Правда, я до сих пор не придумала, что мне делать и как спасти Алекса. Его будут казнить на площади перед Центром ликвидации, во-первых, название говорит само за себя, во-вторых, площадь должна вмещать порядочно народу для публичных мероприятий. К таким умозаключениям прийти не сложно, поэтому я искренне верила, что права. Это заметно облегчило бы мне задачу, которая еще толком не сформировалась в голове. Тут либо пан, либо пропал. Если я ошиблась, то его казнят где-нибудь в другом месте. У меня лишь один шанс на миллион.
С высоты хорошо был виден город, просыпающийся под лучами солнца. Я подползла ближе, осторожно выглядывая из-за края. Теперь Город уже не кажется таким величественным. Лишь ближе к центру сохранились высокие дома, старые полупустые многоэтажки, окраины сплошь забиты лачугами, сколоченными из всего, что попалось под руку. Даже из кирпичей старых домов. Люди живут здесь в полнейшей нищете, и, если верить словами Стиви, то еще и с конкретно промытыми мозгами. Их держат в страхе, в подчинении.
Может, это не так уж и плохо, если учитывать, что за стенами Города жители будут предоставлены сами себе, одни перед лицом вируса. Здесь же им дают слабую защиту и хоть какую-то гарантию на завтрашний день. Далеко не все люди могут сами постоять за себя, не все могут выживать в гордом одиночестве, как Алекс или Рик.
Поэтому эта модель Города вполне имеет полное право на существование. Даже несмотря на царящую нищету, голод и братоубийство за кусок хлеба. Собственно, так было и раньше. А-2 тут не сильно-то и постаралась.
Внизу на площади уже начинали появляться первые зеваки, случайно проходившие мимо. Я заметила небольшой постамент квадратной формы в самом начале лестницы, ведущей к главным дверям здания. Мое сердце противно екнуло, но и испытало облегчение - я не ошиблась с местом.
В голове было больше вопросов, чем ответов. Я не могла найти рационального объяснения тому, что Стиви меня отпустил. До утра я думала лишь об одном: почему? Что я ему в жизни сделала хорошего? Хотя плохого-то я ему тоже ничего не делала, но это не мешало раньше насиловать меня и унижать всеми доступными способами.
Я снова и снова прокручиваю события этой ночи, как старую кинопленку, пытаясь найти ответы. Они блуждают вокруг, никак даваясь мне в руки. Вот я свисаю с края крыши, а надо мной стоит Стиви. Он смотрит на меня, но молчит. Молчит невыносимо долго. Какая внутренняя борьба заставила его не выдавать меня? Какие ответы искал он в моих глазах? Почему он заступился за меня?
Как настоящий брат.
Или это был такой странный способ сказать: "Извини"? Я исправился?
Плохо верится. Люди не меняются, меняются лишь обстоятельства.
Самые различные догадки разных сортов и мастей роились в голове, словно пчелы в улье. Под утро я устала искать объяснение его поступку, решив, что это был родственный порыв одинокой души. Если я буду в это верить, то это почти станет реальностью. Может, судьба еще сведет нас и даст возможность спросить у него самого, что это было. Тем не менее, он сделал то, что сделал, и я была безумно ему благодарна. В причинно-следственных связях разберусь потом.
Возможно, я допускаю самую большую ошибку из всех возможных. Жизнь покажет.
Боже, как же холодно, наверно, я никогда не смогу отогреться, если, конечно, выживу. Мертвой-то мне будет уже все равно, какая температура за бортом. Но это мелочи, сейчас надо сосредоточиться на одной единственной задаче - спасти Алекса любой ценой. Я не отступлю.
Народу все прибавлялось, как и охраны около здания. Сверху они казались такими уязвимыми, мелкими. Сбросить бы сейчас им на плечи боеголовку и покончить с этим. Но нельзя отрицать и того факта, что здесь живет большое количество мирных людей: кто против войны, кто просто старается выжить. Правительство культивирует их настроения, страхи и уважения своими жестокими целями, но в итоге все получают то, что хотят: правительство - власть, простые люди - возможность выжить.
