Жизненно необходимо.
Секунду мы смотрим друг на друга, как две статуи. Это парень, он выглядит немного старше меня. Я думаю, ему и восемнадцати нет. У него темные скатанные волосы, и одет он в лоскуты, некогда бывшие нормальной одеждой. Не похож на заразного. Я продолжаю светить ему в глаза, пытаясь разглядеть, черные они или нет. Заразен он или нет!
Черт!
Я успеваю отметить, что его левая рука пристегнута железными кандалами к трубе, что под сгибом уходит в стену. Интересно, кому понадобилось его тут пристегивать? Забавная ситуация, однако.
А в следующую секунду он поднимает другую руку, и в ней сверкает пистолет. Он стреляет без предупреждения. Я лишь успеваю согнуть колени, прогнувшись назад и брякнувшись неуклюже вниз. Фонарик со звоном разбивается об стену, разлетаясь снопом искр и стекла. Я слышу собственный крик, но никак не могу определить - задел он меня или нет. Кажется, я выронила топор. Боже, где мой топор?
Я нащупываю его на полу, и деревянная рукоять сладко ложится мне в ладонь. Я могу отбиться, ответить, нанести ему удар и убить этого парня, пока он не заразил меня или не пристрелил. Даже не знаю, что лучше. Я уже вижу, как его, череп подобно грецкому ореху, расколется пополам от удара, сочно брызнув кровью на пыльные стены.
Вот только я без недели пятнадцатилетняя девушка, в которую первый раз в жизни стреляли в упор; которая ни разу никого не била, тем более топором, да и держит его еле-еле; которая даже таракана дома никогда не убивала, а лишь плакала над ним. Я не смогу его убить. Никогда.
Выстрел оглушает меня настолько, что, кажется, больше я не смогу слышать. Я открываю глаза, стоя на карачках прямо на пороге этой комнатушки. Хорошо, что я не зашла внутрь, иначе лежала бы сейчас бездыханной тушкой, а он спокойно пожирал бы мою плоть. Монстр, сумасшедший, заразный.
Я разворачиваюсь к выходу и быстро ползу прочь, царапая топором пол. Вот так, боец всех бойцов. Вместо драки, я трусливо удираю. Я даже не удосуживаюсь оглянуться и посмотреть, куда он попал. Чувствую, как у меня от страха колотится сердце, выпрыгивая через глотку. Я не в силах рационально мыслить и мечтаю лишь убраться отсюда подальше.
-Эй! Эй! Стой! Я не заразный!
Он кричит мне в спину, надеясь, что я вернусь. Ага, уже бегу! Он только что чуть не пристрелил меня, а теперь зовет обратно? Чтобы не промазать в этот раз?
-Да стой же ты! Я думал, ты больная!
"Сам больной" - мелькает у меня в голове.
-Вернись! - я слышу лязг цепи об трубу, видимо, он пытается встать и догнать меня. Хах, он-то прикован, а я нет.
Я проползаю мимо стеллажей, подгребая топор, как подбитую ногу. Клубы пыли с пола поднимаются и лезут мне в нос и глаза, но это меня волнует меньше всего. Ни минуты не останусь в этом здании с этим заразным психом, который только что чуть не продырявил мне голову.
-Выпусти меня! - орет он из кладовки, срывая голос. -Ты должна мне помочь! Кроме тебя мне больше некому помочь!
Он так истошно заорал, что у меня аж сердце защемило. Я бегло оглянулась, что он стоит на коленях в груде тряпок, среди затхлой вони, прикованный к трубе, и смотрит на меня как на последнюю надежду человечества. Так мне, по крайней мере, показалось в свете, что пробивался с улицы. Мой фонарь-то разбит. Только я ничем не смогу ему помочь. Нет, нет, нет. Я с противной тяжестью я отвернулась и поползла дальше, в торговом зале встала на ноги, отряхнулась и бросилась к выходу. Его крики за моей спиной постепенно стали стихать.
Нет, он заразный, который хитрит и пытается выманить меня, чтобы убить. Мне так и не удалось разглядеть цвет его глаз, и это не просто пугало меня, это приводило в ужас. Я могу быть заражена. Вот так нелепо может закончиться моя недлинная и не очень счастливая жизнь. Зачем я только пошла в эту кладовку?
