Ребекка.

Пламя разгорается моментально, буквально проглотив меня. Моя кожа обугливается, покрывается волдырями, которые сразу же лопаются, превращаясь в маленькие кричащие рты.

Затем земля подо мной разверзается и я падаю в огненную глотку, слыша надо головой смех Алекса, смешанный с криками Рика. Все крутится в бешеном танце бреда, ужасы превращаются в реальность.

Я пытаюсь ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы замедлить бесконечное падение, но мои руки полностью сгорели, и теперь я размахиваю короткими костлявыми черными культями.

Огонь чернеет, все вокруг чернеет, и безумная воронка ужаса смыкается над моей головой.

Алекс.

Я вижу впереди дом. Сначала легкий запах дыма, донесшийся до меня словно из другой вселенной. Он дает мне сил сделать еще пару шагов на четвереньках. Я уже не могу идти прямо, поэтому просто ползу, закинув Ребекку себе на спину.

Я тащу ее на себе, сам еле передвигая ногами. Уже отчетливо виден фасад старого дома, больше напоминающего сарай. Осталось всего ничего, совсем немного поднажать.

Я не знаю, сколько уже прошло времени: небо все такое же серое и неприветливое. Не могу сориентироваться по солнцу. В любом случае, прошла целая вечность, не меньше. Руки дрожат, а спина горит огнем, в голове тяжко, словно ее залили бетоном.

Мне не под силу преодолеть последние шаги. Я падаю лицом в снег, холодный, как труп, уставший и безнадежно отчаявшийся. Крик боли вырывается изо рта прежде, чем я теряю сознание.

Ребекка.

Я в пустом нигде. Ни времени, ни запаха, ни самоощущения, ни самоверования. Меня больше нет, ничего больше нет, одно голое сознание, парящее в незыблемой темноте. Я ничего не чувствую, словно с меня содрали всю кожу, обнажив до предела.

Темнота и пустота вокруг настолько ощутимы, что внутри я не могу найти слов, способных описать это.

Где Алекс? Почему он не спас меня? Почему позволил провалиться в никуда?

Внезапно до меня долетает запах дыма. Он воскрешает во мне ужасные картины моего прошлого, к которому я не хочу возвращаться. Так пахнет мое сгоревшее тело с черными культями вместо рук.

Чтобы сейчас со мной не происходило, оставьте меня здесь.

Где ничего нет.

Где меня нет.

40.

Первое, что я вижу, когда открываю глаза - бревенчатый потолок с паутиной в углу. В голове туман, а во всем теле такая тяжесть, словно внутри одни камни. По сути, моя душа и есть... Одни камни.

Я пытаюсь восстановить события прошлого, но в голову лезут лишь обрывочные воспоминания. Мы сбежали со свалки, кругом был снег и трупы. И потрясающее небо, затягивающее меня своей красотой.

-Она проснулась, - говорит чей-то женский теплый голос справа от меня.

Я приподнимаю голову и вижу лицо пожилой женщины. Она улыбается мне так, словно я ее дитя родное. Следом слышатся шаги и голос Алекса.

-Ребекка!

Он так произносит мое имя, что хочется расплакаться.

-Что со мной было?

-Воспаление легких, деточка, - мягко говорит женщина.

-Мы еле вытащили тебя с того света, - бормочет Алекс, припавший к изголовью кровати. -Набор лекарств был очень ограничен, но мы смогли. Ты смогла, ты выжила!

Он гладит меня по волосам, словно не веря, что все уже позади. Так вот, где я была- на том свете. А там ничего так, миленько.

-Там не так уже и плохо, -тихо произношу я, снова закрывая глаза.

-На том свете?

Я киваю. Там нет меня и нет боли, которая могла бы терзать сердце и душу. Может, стоило мне дать умереть? Я не вижу ни одной причины, что задерживала бы меня здесь. Кроме него.

-Правда там не было тебя, - я поворачиваю голову и встречаюсь с Алексом взглядом. Мальчик с серебром в глазах. -Это было невыносимо.

Он приподнимается и целует меня в переносицу.

-Как ты смог? Ну, в смысле, ты нес меня на себе?

