемых ощущений. Она билась в агонии, когда вспоминала случившееся в душе. Серб был настолько близко, он прижимал ее к себе. И от осознания того, что они были настолько близко друг к другу, а ее не стошнило, как она себе представляла раннее, и не захотелось убежать, перед этим осыпав его доброй половиной оскорблений из своего арсенала, каждый раз подкашивались ноги.
Она не хотела признавать, но:
Ей безумно хотелось продолжить начатое и так безжалостно разрушенное молодым человеком.
Даша даже и представить себе не могла, чего ему стоило оторваться тогда. Чего ему стоило пересилить себя, остановить то, о чем он давно грезит. Своими собственными руками разрушить то, что снится ему уже чуть ли не каждый гребанный день! Радич и подумать не мог, что однажды какая-нибудь девушка сможет засесть в его голове так глубоко, что даже его подсознание во сне будет вырисовывать картины с ее участием. И каждый раз во сне она такая податливая, что ему не хочется просыпаться по утрам и встречаться с суровой реальностью. Точнее, с бойкой и дерзкой брюнеткой, которая никогда не будет такой, какой она приходит ему во снах.
Заблуждаешься, Павлик.
Он с шумом ввалился в квартиру, на ходу скидывая удобные кеды. Канаева настороженно выглянула в коридор, дабы лицезреть пьяного, как ей казалось, жениха. Все-таки не зря он половину ночи провел неизвестно где? Поди осушил бутылку виски и зависал в компании очередной «красавицы».
— Все еще молчишь? — парень заглянул в ее карие глаза, надеясь найти ответ на свой вопрос. Он трезв, как стеклышко, — Молчишь, — утвердил он, а в его глазах заплясали озорные чертята, не предвещающие ничего хорошего, — Ладно, я ожидал, что так и будет, поэтому пришел не один.
На вздернутую бровь и немой вопрос брюнетки он лишь показал из-за спины руку с JackDaniels. О нет. Нет-нет-нет, только не это. Пить с ним? Да ни за что! Это все равно, что подписать акт о капитуляции. Тем более виски слишком крепкий напиток для нее, а значит спустя парочку стаканов он сможет сделать все, что захочет.
А будет ли она против?
— Давай выпьем, а? — серб поставил стеклянную бутылку на стол и сразу же полез за стаканами, — Прекратим уже эту немую схватку, потому что в ней тяжелее всего приходится тебе. Я то ведь могу говорить. А ты, бедняжка, хочешь съязвить или возмутиться, а гордость не дает, — усмехнулся он, разливая янтарный напиток, — Поступлю как настоящий джентльмен — уступлю тебе. Твоя взяла, — молодой человек все не унимался, несмотря на игнорирование со стороны собеседницы, — Наверное, все-таки не стоило обливать тебя столь большим потоком воды. Поэтому, извини, — Павел выдавил из себя самую милую улыбку, на которую только был способен. Оказалось, что произнести это слово куда легче, чем он себе представлял.
Но что будет, когда ему предстоит произнести три самых главных слова в его жизни?
— Окей, — девушка все еще с недоверием поглядывала на своего жениха и на стаканы, что наполнились алкоголем. Все эти речи, этот уступок… Он пошел ей на встречу. Совершенно не похоже на него, а значит здесь есть какой-то подвох. Вот только уловить бы его.