Я вылетаю на улицу, глядя под ноги, то и дело, цепляясь за стеллажи и дверные косяки, чтобы не упасть. Звон в ушах постепенно стихает, но голова все еще вибрирует от выстрела. Одному Богу известно, как пуля прошла мимо, видимо, мне еще рано записываться в подземное войско мертвых. Ноябрьский ветер встречает меня ударом в грудную клетку. Морозный воздух щиплет нос, а ветер рвет взмокшую ветровку. Несмотря на то, что на улице минус, хоть и небольшой, мне жарко.
Я широко открываю и закрываю рот, чтобы надышаться, как рыба, выброшенная на берег. После запаха мочи и гнили, мне кажется, что я попала в рай. На улице по-прежнему никого, лишь отблески далекого города напоминают о том, что я не одна.
А, ну да, еще есть псих в кладовке.
Проходит минут десять прежде, чем я успокаиваюсь. Все это время я хожу туда-сюда около входа на автозаправку. Нет, я его не выпущу, он заразный. А даже если нет, он отощал, пока там сидел, еду сам добывать не сможет, а я нас двоих не прокормлю. Он будет мне обузой.
Тут я вспоминаю, что ничего съестного так и не нашла, и ругаюсь вслух. Так я долго не протяну. Когда я стала такой жестокой? Там лежит человек, допустим, что даже здоровый, а вместо того, чтобы помочь ему, я сожалею, что не уперла лишнюю шоколадку.
Это уже вопрос не чести, а выживания.
Закон номер один. Движение - это жизнь.
Закон номер два. Почти все люди умерли.
Закон номер три. Каждый второй из оставшихся в живых - инфицирован.
Закон номер четыре. Никому не доверяй и надейся только на себя.
И я решаю идти дальше.
5.
За половину дня расстояние до автозаправки прилично возросло. Я стараюсь не думать о том парне, о заразном, но его умоляющие глаза преследуют меня, как наваждение. Мне даже порой кажется, что он сейчас выскочит из-за дерева и пристрелит меня в отместку за то, что не помогла ему.
"Ты должна мне помочь!"
Ничего я ему не должна.
Мысли, что я заразилась, панически носятся по голове, заставляя меня каждые полчаса тыкать булавкой себе в пальцы, проверяя цвет крови.
Пока что она нормального человеческого цвета.
Подушечки пальцев начинают болеть от постоянных проколов, но я не могу не проверять, иначе сойду с ума. Я должна убедиться, что здорова.
Вновь укол. Цвет нормальный. Паника внутри постепенно стихает, но я все еще на взводе.
Я разбиваю лагерь на ночлег в густом леске, из которого рукой подать до девяностого шоссе. Я стараюсь держаться ближе к нему, так как это признаки остаточной цивилизации, остаточного мира, который погряз в болезни и безумии. Мне так проще не сойти с ума. Да и в чащу углубляться страшно.
Лес пахнет свежестью и снегом, хотя земля еще голая. Я помню этот запах с детства. Когда выпадал первый снег, укрывая все легким серебром, мама всегда брала меня в лес искать сокровища. И мы их находили: свернутые в платочки различные безделушки. Сломанные заколки и гребешки для волос, браслеты и кольца без камней. Мама всегда говорила, что они прошли через много битв, поэтому так выглядят. Должно быть, она сама заранее прятала их по всему лесу. Сейчас мне это кажется таким важным.
Чем-то, что не стоит забывать. Если не иметь таких драгоценных крупиц приятных воспоминаний, то можно очень быстро съехать с катушек.
Как глупо будет умереть прямо сейчас, заразившись от какого-то психа, которого я могла просто пройти мимо. Пройти мимо собственной смерти.
Я усаживаюсь в основании широкого дуба, надеясь, что его корни с трех сторон хорошо защитят от ветра ночью. Снова проверяю кровь. Нормальная. Можно было бы развести огонь, но жарить мне все равно нечего, а зря привлекать внимание непрошенных гостей, будь то люди или звери, я не хочу. Встретилась сегодня уже с одним, хватит.
Снова, как только я закрываю глаза, я вижу его, пристегнутого к мощной трубе. Он, наверняка, давно не ел и не пил. Мне все еще любопытно, кто и зачем его туда приковал. Как долго он там? Должно быть, он при смерти. Ну, а мне-то что? Каждый сам за себя. Я сама-то не уверенна, что не при смерти.
Вот только мне теперь постоянно кажется, что я слышу его: "Ты должна мне помочь! Я думал, ты больная!"