-Да, милая, - произносит женщина, - он постучался ко мне ослабленный настолько, что был уже не в силах стоять на ногах. Я даже не знала, кого из вас первого спасать.

-Точнее не постучался, я просто упал обессиленный недалеко от дома, крича от ужаса, что все безнадежно потеряно.

-Я почти так и сказала. Меня зовут Эдель, приятно познакомиться, я рада, что ты все-таки выкарабкалась

Женщина уходит куда-то вглубь дома.

Пахнет черным чаем и сладостями, как в детстве пахло у нас на кухне во время праздников. Мама пекла торт с карамелью и заваривала фарфоровый чайник черного чая.

Когда Эдель уходит, Алекс садится рядом на край кровати. Он обхватывает мое изможденное лицо теплыми ладонями и страстно целует в губы. Да так, что дыхание внутри сбивается, а сердце замирает на высокой ноте. Он целует меня долго, словно упиваясь этим. Я отвечаю ему тем же, наслаждаясь вкусом его губ. Как я раньше жила без его поцелуев?

-Я думал, что ты умрешь у меня на руках. Я не мог простить себе этого, - произнес он шепотом. - Я не представлял, что буду делать без тебя.

-Мне кажется, мы в последнее время только и делаем, что думаем об этом. Как мы будем друг без друга.

Я поднимаю руку и касаюсь кулона в виде куколки, что Алекс сделал в честь моего дня рождения.

-Знаешь что?- он запустил руку мне в волосы, нежно поглаживая их.

-Что?

-Я люблю тебя.

Его серебряные глаза, ясные словно хрусталь, излучали столько тепла и любви, что становилось дурно. Неужели, это все мое? Я очень боялась открыться этому новому чувству, боялась, что Алекс снова меня покинет. Как я тогда буду жить? Что тогда прикажете делать с этой любовью?

Он, не дожидаясь ответа, встал и вышел из комнаты, оставив меня лежать и заливаться краской, словно спелый помидор. Душа пела и летала где-то далеко в высоте зимнего неба, несмотря на все, что произошло за последнее время, я улыбалась. Не такое уж и ужасное чувство. Очень хрупкое, еще беззащитнее, чем призрачная надежда. Любовь. Странно было произносить его в отношении другого человека.

Я никого не любила, не считая родителей, да и их не особо. Чувство было мне незнакомо, я страшилась того, что оно может принести. В любом случае, лучше так, чем постоянно бояться и ненавидеть весь мир. Поживем, увидим.

Мне позволяют еще поспать, ссылаясь на слабость. Я с радостью проваливаюсь в сон, полный смутных черт и образов.

Позже, когда я просыпаюсь, они рассказывают, что мы здесь уже около четырех дней. Все это время я бредила, а они пытались не дать мне умереть. Без последствий наша прогулка не обошлась: Алекс отморозил на ноге два пальца, которые пришлось отрезать, отчего он сейчас хромает. А меня иногда разрывает такой сильный кашель, что, кажется, словно легкие сейчас окажутся снаружи.

Молитвами, травами и скудными лекарствами, они смогли вытащить меня. Этот долг мне никогда не отдать. Мне даже становится стыдно, они тут расшибались, чтобы спасти меня, а я летала в небытие и эгоистично мечтала, чтобы меня там и оставили.

Дом Эдель находится в нескольких милях от Города на городской трассе, она говорит, что лишь слепая удача привела нас к ее порогу. Ей около семидесяти лет, внуки и дети сгорели от А-2. Она добрая и отзывчивая старушка, которая с радостью приютила нас, не боясь, что мы можем оказаться заразными.

Один раз на мой вопрос, не боится ли она умереть, Эдель ответила: "Тогда я быстрее встречусь со своей семьей". И ушла готовить ужин из утки, что подстрелил Алекс.

Первую неделю я почти не встаю, позволяя, наконец, своему телу заслуженный отдых - весь день лежать и ничего не делать, разглядывая серое небо сквозь небольшое окно.

-Нас ищут?

-Не знаю, - спокойно говорит Алекс, принесший мне на подносе тарелку свежего супа Эдель. -С Города новостей нет, может, посчитали, что мы замерзли насмерть в той метели?

-Надеюсь на это. Я устала постоянно убегать и прятаться.

-Я тоже.