Все время я не высовываюсь, солнце встает за моей спиной, что дает мне шанс быть незамеченной - сложно разглядеть выглядывающую голову девчонки на крыше здания, смотря против солнца. Но я осторожничаю, не хочется оплошать в такой ответственный момент. Я почти спасла его, у меня почти получилось.
Наконец, наступил час икс: из главных дверей вышел высокий мужчина средних лет в черном пальто, вызвав радостные возгласы толпы. Наверняка, важная шишка, если даже не самая главная. Он поднял руки в перчатках, и гомон толпы затих.
-Приветствую вас, граждане нашей большой семьи, -от его бархатного голоса у меня мурашки стадами носились по спине. -В этот замечательный день мы снова празднуем победу над болезнью! С Вами ваш покорный слуга, президент Объединенного во благо Города, Портер Джонс! Я безумно рад видеть всех вас в добром здравии, скажем же спасибо за это!
Толпа радостно загикала, отовсюду слышались крики одобрения, народ хотел хлеба и зрелищ. Кто-то кинул "Портер", и народ моментально подхватил возглас, словно огонь подхватывает сухие листья. Они все сумасшедшие, все до единого. Я подтащила винтовку ближе к краю, надежно устанавливая ее. Я не имею право на ошибку, у меня есть всего один шанс, и надо его использовать. Жаль, не было возможности потренироваться в стрельбе.
-Совсем недавно нам удалось поймать, - мужчина многозначительно замолчал, - заразного.
Кажется, я услышала, как у всех одновременно отвалилась челюсть. Некоторые аж перекрестились. Ненормальные.
-Но! Позвольте вас успокоить, мы не дадим А-2 победить нас! Я, Портер Джонс, обещаю, что не дам вас в обиду,- он стал говорить громче, вдохновляя толпу. - Мы не позволим нашим детям умирать от болезни! Вы хотите вернуть смутные времена с погребальными кострами и столбами дыма до самых небес?
Народ в ужасе отрицательно качал головами. Да, хорошенько им промыл мозги этот Портер всеми своими громкими лозунгами. Поколения сменяют поколения, а ничего не меняется. Если ты громко и внушительно пообещаешь людям хорошей жизни и избавления от всех тягот и невзгод, то можешь смело считать себя новым Богом. Или Портером Джонсом.
-Чтобы не дать болезни сломить нас, мы должны сломить болезнь! Вы со мной согласны?
Гениально сказал, я чуть не прослезилась. Тьфу, ересь какая.
-Мы уничтожим заразного! Мы не дадим ему убить наших детей и разрушить все, что мы спасли!
Словно по сигналу квадратный постамент отъехал в сторону, и из-под земли лифт поднимал Алекса. В защитной маске и пластиковых наручниках. Весьма опрометчиво с их стороны, они-то уверены, что все идет по плану.
Я тихонько ахнула: Алекс был в одной футболке и джинсах. На него жалко смотреть: всклокоченные волосы, кровь и синяки, раскрашенные словно радуга. Я закусила губу, чтобы снова не расплакаться, Господи, когда-то же слезы должны закончиться. Алекс оглядел толпу и устало опустил голову. Он потерял всякую надежду. Хочется закричать, подать ему знак, что еще не все потеряно, но это слишком большой риск.
"Потерпи еще немного, скоро все закончится", - мысленно умоляла я Алекса. Видеть его в таком состоянии было невыносимо.
-Вот он! Заразный! - гремел над площадью голос мужчины. - Я, как верховный главнокомандующий, вручаю его судьбу в ваши руки!
Кто-то выкрикнул "Убить!". Толпа молчала, пробуя слово на вкус, потом отовсюду послышалось сначала тихое, потом все громче: "Убить! Убить!". Каждый считал своим долгом крикнуть, приложив руку к казни заразного.
Всех мне их не уничтожить. Угроза была такой сильной, что ее можно было потрогать, словно паутину. Я еще раз вытерла руки о края куртки, несмотря на мороз, они вспотели, и крепче взялась за винтовку. Это я во всем виновата: в этой вакханалии, в том, что творится внизу. Не приведи Алекса с собой, он не попал бы в плен и не стоял бы сейчас перед толпой выживших, готовых его растерзать.
Надеюсь, Алекс простит меня за это.
